Здесь и в дальнейшем термины «Сирия, Финикия и Палестина» будут употребляться исключительно в их древнем значении, когда Сирия включала лишь западную часть современного государства Сирии (от р. Евфрат до Средиземного моря) и отчасти прилежащие области Турции к югу от гор Тавра; древняя Финикия примерно соответствовала современному государству Ливан; древняя Палестина занимала не только территорию, выделенную по решению Организации Объединенных Наций государству Израиль, а также территорию палестинских арабов, но и современную Иорданию (эта часть древней Палестины называется также «Заиорданьем»).
В природном отношении эти области весьма разнообразны. От Египта древняя Палестина была отделена пустыней; сама Палестина — страна природных контрастов: к западу от р. Иорнан она занята нагорьем, а отчасти оазисами и плодородными долинами; плодородная низменность тянется и вдоль Средиземного моря. А на севере поднимаются нередко покрытые снегом вершины. Заиорданье было отделено от остальной Палестины глубокой, заросшей влажным лесом и чащами папируса впадиной р. Иордан и соленым Мертвым морем с его выжженными солнцем, почти безжизненными берегами; горное или холмистое Заиорданье было покрыто степной растительностью, постепенно переходя в Сирийско-Аравийскую полупустыню.
Финикия отгорожена от остальной Передней Азии высоким горным хребтом Ливана c кедровыми и прочими лесами, альпийскими лугами и снежными вершинами. Склоны Ливана, обращенные к морю, покрывала вечнозеленая средиземноморская растительность, и влажные морские ветры, приносившие дожди, делали ненужным искусственное орошение.
К востоку от Ливана расположена Сирия. Ее с юга на север прорезает долина между Ливаном и Антиливаном; в южной части она называется Бека'а, или Келесирией; здесь на юг течет речка Литани, прорывающаяся к морю, а на север — река Оронт (ныне аль-'Аси); за Антиливаном, в сторону Сирийской полупустыни, находился большой оазис Дамаска, а за ним шли бесплодные лавовые поля; караванный путь, которому обычно угрожали скотоводческие племена, проходил через маленький оазис Пальмиру в сторону среднего течения Евфрата. Излучина этой реки составляла в древности северо-восточную границу Сирии. Северная Сирия простиралась от Средиземного моря (куда, пройдя через ныне уже почти не существующие озера и болота, впадала, сворачивая к западу, р. Оропт) до гор Малоазийского Тавра и переправ через Евфрат. Устье Оронта широко открывало доступ ветрам со Средиземного моря в эту холмистую страну, и поэтому она была достаточно плодородна.
Уже из этого описания ясно, что Восточное Средиземноморье (под этим названием можно объединить все эти три исторические области) не представляло собой в природном отношении ничего целостного и единообразного; здесь встречались и пустыни, и плодородные низменности, и нагорья, и вечнозеленая растительность, и болота, и снежные горы. Но не существовало полноводных разливающихся рек, на основе которых могла бы возникнуть обширная ирригационная система, вынуждающая к созданию обширного государства с сильной центральной властью. Страна была в древности богата ценными породами леса, но полезных ископаемых здесь тогда открыли сравнительно мало; если через Сирию и Палестину провозили медь, то она шла либо с юга, с Синайского полуострова, либо с севера, от верховьев р. Тигр, либо с запада — с о-ва Кипр. Лишь позже и на юге Палестины стали добывать медь, железо и естественный асфальт. Зато здесь всегда проходили важнейшие караванные пути — из Египта в Малую Азию и Месопотамию и обратно. Заметим, что если в нашем представлении слово «караван» связывается с вереницей верблюдов, то древние караваны перевозили грузы на ослах; самых выносливых разводили на продажу в дамасском оазисе.
В пещерах Восточного Средиземноморья найдены едва ли не самые архаические останки «Человека разумного». Палестина, Сирия, Малая Азия, горы Верхней Месопотамии и области за Тигром были самой первой родиной скотоводства и особенно земледелия. К XI—Х тысячелетиям до н.э. относится натуфийская культура (названная так по сухому руслу Натуф в Палестине), по мнению некоторых исследователей, созданная первыми носителями афразииских языков; натуфийцьг жили в полуземлянках из глины, песка и камня, жали дикие злаки специальными деревянными серпами с кремневыми зубьями, возможно, начали приручать дикий мелкий скот. В Палестине (в Иерихоне), так же как в Чатал-хююке (в Малой Азии) и в некоторых пунктах Сирии, уже в VIII тысячелетии до н.э. существовали процветающие земледельческие поселки, иногда (как в Иерихоне) обнесенные мощными каменными стенами еще в раннем неолите. Есть основание полагать, что именно Палестина-Сирия была центром расселения одной из групп племен, говоривших па афразииских языках,— семитов; отсюда они распространились по всему Аравийскому полуострову (южноаравийцы и арабы), Восточному Средиземноморью (западные семиты) и Месопотамии (аккадцы). Ни одно из этих племен первоначально пе было вполне кочевым, хотя, чем дальше в глубь степей и полупустынь, занимавших в IV—III тысячелетиях до н.э. всю Аравию, тем большую роль играло овцеводство и тем меньшую — земледелие.
Однако в дальнейшем — может быть, в связи с постоянным движением племен и войск по сиро-палестинским тропам или в связи с недостатком сырья, необходимого для техники медно-каменного и затем бронзового века,— развитие общества здесь определенно замедлилось по сравнению с Южной Месопотамией п Египтом; во второй половине III тысячелетия до н. э. подлинные города-государства типа шумеро-аккадских возникли здесь лишь в Северной Сирии (где процветал, в числе прочих, важный город Эбла, связанный со Средней и Нижней Месопотамией), а также в одном пункте на финикийском побережье — в г. Библ, центре вывоза драгоценного кедра в Египет.
Изучение древнейших географических названий на этой территории и отчасти непосредственные данные египетских и месопотамских текстов заставляют считать, что Восточное Средиземноморье по крайней мере с III тысячелетия до н.э. было заселено различными группами западных семитов. Они могут быть классифицированы по некоторым особенностям их говоров; условно эти говоры можно разделить так: эблаитский говор оседлого населения Северной Сирии и Северо-Западной Месопотамии; аморейские говоры преимущественно скотоводческого населения этих же или несколько более широких территорий; ханаанейские говоры Палестины и Финикии; и арамейские говоры племен, выступивших на историческую арену несколько позже, а пока обитавших в глубине Аравийского полуострова в контакте с племенами арабов.
Помимо этого, с III тысячелетия до н.э. с гор вокруг озер Baн и Урмия (на территории совр. Турции и Ирана), а в конечном счете из Закавказья отдельными волнами через Верхнюю Месопотамию и Сирию шло продвижение хурритских племен, о которых речь шла в предыдущих лекциях; первая волна во второй половине III тысячелетия до н.э. достигла Северной Палестины. При династии Аккаде (XXIII в. до н.э.) в Северную Сирию проникали месопотамские войска, а позже, при III династии Ура (XXI в. до н.э.), на Северную Сирию и Библ временно распространило свою власть царство Шумера и Аккада; несколько позднее начали свои набеги на Палестипу фараоны египетского Среднего царства; Библ на некоторое время становится изолированным центром египетской культуры среди семитского населения (древние египтяне, как известно, говорили на афразийском языке другой, не семитской ветви). Однако к концу III тысячелетия до н.э. Библ и его египетский храм были сожжены: возможно, именно тогда, как гласит предание, на берегах Средиземного моря обосновалась та группа племен, вышедших из Северной Аравии и говоривших на западносемитском наречии ханаанейской группы, которая позже носила имя финикийцев. Севернее Библа сохранился говор аморейского типа, в частности в г. Угарите, впоследствии удачно соперничавшем с Библом.
К концу III тысячелетия до н.э. уже все Восточное Средиземноморье покрывается сетью раннеклассовых городов-государств; города были укреплены стенами, в центре их — святилища и резиденции местных правителей, окруженные лепящимися друг к другу глинобитными и кирпичными домами, обычно двухэтажными, с открытой или зарешеченной галереей на верхнем этаже, где обитали хозяева. В нижнем, часто каменном, хранились запасы и ютились рабы. Города были расположены почти исключительно по долинам; нагорья были мало населены, а по окраинам — в дамасском оазисе, Заиорданье и в других областях на краю пустыни — люди жили в шатрах и весной, когда степи цвели, откочевывали со стадами от засеянных в оазисе полей. Жизнь этих племен красочно описана в древнеегипетской «Повести о Синухете», а позже — в повествованиях Библии о племенных патриархах.
Основной ячейкой общества пастухов-амореев этого времени была родовая община, составлявшая часть племени, а иногда и племенного союза. Власть главы патриархальной большой семьи распространялась помимо его жен и детей также на семьи сыновей, на чужаков, присоединившихся к роду или усыновленных им, на рабов и рабынь. Патриарх распоряжался жизнью и смертью и всем имуществом этих лиц. Делами племенной общинной группы ведал совет «старцев» и вождь, которого выкликали на сходке всех взрослых мужчин-воинов. Время от времени вокруг того или иного предводителя складывались боевые дружины, которые могли явиться ядром родо-племенного ополчения. Иной раз споры между соседями решались единоборством силачей с той и другой стороны.
Оседлое земледельческое население, однако, преобладало. Крупнейший город Северной Палестины — Хацор занял к этому времени площадь в 50 га, очень большую по тогдашним временам. Хацор вел торговлю далеко — даже с Мари на Евфрате. В Финикии и приморской Сирии не только Библ, но и Угарит н ряд других поселков превратились хотя и в гораздо меньшие, чем Хацор (обычно раз в десять), но процветающие городки. Причиной расцвета было раннее развитие торговли в Финикии, и прежде всего с Египтом: финикийцы возили туда на кораблях строительный лес, и египтяне стремились держать в Библе своих царских чиновников. В то же время, как показывают торговая переписка из Каниша в Малой Азии и известия о постоянном следовании египетских царских людей через пастушеские районы, сухопутная торговля через Сирию как с Египтом, так и с Месопотамией и Малой Азией тоже имела серьезное значение. Важнее всего была, конечно, торговля транзитная, но и сама Сирия торговала лесом, вьючными ослами и слоновой костью (в Сирии тогда ещё водились слоны). В соответствии с направлениями торговли, если на побережье ощущалось египетское влияние (в Библе найдено много египетских надписей), то во внутренних частях страны — также и аккадское: здесь не только много людей умели говорить по-египетски, но встречались и такие, кто мог писать клинописью.
Еще недавно считалось, что в III тысячелетии до н.э. внутренняя Сирия не достигла уровня классовой цивилизации; эта точка зрения изменилась после находок итальянской экспедицией на городище Телль-Мардих, под которым скрывался древний город Эбла. Раскопки эти вызвали международную сенсацию, так как распространился слух о том, что найден центр неизвестной ранее империи и что тексты из Эблы якобы подтверждают некоторые библейские легенды. При ближайшем изучения материала предположения эти не подтвердились, а для науки оказалось важным главным образом то, что теперь установлено существование в Сирии уже в III тысячелетии до н.э. цивилизации, не связанной с речной ирригацией.
Тексты из Эблы писаны шумерским письмом, сохраняющим архаические особенности времен РД II, хотя они современны периоду РДIII в Нижней Месопотамии (XXVI—XXIII вв. до н.э.); но предназначены эти тексты для чтения по семитским правилам, однако не по-аккадски, а на ранее неизвестном семитском языке, который условно назван «эблаитским». Большинство текстов — хозяйственные документы, хотя имеются также шумеро-эблаитские словари и небольшое число религиозных текстов.
Эбла представляла собой город-государство, вероятно наиболее сильное в пределах земель по Евфрату, вплоть до долины р. Оронта: от Мари на среднем Евфрате до Катны в Южной Сирии; именно эти земли, возможно, соответствуют ареалу распространения «эблаитского» языка, но государственные пределы самой Эблы были значительно меньше. Вокруг городов здесь обитали уже тогда аморейские скотоводческие племена.
Территория собственно Эблы делилась на центральную (название не поддается прочтению) и периферийную, шум, урубар, Обе части земли были подчинены дворцу (или дворцу-храму), но первая входила в дворцовое хозяйство непосредственно, а люди земли уру-бар были лишь обязаны поставками дворцу; многие из них были оседлыми скотоводами. Существовала ли еще земля, вовсе дворцу не подчиненная, — из документов не видно. Положение лиц, работавших на дворец, видимо, походило на илотское, но это подлежит еще уточнению.
Правитель Эблы носил титул маликум, буквально «тот, кому советуют»; в большинстве позднейших семитских языков, кроме аккадского, этот термин означает «царь», в отрезках текстов, писанных по-шумерски, он называется эн. При маликуме Эблы состояло два советника (в других городах — несколько) и ряд начальников, шаррум (по-шумерски лугадь).
Дворец Эблы выходил на небольшую площадь, обнесенную лоджиями, под одной из них был постамент — возможно, для кресла правителя: здесь принимали послов и купцов из-за рубежа и, вероятно, поставщиков дани из владений самой Эблы. Сам дворец имел усложненную планировку «нанизываемой» структуры — к нему постоянно пристраивались новые помещения, и в конце концов он стал «сползать» с холма-цигадели на плоскость (в пределах городских стен).
Эбла была крупным центром международной торговли; в документах часто упоминаются странствующие торговцы, лу-кар — «люди пристани (рынка)». Во дворце были найдены большие запасы необработанного бадахшанского лазурита (из Афганистана) и обломки алебастровых сосудов из Египта, в том числе с надписями фараонов Хефрена и Пиопи I.
Однако такие товары привозили иноземцы, а не эблаитские торговцы и купцы: просмотр документов показывает тесные связи Эблы только с городами Северной (сирийской) Месопотамия (Абарсаль, Мари), а также с областью за Тигром (Гасур) и с северным Шумером (Киш). Даже Угарит, всего в нескольких десятках километров к западу от Эблы на побережье Средиземного моря, упоминается только в словарном списке названий местностей, но не в деловых документах (этот список восходит к тому же к нижнемесопотамской писцовой традиции). Ни разу не упомянуты ни Библ, ни другие города Палестины и Сирии, не говoря уже о Египте, Малой Азии или Иранском нагорье. Египетские и подобные изделия попадали в Эблу, очевидно, через многих посредников.
Из сообщений царей династии Аккада (Саргона Древнего и Нарам-Суэна) следует, что они совершали походы против Эблы и есть все основания считать, что Эбла была разрушена в правление ее последнего царя, Ибби-Зикира, Нарам-Суэном аккадским в конце XXIII в. до н.э. После этого Эбла вновь возродилась в начале II тысячелетия до н.э., но уже никогда не имела прежнего значения. Население ее к этому времени слилось с окружающими амореями.
В начале II тысячелетия до н.э. в Северной Сирии выдающуюся роль играет могущественное государство Ямхад со столицей в г. Халебе — аморейское по составу населения, аккадское по культуре. А в Южную Сирию (Катна) и даже вплоть до финикийского побережья проникает политическое влияние верхнемесопотамского царя Шамши-Адада I.
В городах-государствах Сирии, о которых мы имеем мало письменных данных (исключение составляют недостаточно изученные архивы XVIII в. до н.э. из г. Алалаха к северу от нижнего Оронта), социальное устройство было, по-видимому, очень сходным с описанным ранее (лекция 8) для хурритского общества Аррапхэ. Это объясняется не только тем, что в Алалахе жило много хурритов, но прежде всего одинаковым характером экономики и уровня ее развития. Любопытно, что здесь царь города иногда жаловал или продавал своим имущественным агентам или просто приближенным целые общины; документы сформулированы именно как сделки дарения или купли-продажи, хотя полагают, что на самом деле речь идет лишь о передаче права получать с этих селений налоги и повинности. По-видимому, существовали как обратимые, так и необратимые сделки об отчуждении земли, иногда скрывавшие изъятие имущества за долги. Ростовщичество было сильно развито. Давали в долг и отдельные хозяева, и целые сельские общины. Очевидно, происходило интенсивное имущественное расслоение общества с обнищанием рядовых общинников; многие из них бежали и становились хапиру(От высказывавшегося ранее предположения о том, что будто в термине хапиру следует видеть древнейшую форму этнического названия «еврей», большинство современных исследователей решительно отказались, и оно поддерживается лишь немногими.), скрываясь в кустарниках Сирии.
Между концом XVIII и началом XVI в. до н.э. произошло просачивание в дельту Пила вооруженных скотоводческих племенных групп — так называемых гиксосов — из Палестины или с Синая. Боевые отряды пришельцев постепенно захватили власть в северных номах Египта, и их вожди стали присваивать себе фараонские титулы. В Египте гиксосы потеряли свою этническую обособленность и слились с местным населением. Остается неясным, в какой мере они сохраняли господство и в местах своего первоначального обитания. Но именно в это время наблюдаются признаки роста благосостояния в городах и сельских местностях Палестины; однако богатые, обширные и комфортабельные дома знати контрастируют с жалкими хижинами бедноты: процесс резкого имущественного расслоения шел и здесь. Палестина не была в это время политически единым целым. На частые междоусобные войны указывают мощные укрепления городов и археологические следы их разновременного разрушения неприятелями. Возможно тем не менее, что палестинские города поминально признавали верховную власть гиксосского царя в г. Аварисе; вторым гиксосским центром могла быть Газа в южной части палестинского побережья.
Во второй половине XVII в. до н.э. царство (или царства) гиксосов в Египте начинает клониться к упадку. С начала XVI в. в Восточном Средиземноморье появляется сразу несколько новых важных политических факторов.
На севере хурритская держава Митанни поглотила мелкие аккадские, хурритские и аморейские царства, не исключая могущественного некогда царства Ямхад за Евфратом, державшего ключи от Сирии. Идри-Ми, один из царей Алалаха этого времени, рассказывает в своей надписи, как в городе его произошел переворот, как он вынужден был бежать на колеснице с одним верным возничим к горным хапиру и провел там несколько лет, прежде чем снова смог овладеть городом, но уже, по-видимому, на условиях признания верховенства Парраттарны, царя Митанни.
Непосредственно государственная власть Митанни к западу от Евфрата вряд ли была когда-либо прочной, но распространение митаннийского влияния было значительным, индоиранские и хурритские имена династов встречаются вплоть до конца XV в. до н.э. в самых разных городах обеих этих стран, притом что языками населения Сирии и Палестины оставались ханаанейские (на юге) и аморейские (на севере), западносемитские говоры (лишь отчасти также хурритские). Такое положение объясняется скорее всего тем, что династы были родичами митаннийских царей, потому что живого индоиранского языка за пределами Иранского нагорья в Передней Азии этого времени не существовало.
Возвышение Митанни совпало со временем, когда были сделаны два важных изобретения, способные обогатить Сирию и Финикию. Около XVIII—XVII вв. до н.э. хурриты Верхней Месопотамии изобрели способ изготовления мелкой посуды из непрозрачного цветного стекла; эта техника распространилась впоследствии также в Финикии, Нижней Месопотамии и Египте, но в течение некоторого времени хурриты и финикийцы были монополистами в международной торговле стеклянными изделиями. Не позже конца XVI в. до н.э. в Финикии открыли способ окраски шерсти в лилово-красный и лилово-синий цвет пурпуром — краской, добываемой из морского моллюска. В связи с этим большое хозяйственное значение приобретает ввоз дешевой некрашеной шерсти из скотоводческих районов Сирии (вероятно, и с Крита, а позже из всей Передней Азии) в Финикию и экспорт оттуда пурпурной шерсти (сама краска была нетранспортабельна). В маленьких городках ханаанейской Финикии стали скапливаться большие запасы хлеба и мегаллических изделий, поступавших в изобилии в обмен па пурпурную шерсть. Начинается оживленная торговля (а также и разбой) финикийцев в более отдаленных частях Средиземноморья. Примерно с 1400 г. до н.э. в Сирии и Палестине как свидетельство происходившей торговли появляется микенская и кипрская керамика; весьма вероятно, что финикийцы стали ввозить морем также испанское олово, что удешевило изготовление бронзы в Передней Азии (но это, может быть, происходило уже позже).
Возросшая роль купцов замедлила развитие в Финикии монархического строя месопотамского или египетского типа: хотя почти в каждом городке были цари, по в целом управление в них носило олигархический характер с известными пережитками первобытной демократии.
Расцвет ханаанейских городов Палестины и Финикии, аморейских и хурритских городов Сирии, которого можно было ожидать в этих условиях, не состоялся из-за начавшегося вскоре после 1600 г. до н.э. египетского завоевания. Гиксосская власть в Египте была уничтожена, и фараоны новой XVIII династии перешли от отдельных набегов к планомерному наступлению на Палестину — Финикию — Сирию. Фараон Яхмес I занял последний оплот гиксосов в Южной Палестине, в последней четверти XVI в. фараон Тутмосис I совершил поход до самого Евфрата; после мирного правления женщины-фараона Хатшенсут со времени ее преемника Тутмосиса III начинается длительное кровавое и систематическое разорение ханаанейских городов. Каждый египетский поход завершался не включением пройденной территории в состав Египта, а лишь грабежом сел и городов (особенно дворцов), угоном скота и людей. Административные мероприятия фараонов были весьма примитивны. Было создано несколько египетских крепостей, контролировавших основные дороги и перевалы. Наличие гарнизонов побуждало местных правителей в течение возможно более длительного времени умиротворять завоевателя дарами и данью; в виде гарантии к египетскому двору забирали в качестве заложников их детей: сыновей воспитывали в духе преданности фараону, дочерей отдавали в его гарем. Но фараоны никогда не пытались распространить внутреннюю административную систему египетского государства на Палестину и Сирию в целом. Небольшие отряды, которые они держали при дворах отдельных царьков, имели значение скорее наблюдательное — взимание налогов, например, не входило в их задачи: и ценности, и рабочая сила выкачивались из Палестины, Финикии и Сирии не регулярным обложением, а более или менее постоянными воинскими походами, сопровождавшимися грабежом и погромами на уже покоренной территории. Списки добычи, высеченные на стенах египетских каменных храмов (хотя, вероятно, не вполне достоверные по приводимым в них цифрам), перечисляют цветные ткани, лес. колесницы, слоновую кость и изделия из нее, золотые и серебряные изделия во множестве, большие количества зерна, масла, десятки и сотни тысяч угнанных людей, сотни тысяч голов скота. Царьки и их знать, несомненно, старались наверстать потерянное усиленной эксплуатацией и закабалением своих же граждан, попадавших в неоплатные долги. Значительная часть населения городов и окрестных сёл, как видно, бежала из них, пополняя ряды хапиру. Потери сиропалестинских государств от египетских нашествий к концу XV в. до н.э. составили уже, видимо, огромный процент населения(Любопытно, что, несмотря па приток десятков тысяч пленных («сотни тысяч» в военных реляциях, возможно, следует считать преувеличением) и на богатую добычу, население Нильской долины, по-видимому, не росло: очевидно, смертность среди эксплуатируемого населения была очень велика).
Хотя фараонам удалось оттеснить митаннийские силы за Евфрат, сломить Митанни они не сумели. Митаннийские цари поддерживали постоянную связь с силами неорганизованного, но непрекращающегося сопротивления фараонам в их собственном сиро-палестинском тылу. Однажды египетским воинам удалось, например, схватить агентов митаннийского царя, несших на шейных шнурках глиняные таблички с клинообразным текстом писем местным царькам. Главное же заключалось в том, что, чем роскошнее и богаче была добыча фараона, тем более замирала торговля по сиро-палестинскому пути, а без нее страна была недостаточно богата, чтобы непрерывно снабжать Египет всеми видами ценностей. В конце концов фараон Тутмосис IV был вынужден договориться о мире и разделе сфер влияния с митаннийским царем Артадамой I. Северная Сирия с выходом к Средиземному морю осталась в зоне Митанни, а в своей зоне египетские фараоны сделали попытку наладить выкачивание средств без ежегодных военных погромов.
Конец XV — начало XIV в. до н.э. выделяются обычно в истории Палестины — Финикии — Сирии в качестве «Амарнского периода» по тому формальному признаку, что это время довольно подробно освещено дипломатическими клинописными документами, сохранившимися частью на городище Телль-Амарна в Египте (древняя столица фараона Аменхотепа IV— Эхнатона), частью на городище Богазкёй (древняя столица царей Хеттской державы). Участники дипломатической переписки пользовались клинописью и разными языками: касситские и митаннийские цари — аккадским (митаинийские — также и хурритским), хеттские — аккадским же и хеттским, царьки Восточного Средиземноморья — странным, искусственным полуаккадским, полуханаанейским языком.
В это время фараон держал своих резидентов в трех пунктах — на юге Палестины, на юге Сирии и на севере Финикии. В остальном порядок управления оставался прежним. Любопытно, что любого местного сиро-палестинского правителя могли именовать тремя разными обозначениями: для фараона он был «человек такого-то города», в дипломатических документах — «градоначальник», а для собственных подданных — «царь». Только правитель Хацора решался называть себя «царем» даже в письмах к фараону. Власть градоправителя, во всяком случае, всегда была ограничена советом старейшин, а в ряде случаев совет или даже «сыны города» (т.е. народное собрание) преспокойно правили городом и без царя и даже непосредственно сносились с другими правителями и с великими державами. Из палестинских городов-государств важнее других были Газру (Гезер), Лахиш, Иерусалим, Мегиддо, Хацор, в Финикии—Библ; важный торговый пункт Угарит на Средиземноморском побережье Сирии принадлежал скорее к митаннийской зоне влияния; в Южной Сирии особое значение имел город Кинза с ханаанейским прозвищем «Священная» (Кудшу; более известен под условным египтологическим обозначением Кадеш). Кинза-Кадеш закрывала доступ с юга в долину р. Оронта.
В самом начале XIV в. до н.э. в горах между Финикией и Сирией возникло новое, весьма любопытное государство. Основное его население составляли хапиру; а так как они не имели определенного единого племенного или территориального происхождения, то и название повое государство получило весьма неопределенное — Амурру; до конца XV в. это по-аккадски означало просто «запад, место обитания пастушеских племен» (которые поэтому назывались «амореями», т.е. «западными»; их самоназванием, видимо, было «сутии»). Хапиру уже и раньше, где могли, образовывали собственные самоуправляющиеся общины; часть из них шла на военную службу к местным царям (преимущественно подальше от фараонского Египта), и все они были враждебны царской власти вообще и фараонской в особенности.
Этими-то хапиру решил воспользоваться как орудием честолюбивый создатель царства Амурру — Абди-Аширта. По донесению, полученному фараоном Аменхотепом III, oн произнес перед своими сторонниками такую речь: «Соберитесь, и нападем на Библ. И если там не будет человека, который освободил бы его из рук врага, то выгоним градоначальников из их областей, и тогда все области присоединятся к хапиру; и пусть настанет «справедливость» для всех областей, и пусть будут в безопасности (от порабощения) юноши и девушки навеки. А если фараон выйдет против нас, то все области будут ему враждебны — что же он тогда сможет нам сделать?» Под термином «справедливость» в древней Передней Азии, как уже было сказано, понималось прежде всего освобождение от долгов и возвращение заложников, а по возможности также и отнятых или скупленных земель. Итак, подданным всех мелких государств предлагалось перебить своих «градоначальников» (царьков) и стать вольными хапиру, долговая кабала должна была быть отменена, а военной силе противопоставлено единодушие восставших. Неудивительно, что фараонское правительство издавна преследовало, ловило и отправляло хапиру на рабский, каторжный труд, например в каменоломни.
Абди-Аширта, а после него его сын Азиру в своих письмах фараону из осторожности прикидывались его верными слугами, но одновременно через своих агентов систематически призывали население убивать своих «градоначальников», что и происходило там и сям по всей Финикии и Палестине; кое-где дело доходило до выступлений отдельных вооруженных групп рабов.
Между тем в 60-х годах XIV в. до н.э. хеттский царь Суппилулиума I начал разгром союзника фараонов — царства Митанни. Амурру оказалось в позиции буфера между Хеттской и Египетской державами, однако царь его Абди-Аширта занял прохеттскую позицию. С самого начала хеттского наступления на Сирию всем стало ясно, что хеттская власть легче египетской. Хеттский царь определял свои отношения с подчиненными письменными договорами, скрепленными страшной клятвой именами всех богов, которым поклонялись договаривающиеся стороны, и в общем соблюдал договоры. Дань, которую взимали хетты, и воинские контингенты, которых они требовали, — все это было гораздо менее тяжко, чем тот грабеж, который учиняли фараонские войска и чиновники. Поистине дорогой ценой обошлось Восточному Средиземноморью высокохудожественное, роскошное убранство фараонских дворцов и гробниц! Хетты пока еще не привыкли к подобной роскоши, и их держава представляла такой же конгломерат союзных, хотя и неравноправных, государств, как до нее держава Митанни. Азиру, второй из царей Амурру, к тому времени крупнейшего государства Сирии, платил хеттскому царю 2,5 кг золота в год, цену около сотни рабов, — это много; но фараону он должен был бы заплатить гораздо больше. Понятно, что почти все слои населения Восточного Средиземноморья, за вычетом фараонских приверженцев из знати, предпочитали владычество хеттов.
Аменхетеп IV, занятый своей утопической религиозной реформой (о которой см. в следующей лекции), не хотел или не мог послать достаточно войск, чтобы удержать азиатские владения Египта. Но Суппилулиума I их пока не захватывал: нужно было покончить с Митанни. Азиатская империя фараонов разваливалась под ударами Азиру и дамасского владетеля, тоже окружившего себя отрядами хапиру. В Финикии на сторону хапиру перешел царь Сидона — и не с тех ли пор значение Сидона превзошло значение Библа на Средиземном море? Несмотря на бездействие фараонских властей, большинство царьков, слишком скомпрометировавших себя сотрудничеством с захватчиками, сохраняли верность Египту, но земля горела у них под ногами.
По следам хапиру хеттские войска начали наступление на юг. Около середины XIV в. они продвинулись до Северной Палестины. О хапиру мы с тех пор более почти не слышим — очевидно, они слились с остальным ханаанейским населением; возможно, им удалось несколько улучшить свои условия существования или даже частично вернуться по домам; но, конечно, коренного изменения общественного строя не могло произойти. Царство Амурру стало обычным небольшим сирийским государством и просуществовало, сохраняя выход к Средиземному морю, до конца XII в. до н.э.
После падения XVIII династии Египта фараоны следующей, XIX династии — Сети I и Рамсес II — должны были начинать завоевание Палестины, Финикии и Сирии наново. Положение хеттов в Сирии тоже было далеко не просто, и хеттским царям приходилось вести сложную политическую игру. После уничтожения Митанни переправам через Евфрат в Северную Сирию стала угрожать новообразованная Ассирийская держава, а сирийские государства усвоили, что, хотя хеттское господство мягче египетского, оно жестче митаннийского: все договоры с Хеттской державой содержали условие, лишавшее подчиненное государство права на самостоятельную внешнюю и тем более военную политику, а также и другие пункты, сильно ограничивавшие его самостоятельность. В результате ряд сирийских царств отложился от хеттов, и их приходилось силой приводить к покорности; царство Амурру лавировало между Хеттской и Египетской державами.
Главной опорой хеттов в Сирии стал город Каркемиш на Евфрате, где царями сидели хеттские царевичи; другой такой опорой для себя хетты хотели бы видеть приморский город Угарит. Государственный архив Угарита дал нам ценные сведения о сирийском обществе XIV—XIII вв. до н.э.
В самых общих чертах устройство угаритского общества видно из дипломатического послания хеттского царя Хаттусили III к царю Угарита. Из условий соглашения, которое предлагает Угариту хеттский царь, явствует, что, с его точки зрения, угаритское общество состояло из: 1) «рабов (т.е. служащих) царя»; 2) «сынов (т.е. свободных граждан) Угарита»; 3) «рабов рабов царя», т.е. рабов царских служащих; возможно, сюда включалась и вообще низшая категория работников царского хозяйства, состоявшая под надзором и властью царских служащих; 4) купленных частных рабов. Оговорены случаи бегства людей каждой из этих категорий в общины хапиру, состоящие под покровительством хеттского царя, причем последний обязуется таких беглецов выдавать.
По документам нам хорошо известно о сборе коллективных налогов (натурой и отчасти серебром) с угаритских общин и вызове их членов на общегосударственные повинности («хождение», по-аккадски ильку(В старовавилонское время илькум называлась не повинность населения, а служба в воинах за надел из царской земли.), по-хурритски унушше). Важнейшими повинностями были воинская, гребцовая и трудовая на государственных работах; отбывавшие их содержались казной. На повинность выделялись представители отдельных большесемейных общин — по-видимому, по выбору этих последних. Управлялись общины старейшинами и особым посредником между общиной и царской властью — сакину (то же, что шакин мати в Аррапхэ, см. лекцию 8); таково же было и управление Угаритского государства в целом, но здесь рядом с сакину стоял царь, что не мешало иногда вести внешние сношения непосредственно совету старейшин или сакину.
В число «царских людей» (в отличие от хеттского царя сами угаритяне не называли их «царскими рабами») входили пахари, пастухи, виноградари, солевары, различного рода ремесленники, но также воины, в том числе и колесничие, называвшиеся хурритским термином марианна; колесницы, коней и все снаряжение они получали от казны. Судя по именам, они были амореями и хурритами; они, несомненно, не были «индоарийской конной феодальной аристократией», как их изображали в науке раньше. Каждая профессиональная группа имела своего «старшего». Все «царские люди», не исключая и марианна, несли не «повипность» (ильку), а «службу» (пильку)(Ряд исследователей отождествляет ильку и пильку, как нам кажется, неоправданно.) и, кроме того, платили государству серебром: в то же время они могли получать условные земельные наделы (убадийу); человек, не выполнявший своей службы, объявлялся «лежебокой» (наййалу), и его надел царь передавал другим лицам. «Царские люди» могли иногда быть переданы в «пользование» крупным сановникам двора, которые и сами, впрочем, были «царскими людьми». Некоторые сановники, особенно имевшие отношение к морской международной торговле, за большие деньги скупали земли, в том числе и царские, т.е. связанные с определенной службой (скупали у служащих, но за мзду царю). Однако правовое положение таких земель оставалось, по-видимому, неясным самим угаритянам, и иногда требовалось новое оформление таких сделок при вступлении на престол нового царя.
Воинской повинности подлежали как общинники, так и «царские люди», за исключением освобожденных от нее особой привилегией. В результате усиления Каркемиша, в сферу гегемония которого попал и Угарит, влияние последнего в дальнейшем упало.
Между тем наступление Египта, начатое около 1300 г. фараоном Сети I, получило дальнейшее развитие при Рамсесе II. Таким образом, положение ханаанейских городов Палестины оказалось хуже, чем положение аморейско-хурритских городов Сирии; снова начался безудержный фараонский грабеж, резня и угон людей. После того как в битве при Кинзе-Кадеше Рамсес, едва не попав в расставленную ему ловушку, сумел все же разбить хеттов и их союзников, он еще около полутора десятков лет ежегодными походами разорял местное население не только в Палестине, но и в Сирии. В конце концов Хаттусили III. царь хеттов, побуждаемый к тому ассирийской угрозой с фланга (из-за Евфрата), договорился с Рамсесом II о мире (1296 или 1270 г. до н.э.).
Вскоре после правления Рамсеса II (конец XIV — начало XIII в. до н.э.) начинается вторжение в Палестину большой группы скотоводческих племен, двигавшихся из заиорданских степей. Об этом вторжении имеются как достаточно подробные археологические данные, так и исторические предания, записанные на 400—500 лет позже по изустным сказаниям и сохранившиеся до нашего времени в составе Библии.
Отношение к библейским историческим преданиям и в наши дни колеблется от безоговорочного признания их достоверности до полного отрицания всякой их ценности для историка. В действительности именно потому, что это предания, и притом использованные в острой позднейшей идеологической борьбе, каждое из них может быть привлечено историком в той мере, в какой его возможно проконтролировать, хотя бы частично, независимыми источниками — археологическими памятниками или же иноязычными письменными свидетельствами современников событий.
Еще в середине XIX в. было ясно, что библейские повествования о патриархах, предках различных еврейских, арамейских и арабских племен, являются отражением общесемитских сказаний. Такие сказания основаны на запоминании родословий, что у кочевников входило в обязательный круг знаний каждого. Подобные генеалогии дошли до нас не только из Библии, но и от династий Хаммурапи и Шамши-Адада I в Месопотамии, возводивших себя к аморейским (сутийским) предкам, а также известны и по сей день у арабов-бедуинов. Анализ библейских родословий, содержащихся в «Книге Бытия» (она открывает собой наиболее «священную» часть Ветхого завета, чтимого как иудеями, так и христианами, — «Пятикнижие», или «Тору»), показывает, что и эти родословия в своей основе принадлежат сутийским племенам, ибо их первопредок, сын первочеловека Адама, Сиф (др.-еврейск. Шет) — не кто иной, как Суту, или Шуту, мифический предок-эпоним сутиев, т.е. амореев.
Исходя из этого, а также из наличия в Библии ряда преданий о происхождении племен-предков из Месопотамии, некоторых мифов несомненно месопотамского происхождения (миф о Потопе) и других данных, можно предположить, что племена, во второй половине XIII в. появившиеся в Заиорданье, а затем вторгшиеся в Палестину, в конечном счете должны быть отождествлены с племенами амореев-сутиев Верхней Месопотамии, вытесненными оттуда в XVI—XIV вв. митаннийскими хурритами и касситами. В самом деле, вавилонские документы этого времени свидетельствуют об исчезновении аморейских пастушеских племен из Месопотамии, а сменившие их арамейские пастушеские племена из более южных аравийских оазисов появляются тут отдельными группами с XIV в., а в массовом масштабе — лишь с конца XII в. до н.э.
Сутийские племена, находившиеся в XIII—XII вв. в Заиорданье, обозначались как 'ибри. Это буквально значит «перешедший (через реку)» (под рекой понимается, конечно, не Иордан, которого они тогда не переходили, а Евфрат), т.е., по существу, «пришедшие из Месопотамии». Но понятие 'ибри здесь отнюдь не равнозначно еврейскому народу позднейших времен (др. еврейск. 'ибри, совр. иври)—под этим обозначением имеются в виду все потомки легендарного патриарха Авраама и даже его отдаленного, еще более легендарного предка Эбера (это имя значит «Переход (через реку)»), а по библейскому, как и по позднейшему кораническому преданию, Авраам считался предком не только израильских, но также и арамейских и арабских племен. Однако часть бывших верхнемесонотамских племен (например, диданы, известные в Месопотамии со времен III династии Ура) ушла в пустыню, смешалась с арамеями и арабами; часть осела в Заиорданье (моавитяне и аммонитяне) и к югу от Мертвого моря (эдомитяне, или идумеи); все они утеряли обозначение «перешедших реку», и оно в конце концов осталось только за евреями — одной определенной группой племен (или «колен»), той, что возводила себя к легендарному патриарху Иакову, или Израилю, внуку Авраама, и дольше многих странствовала, прежде чем окончательно осесть.
Согласно позднейшему преданию, ставшему твердым убеждением всех израильтян, их предки поселились было в области Гошен, или Гесем(Эти формы названия употреблены в еврейской и греческой версиях Библии, и обе отождсствлены в египетских текстах.), принадлежавшей Египту, на восточной окраине Дельты, и там, баснословно размножившись (от 12 мужчин за четыре поколения произошло якобы 643550 воинов!), попали в «рабство» в качестве «царских людей», использовавшихся египтянами на повинностных работах (в Библии в этой связи упоминается строительство двух городов, в действительности основанных при Рамсесе II). Затем они были чудесным образом выведены оттуда «пророком» Моисеем, израильтянином, воспитанником египетской царевны и мужем мидианитянки (мидианитяне были, по-видимому, североарабским племенем). Моисей якобы возобновил «завет» (договор) израильских племен с богом Яхве, заключенный первоначально будто бы еще с Авраамом; согласно этому договору бог Яхве обещал отдать израильтянам Палестину, а они за это обязывались не поклоняться никакому иному богу. Так как израильтяне не соблюли своего обязательства, то Моисей объявил, что они сорок лет — пока не вымрут все согрешившие — должны будут скитаться по синайским и заиорданским пустыням и лишь новое поколение войдет в Палестину. Моисей также получил от Яхве различные этические и юридические рекомендации относительно оседлой будущей жизни в Палестине.
Приведенный рассказ — миф, притом изложенный лет на триста-четыреста позже предполагаемых событий; пока никакие объективные свидетельства и внешние данные не могли его подтвердить, и доискиваться в нем рационального зерна бесполезно (как и во всяком мифе): если оно и существует, то мы не располагаем критерием, при помощи которого могли бы определить, в чем оно заключается. Но дальше начинаются предания, которые уже можно контролировать с помощью археологических данных. Конечно, в библейском тексте события с конца XIII по Х в. до н.э. изложены со смещением, искажением исторической перспективы (что обычно для преданий), многие события забыты, многие однородные факты соединены в один, реальное перемешано с явными легендами. Тем не менее канву повествований. относящихся к событиям этого времени, как они описаны в библейских «Книге Иисуса Навина» и (в меньшей мере) в «Книге Судей», все-таки составляют воспоминания о действительных событиях, а не сказочные мотивы.
Очевидно, племенному вторжению в Заиорданье, а затем в собственно Палестину должны были предшествовать консолидация племен и образование самого израильского племенного союза, признававшего общее божество — Яхве. Районом консолидации был, вероятно, скотоводческий оазис Кадеш-Барнеа на севере Синайского полуострова; в этом предание, вероятно, отражает историческую действительность; но первоначальный состав племенного союза подлежит большому сомнению. Действительная картина вторжения, как она рисуется по археологическим данным, сильно отличалась от изображаемого Библией согласного одновременного движения двенадцати племен, возглавляемых преемником Моисея — Иисусом Навином (др.-еврейск. Иешуа бин Нун). Племена первой волны вторжения перешли через Иордан у Иерихона; стены его обрушились, конечно, не от библейского трубного гласа, а в результате подкопа; одновременно был разрушен город Бетэл, и вторгнувшиеся продвинулись в центр Палестины. Образовавшаяся отдельная группа племен (Ефрем, Манассия, Вениамин) впоследствии производила себя от Иакова и его любимой младшей жены Рахили. Вслед за этим, видимо, последовало второе вторжение с Синая в Заиорданье; если первая группа прошла Заиорданье беспрепятственно, то вторая проходила его с боями. Только часть племен этой группы перешла затем Иордан; из них два племени разместились в районах к западу от Иордана и к востоку и северу от племени Манассия. Третье племя —Иехуда (Иуда) — повернуло на юг, разрушая по дороге города, и заняло все южнопалестинское нагорье к юго-западу от Мертвого моря. Не совсем ясна судьба еще двух племен, впоследствии, видимо, утративших самостоятельное существование. Кроме того, в состав племени Иуда, по-видимому, влилась первоначально эдомитская группа калебитов (кеназитов), пришедшая на нагорье не через Иордан, а с юга. Вся эта группа ллемен возводила свое происхождение к Иакову и его старшей жене Лии. Четырем племенам( В Финикии (где, видимо, вовсе не поклонялись богу Яхве), на юге Палестины и в Заиордапье; четвертое племя жило сначала на юго-западе, потом на севере Палестины.) приписывалось происхождение от наложниц Иакова; все четыре жили на окраинах племенного союза и, возможно, были местными аморейскими племенами, присоединившимися к союзу лишь после его внедрения в Палестину(Некоторые из них не имели предания о пребывании в Египте.).
В Палестине израильтяне (видимо, часть аморейско-сутийских племен) встретили главным образом ханаанейское и аморейское население, жившее здесь и раньше(Библия упоминает среди доизраильского населения Палестины также хеттов, хурритов и еще какие-то неизвестные племена, но объединяем их всех под общим названием ханаанейских.). Разница между говорами ханаанеев и амореев была невелика. Многие боги были общими. Позднейшая традиция уверяет, что вторгшиеся израильтяне по повелению Яхве якобы вырезали всё ханаанейское паселение. И в самом деле, разрушения в ханааненских поселениях были произведены громадные. Однако до истребления всего населения и даже до уничтожения всех городов дело в действительности не доходило. Легкость завоевания ханаанейских городов-государств с их давними культурными и военными традициями объясняется, очевидно, полным их разорением и уменьшением численности самих ханаанеев в результате непрерывных военных погромов в течение предшествовавших трех с половиной столетий. Но наиболее важные ханаанейские города не были завоеваны «заречными» племенами; некоторые из городов откупились данью или обязательством выходить на повинности, а некоторые, как расположенный на неприступной скале Иерусалим, город племени иевуситов, остались независимыми. Племя Манассия фактически не овладело почти ни одним значительным населенным пунктом, и половина его была вынуждена уйти обратно за Иордан.
Можно сказать, что завоеватели освоили ранее слабо заселенное нагорье; долины остались в значительной мере в руках ханаанеев, и те не без успеха переходили в контрнаступление. Их поддержал в последней четверти XIII в. до н.э. египетский фараон Мер-не-Птах, вторгшийся в Палестину. Именно его надпись — первый в истории письменный памятник, упоминающий Израиль: «Ханаан разорен всяческой бедой... Израиль уничтожен, и семени его больше нет, Хурри (так египтяне называли тогда Палестину) стала вдовой из-за Египта». Об этом эпизоде библейские предания никакой памяти не сохранили, а он имел немаловажное значение. Лишенные первоначального импульса и к тому же теснимые еще из-за Иордана новыми, теперь уже подлинно кочевыми племенами (одомашнившими верблюда-дромадера), все племена Палестины в XII в. до н.э. оказались в трудном положении. В течение этого века еще имеются археологические следы египетского влияния в Палестине. Именно к этому времени следует отнести окончательное сплочение израильского племенного союза, сплочение, память о котором сохранилась навсегда, даже когда большинство (притом самых коренных) племен в конце VIII в. до н.э. перестало существовать. Но тогда еще состав союза отличался от позднейших классических «12 колеи» — это показывает сохранившийся в Библии отрывок древнеизраильского эпоса конца XII в. до н.э. «Песнь Деборы», где только семь племен во главе с Бараком и Дсборои участвуют в войне против Ябина, царя Хацора, и его военачальника Сисары: Во дни Шамгара, сына 'Анат, в дни Иаили(Анат—богиня; Иаиль—одна из героинь эпоca.)ути были пусты, А идущие тропою проходили окольными путями, Пусты были села в Израиле, пусты — Пока не восстала я, Дебора, не восстала матерью народа.
Хацор, самый большой и важный город ханаанеев, был разрушен до основания, это подтверждается археологическими данными. На его развалинах возникло несколько жалких хибарок завоевателен. Но это был последний эпизод войны между израильтянами и ханаанеями. Пришло другое время, когда надо было обороняться против общих врагов. В одном народе теперь слились вместе завоеватели и завоеванные. Литературный язык Библии сложился на смешанной диалектной основе, сами же древние евреи называли этот язык пе «иврит» (как впоследствии), а «кена 'анит», т.е. «ханаанейский»(Термин «eврей» озиачал с этого времени общую этническую принадлежность; более узкий термин «израильтянин» — принадлежность к племенному союзу, а позже к государству.).
События, изменившие эту картину, были связаны с другим племенным вторжением — «народов моря». «Народами моря» египтяне называли группу разнообразных но происхождению племен, одни из которых двигались на ладьях, другие на колесных повозках посуху. К ним, несомненно, принадлежали греки-ахейцы, разрушившие Трою, другие племена (может быть, протоармяне), положившие конец Хеттскому царству, и еще какие-то племена, известные только по именам, да и то в неточной египетской передаче, «разбившие лагерь посреди Амурру»(Угарит погиб от другой причины: когда «народы моря» были на подходе и против них был выслан угаритский флот, город разрушило катастрофическое землетрясение. Сохранился и стал центром позднехеттской (лувийской) культуры в Сирии г. Каркемиш.); они выступали в союзе с ливийцами(Ливийцы, по-видимому, достаточно долго пробыли в Палестине, чтобы познакомиться с семитским алфавитным письмом (см. ниже); к очень ранней его форме восходит ливийское письмо Северной Африки, дожившее в Сахаре до наших дней.)нападая имеете с ними на Египет с суши (с востока и запада) и с моря (с севера). Нашествие развернулось с конца XIII в. (с «народами моря» столкнулся еще фараон Мер-не-Птах); кульминационною пункта оно достигло в начале XII в. с разрушением Хеттского царства; продвижение их на Египет было остановлено фараоном Рамсесом III в какой-то момент после середины XII в. до н.э. Два племени из числа «народов моря», известные в дальнейшем под названием филистимлян(Не исключено, что фалистимляне—другое название пеласгов (см. далее, лекция 15).) (от их имени происходит само слово «Палестина»), осели на плодородном палестинском побережье, на полосе длиной 60 км и шириной 20 км, и создали здесь союз пяти самоуправляющихся городов: Газы, Аскалона, Аккарона, Гата и Ашдода. Они принесли с собой позднемикенскую материальную культуру, технику железа и железное оружие и вскоре установили свою гегемонию почти над всей Палестиной. Одновременно с этим с Синая и из-за Иордана сюда совершали набеги и, видимо, частично оседали по окраинам кочевые семитские (арамейские или арабские) племена.
Кроме отдельных временных военных вождей, израильские племена не имели никакой общей политической власти и управлялись старейшинами, прислушиваясь также к изречениям «пророков» (наби), которые тогда еще не превратились в политических проповедников, а были чем-то вроде шаманов. В особе трудных обстоятельствах отдельные племена или весь союз добровольно подчинялись выбранному или просто самозваному вождю-избавителю («судье», по-древнееврейски шофет), которому приписывалась магическая сила, ниспосланная божеством. Имена их, упоминаемые в библейской «Книге Судей» (Самсон, Иеффай и Др.), по крайней мере отчасти, недостоверны. Начатки государства стали слагаться лишь при последних вождях периода «судей» (XI в. до н.э.).
Израильский племенной союз по традиции считался состоящим из 12 племен («колен»); на самом деле число племен в составе союза колебалось. Это было прежде всего культовое объединение, скрепляемое общим почитанием союзного бога Яхве. Поддержание культа было поручено межплеменной организации левитов (пo традиции одно из «колен», а именно двенадцатое). Левитам были выделены населенные пункты на территории остальных 11 «колен». Поклоняться Яхве и другим богам можно было где угодно — преимущественно на холмах и высотах гор, но считалось, что па земле он «обитал» незримо «в ковчеге завета», хранившемся в шатре, как во времена бродячей жизни ллемен. Яхве в то время легко отождествлялся с местными ханаанейскими богами, тем более что и имя Яхве, и собственные имена ханаанейских богов верующие избегали произносить «всуе» (без надобности) и заменяли их именами нарицательными: «бог» (эль) или даже «боги» (эпохим), «господин» (ба'ал), «господь мой» (адонай). Яхве ни тогда, ни много позже не считался единственным в мироздании божеством; он был лишь ревнивым богом, заключившим договор со своим племенным союзом о том, что его не будут ставить наравне с другими богами; символом этого договора считалось обрезание — обряд, первоначально бывший одним из испытаний отрока при вступлении его в общину полноправных воинов, но у многих семитских племен со временем отмерший (например, у ханаанеев, но не у арабов); израильтяне стали его совершать вскоре же после рождения мальчика. Но, несмотря на «договор» и символические обряды, ещё столетия спустя кое-где придавали Яхве в жены аморейско-ханаанейскую богиню 'Анат, а в каждом роду поклонялись фигуркам-идолам то ли божеств, то ли предков — терафим, и в принципе была не исключена возможность молиться и другим богам, и уж подавно не отрицалась власть иных богов на территории иных племен и народов.
Древнейшие израильтяне не имели ни своего строительного, ни изобразительного искусства, от эпоса сохранились лишь отрывки, а письменной литературе, заслуживающей интереса во многих отношениях, еще предстояло возникнуть. Но от ханаанеев осталось немаловажное наследие; однако были у них распространены и дикие обычаи.
Каждая ханаанейско-аморейская община имела своих божеств-покровителей, чаще всего бога с супругой и сыном; они нередко, как уже упоминалось, обозначались именами нарицательными, а различались между собой названиями места поклонения им, например Ба'лат Губли — «госпожа города Библ». Некоторое число главным образом космических божеств (Солнца, Луны, растительности, грозы, моря) почиталось и за пределами какой-либо одной общины. Таков и «культурный герой», изобретатель ремесел Кушар-ва-Хусас. В ряде случаев почитались и чужеземные боги (египетские, шумерские, хурритские и др.). Путем отождествления разных элей (богов) сложился образ всеобщего верховного бога Эля, но в различных общинах он имел разных супруг. Многие из божеств либо отождествлялись с животными, растениями или предметами, либо имели их своими постоянными атрибутами (это могли быть бык, телица, львица, змея, дерево и т.п.); каменные столбы, бывшие часто объектом культа, имели, быть может, фаллическое происхождение. При почитании божеств плодородия были распространены оргиастические культы с участием священных блудниц; известны были такие архаические обрядовые установления, как инициация девушек и юношей (огнем(Этот обряд назывался по-финикийски молк; позднейшие читатели Библии, где он упоминается, истолковали его как имя бога Молоха; такого бога в действительности древность не знала.), может быть, еще применялось и обрезание) и мужские культовые союзы. В особо бедственных или важных для общины случаях (осада, основание новой крепости) приносились в жертву дети-первенцы. Во всех отношениях религиозное мировоззрение амореев и ханаанеев было очень примитивным.
В области искусств ханаанеи тоже несколько отставали от прочих цивилизаций Ближнего Востока. Но если в III — начале II тысячелетия до н.э. ханаанейско-аморейская архитектура повторяет на севере месопотамскую, а на юге и в Финикии египетскую, то во II тысячелетии до н.э. развивается большое и оригинальное крепостное и храмовое строительство по всему Восточному Средиземноморью. Наибольшие из храмов имели размеры 30Х20 м; внутри их было два ряда круглых столбов; либо в самом святилище, перед статуей божества, либо перед входом ставили каменные стелы или воздвигали по египетскому образцу мачты. Скульптура (изображения богов, редко—царей) находилась в доизраильский период на той стадии, когда изображенному пытаются придать грозный, сверхчеловеческий, страшный вид и добиваются (в глазах нынешнего зрителя) только античеловечности и уродства. Это по большей части мелкая бронзовая пластика, редко — каменные фигуры. Израильского бога изображать было нельзя, и запрет, приписывавшийся Яхве: «Не сотвори себе кумира, ни всякого подобия», привел почти к полному исчезновению изобразительного искусства, хотя домашние терракотовые идольчики продолжали существовать. Правда, фигурки нагой богини рождения и плодородия, жестом подчеркивавшей свою наготу или беременность, сменяются у израильтян фигурками богини одетой(В быту израильские женщины, в том числе даже блудницы, в отличие от ханаанейских, закрывали лицо.).
От ханаанейско-аморейской литературы II тысячелетия до н.э. дошло очень мало. Из храмовой библиотеки в Угарите сохранились религиозные стихотворные тексты па местном семитском языке, из которых наиболее интересны эпические культовые песни, например о боге Алиян-Ба'ле, погибающем в борьбе с богом увядания и смерти, но затем благодаря вмешательству других богов побеждающем смерть, после чего наступает обилие пищи: «небеса сочатся маслом, реки медом текут». Был в Угарите и героический эпос. Особняком стоит интересная надпись-«автобиография» Идри-Ми, царя Алалаха,— здесь возможно влияние египетского «автобиографического» жанра (см. лекцию 14). В целом, однако, самым важным достижением ханаанейско-аморейской цивилизации явилось алфавитное письмо. В Восточном Средиземноморье долгое время пользовались либо египетским языком и письмом, либо ломаным аккадским языком и клинописью. Но в течение II тысячелетия до н.э. появляется в Библе особое слоговое линейное письмо, условно называемое «протобиблским». В нем около ста знаков, каждый знак, видимо, передавал слог из согласного и одного из трех древнесемитских гласных (а, и или у, одна из комбинации употреблялась и для согласного без всяких гласных). Такое письмо годилось для передачи текста почти любой сложности и было много легче для заучивания, чем аккадская клинопись или египетское письмо, и выучить его можно было за несколько недель вместо многих лет; для чтения, однако, оно было трудно, так как не имело словоразделов (в египетском письме словоразделами служили детерминативы, т.е. показатели категорий понятий, к которым относится слово; в клинописи тоже были свои правила определения границ слов). Знаки «протобиблского» письма не имеют прототипов в других письменностях и, видимо, были придуманы специально при одноразовом изобретении всей письменной системы, в подражание египетской или крито-микенской письменности, или обеим.
Однако, по-видимому, для финикийских купцов и мореходов обучение протобиблскому письму казалось еще недостаточно легким. Они были согласны ускорить обучение даже за счет усложнения понимания текстов (древневосточные международные торговцы никогда не гнались за понятностью своих писем и документов для непосвященных). Поэтому от Синая до Сирии появляются разные виды упрощенного письма того же типа — упрощалось оно за счет сокращения числа знаков таким образом, что каждый знак (буква) обозначал согласный с любым гласным или без гласного; к тому же похожие согласные обозначались одной и той же буквой. Так удалось создать консонантный (согласный) алфавит с числом букв от 30 до 22. Форма букв могла быть различной: в Угарите писали на глиняных плитках, как в Вавилонии, и буквы «собирались» из клинообразных черточек, в ханаанейской Финикии разработали линейные формы 22 согласных букв (вероятно, в XIII в. до н.э.). Был еще вариант, воспринятый в Южной Аравии. Письмо, не обозначающее гласных, вовсе не было (как почему-то часто утверждается) «удобнее для семитских языков»; скорее это был род купеческой тайнописи. Но это письмо, особенно когда финикийцы стали употреблять знаки ', в, й также для долгих гласных а:, о:, у:., э:., и: и ввели словоразделы, сделалось бесконечно легче для усвоения. Поэтому, хотя несовершенство (неоднозначность) передачи текста финикийским письмом долго давало себя знать и еще сотни лет клинопись и иероглифика успешно с ним конкурировали, будущее оказалось все же за ним, и оно явилось (после усовершенствовании, внесенных в него греками и другими народами) предком всех алфавитов как Запада, так и Востока.
Литература:
Дьяконов И.М. Сирия, Финикия и Палестина в III-II тысячелетиях до н.э./История Древнего мира. Ранняя Древность.- М.:Знание, 1983 - с.235-257
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |