[ Всемирная история | Библиотека | Новые поступления | Энцикопедия | Карта сайта | Ссылки ]



предыдущая главасодержаниеследующая глава

Гвардейский истребительный

Куцый паровозик с большим баком вместо традиционного тендера тащил наш поезд, который мы отыскали на одном из вокзалов Ленинграда. Молоденькие лейтенанты с голубыми просветами на погонах внимательно смотрят в вагонные окна на удаляющиеся кварталы Ленинграда, трубы заводов и фабрик, окраинные улицы. Сменившая их широкая равнина хранит на себе следы взрывов бомб. Мелькают развалины бывшей станции. Груды кирпича, поросшие бурьяном, крапивой, кустарниками. Двенадцать лет прошло, а рубцы войны еще не зажили. Наконец станция, обозначенная в наших предписаниях. С легонькими чемоданчиками шумливо вошли в военный городок. Быстро нашли здание штаба.

Здравствуй, полк! Здравствуй, новая жизнь военного летчика-истребителя!

Коллектив части встретил тепло. В первые же дни командир и секретарь партийного бюро части познакомили нас с боевыми традициями летчиков, защищавших Ленинград.

Небо Ленинграда. Много говорят эти слова советскому летчику. Здесь, возвестив начало века авиации, во время испытаний, начатых летом 1882 года, впервые в мире поднялся в воздух самолет замечательного русского ученого и изобретателя А. Ф. Можайского. С тех пор небо славного города на Неве по праву считается колыбелью отечественной и мировой авиации.

В далекие годы гражданской войны здесь, охраняя завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, совершали свои боевые вылеты летчики-красногвардейцы. Вторую жизнь начал в балтийском небе корпусной авиационный отряд, которым в свое время командовал прославленный русский летчик П. Нестеров. Этот отряд был преобразован в первый истребительный дивизион, затем в Петроградскую красногвардейскую истребительную эскадрилью, а потом в Ленинградскую особую истребительную эскадрилью. В ней служил Валерий Павлович Чкалов, который не только унаследовал традиции Нестерова, но и творчески развил их.

В Ленинградской особой истребительной эскадрилье служил другой выдающийся советский летчик - дважды Герой Советского Союза С. Грицевец.

Многое видело ленинградское небо, но особенно жарко было в нем в суровые годы минувшей войны. Небо города-героя стало ареной яростных воздушных схваток с фашистами. Сражаясь в тесном взаимодействии с наземными войсками, наши летчики героически прикрывали город с воздуха, уничтожали живую силу и технику врага на поле боя, выводили из строя его резервы, нарушали коммуни­кации.

В небе Ленинграда родилась боевая слава летчиков, первыми удостоившихся звания Героя Советского Союза в дни войны. Среди них и наши предшественники по летному училищу имени Сталинградского Краснознаменного пролетариата, известные всем поколениям советских летчиков, всему советскому народу: С. Здоровцев и М. Жуков, которым 8 июля 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.

В том же жарком июле сорок первого года Золотая Звезда Героя засияла на груди отважных авиаторов капитана В. Матвеева, старшего лейтенанта Л. Иванова, младших лейтенантов С. Титовка и А. Лукьянова, старшины Н. Тотмина.

С затаенным дыханием мы слушали рассказ о подвигах Героев Советского Союза В. Мациевича, С. Литаврина, Д. Оскаленко, Н. Щербины, И. Севастьянова.

Разящими и сокрушительными были атаки ветерана полка летчика Дмитрия Оскаленко. Одна эскадрилья полка носит бессмертное имя героя.

Не страшило наших летчиков и превосходство врага в воздухе. Однажды семерка краснозвездных истребителей, ведомая старшим лейтенантом Беловым, вступила в бой с двадцатью тремя фашистскими стервятниками. Шесть самолетов, меченных черной паучьей свастикой, пылающими кострами упали на ленинградскую землю, остальные покинули район боя. Наша группа потерь не имела. Таков итог этой воздушной схватки.

А бой трех наших героев летчиков с восемнадцатью фашистскими самолетами! Один к шести - таково была соотношение сил. Не дрогнули советские воины, они смело и уверенно вступили в схватку с врагом. Больше часа в воздухе крутилась смертная карусель, борьба шла не на жизнь, а на смерть. Три фашистских самолета загорелись и рухнули на землю, несколько машин получили повреждения, остальные обратились в бегство. Наши летчики майоры Матвеев и Пилютов, капитан Чирков с победой и без потерь вернулись на свой аэродром. Они сели, как говорят, с «сухими баками».

- Вот так геройски сражались советские летчики в небе Ленинграда, - заключил беседу секретарь партийного бюро Николай Михайлович Пивоваров. - Вам теперь нести дальше, приумножать боевые традиции крылатых гвардейцев, - торжественно закончил он.

Об этих и многих других отважных воздушных воинах, прославивших советское оружие в небе Ленинграда, узнали мы в первые же дни службы в гвардейском полку. Узнали и о том, что в мирные дни авиаторы-гвардейцы с честью продолжают эстафету боевой славы.

Лаконичны строки исторического формуляра полка:

«Все летчики закончили переучивание на реактивных самолетах».

«Часть занимает первое место в соревновании».

«За успешное освоение техники и высокое летное мастерство большая группа авиаторов отмечена правительственными наградами».

«Комсомольская организация части награждена переходящим Красным знаменем обкома ВЛКСМ».

Ленинградский обком ВЛКСМ в 1958 году наградил наш гвардейский полк переходящим красным знаменем
Ленинградский обком ВЛКСМ в 1958 году наградил наш гвардейский полк переходящим красным знаменем

И конечно, чувствуя сердцем, какая большая ответственность легла на нас, молодых летчиков, мы стремились образцово нести боевую службу в гвардейской части.

Настал срок, и закончилось изучение нового для нас, вчерашних курсантов, реактивного самолета. Сданы зачеты по теоретическим дисциплинам, по авиационной технике. Мы приступили к полетам. Правда, это были снова вывозные, на спарке, но теперь мы не курсанты, а военные летчики, офицеры. Нам предоставили больше самостоятельности, но вместе с тем предъявили и большие требования.

В первых полетах командиры изучали наши летные качества, оценивали способности. Я вместе с другими товарищами попал в эскадрилью, которой командовал Степан Илларионович Шулятников. Требовательный офицер, первоклассный летчик, заботливый воспитатель. Мы были очень рады, что попали к такому командиру.

Нашим звеном командовал капитан А. Харченко, серьезный, рассудительный офицер, опытный летчик. К нему в звено мы пришли втроем: Николай Юренков, Михаил Севастьянов и я. Все мы были друзьями. Это с первых дней понял командир звена и старался поддержать нашу дружбу: где дружба, там дело спорится.

В летной подготовке все мы шли ровно. Одновременно нам разрешили и самостоятельный вылет на новом самолете.

Для каждого летчика вылет на более совершенном самолете - праздник. Праздником этот день был и для нас, и мы к нему много готовились.

Самостоятельные вылеты на новых для нас самолетах в новом качестве летчиков-истребителей прошли успешно, и командир эскадрильи, поздравив нас, объявил благодарность. Но мы понимали, что это только начало, начало большого и трудного пути военного летчика-истребителя к вершинам боевого мастерства. Мы мечтали стать летчиками 2-го, а затем 1-го класса и перейти на более скоростные машины. Но летать на больших скоростях довелось не всем.

Сильные перегрузки оказались не по плечу Юрию Гатиятову, и он, влюбленный в истребительную авиацию, вынужден был перейти на транспортные самолеты. Как память о наших курсантских годах и вечерах самодеятельности я сохранил его стихи.

Ничего не сказано, ни о чем не спрошено,
Лишь вздохнем украдкой и опять молчим,
А тропинки теплые мягкою порошею,
Свахою-черемухой стелются в ночи...
Сердце растревожено - вновь разлука долгая.
Посажу березоньку - ты должна сберечь,
Пусть она, нарядная, памятью над Волгою
Будет самой лучшею наших редких встреч...

Небо приносит летчику много радости, закаляет человека, учит его быть решительным и осторожным, дарит счастливые минуты полета, но оно же приносит горькие воспоминания о судьбах тех, кто больше никогда не пойдет с тобою в одном строю, крылом к крылу.

Да и жизнь на земле полна неожиданностей и чудачеств, а иногда и приятных сюрпризов.

Я не знаю в своих отношениях со знакомыми девушками такого, что не укладывалось бы в понятие о чести и порядочности. И в детстве, и в старших классах школы, и в летном училище у меня было много знакомых девчат, с которыми я дружил, находил общие интересы. Однако, став уже взрослым, я не помышлял о женитьбе, и вряд ли женщины смотрели на меня как на возможного жениха. Уж слишком для этого, на собственный взгляд, я был несолиден...

Однажды мне поручили проводить теоретические занятия с группой молодых механиков нашей эскадрильи. Эти занятия, к которым я тщательно готовился, помогали и мне, и моим друзьям закреплять и расширять наши знания. То с одним, то с другим я долго просиживал за книгами. Но всегда к концу занятий у моих «студентов» появлялось нетерпение: по вечерам в клубе устраивались танцы, и ребята, конечно, стремились не пропустить ни одного вечера.

Откровенно говоря, я не люблю танцев, может быть, потому, что танцевать хорошо не умею. Но однажды в какой-то особенно лирический, как мне казалось, вечер тоже пошел в клуб. Но танцевать, наверное, не рискнул, если бы не увидел в сторонке симпатичную девушку.

Она была просто одета, тщательно и строго причесана. Танцевала легко и непринужденно. Одним словом - понравилась. Случилось так, что кто-то из друзей позвал меня, и я не заметил, как вместе с подругами она исчезла из зала.

На следующий вечер, и на другой, и на третий я, поражая своих друзей пунктуальностью, приходил в клуб к началу танцев и уходил лишь тогда, когда оркестранты прятали свои инструменты в чехлы. Искал среди танцующих ставшее мне очень дорогим лицо черноглазой девушки и все никак не мог вспомнить: где я видел ее раньше? Где?..

Как это бывает часто в Ленинградской области, серые и скучные дни сменились солнечными, ясными. Начались интенсивные полеты. В воздухе, сосредоточиваясь, я забывал о черноглазой, но, когда вечерами шел вновь к началу танцев, знал, что буду ждать только ее. Однажды после очередного вылета, приказав механику быстро заправить самолет горючим, я побежал в аэродромную столовую.

- Девушки, быстро чем-нибудь заправьте меня! Навстречу мне с подносом в руках вышла моя черноглазая.

- Так вот где я тебя видел! Сегодня жду в клубе! Теперь-то ты от меня не убежишь, - сказал я.

- А я и не убегала.

Вскоре мы поженились. Свадьбы шумной не справляли. Написал отцу письмо. Рассказал о Тамаре, о том, что я чувствую, что думаю о ней, но умолчал о свершившемся. Однако отца, который прекрасно знал мой характер, трудно было обмануть. Ответ его был предельно прост и ясен: «Титовы женятся один раз...» Это было и благословение, и напутствие, и поздравление.

Я понимал, что в семейной жизни может случиться всякое, не всегда муж и жена бывают довольны друг другом, и старался найти общий язык в решении всех семейных вопросов.

Молодые, первые чувства очень сильны. Иногда они для молодых людей настолько сильны, что порой ставят вопрос о жизни и смерти. Но молодость - это только весна жизни человеческой. Настоящие ли это чувства, истинно ли родственные души встретились, скажет осень, когда поувянут весенние цветы, поблекнет внешняя привлекательность, а взор и разум станут острее и проницательнее.

И если в раннюю весеннюю пору молодости удалось разглядеть за внешними привлекательными чертами и обаянием нечто большее, что со временем разовьется в зрелое, взрослое чувство, - то осень и зиму свою эти люди встречают вместе. И жизнь они проживут счастливо, помогая и дополняя друг друга. Будут и у них «се­мейные бури», будут разлады. Но они временные, вызванные обстоятельствами второстепенными, и не в силах они изменить генерального курса их семейного корабля. Когда видишь, как двое пожилых людей прогуливаются вечером по аллейкам парка и тихо, спокойно беседуют, невольно проникаешься уважением к ним, даже если они тебе и не знакомы, и самому становится легко и хорошо и хочется прижаться к плечу дорогого человека, забыть на время споры, которые теперь кажутся пустяками перед большими настоящими чувствами, пронесенными этими людьми через всю жизнь.

Как-то я прочитал, что в Азербайджане есть село, где обычаи дедов были таковы, что, когда молодые женились, они разжигали огонь в очаге своего дома и этот огонь поддерживали на протяжении всей совместной жизни. Была в этом селе семья, в доме которой огонь горел 110 лет. Погас он совсем недавно, в 1970 году. Добрые обычаи и сейчас живут в этом селе. Не знаю, зажигают ли огонь молодожены сегодня в своих очагах, но в селе этом с начала нашего, XX века вот уже на протяжении более 70 лет не было разводов. Какие, должно быть, красивые люди живут в селе, красивые и богатые духовно!

Помню, однажды Тамара настойчиво требовала сменить всю обстановку в нашей квартире, купить новую мебель и, конечно, разные безделушки. Я предоставил ей полную свободу действий, однако предупредил, что многое придется оставить на старой квартире, если будем переезжать на новое место. Тамара возражала, я же говорил, что у меня просто трезвый взгляд на жизнь: ведь два переезда, говорят, равны одному пожару...

В те дни часто приходилось перебазироваться с места на место, и мой аргумент оказался весомым. Впоследствии, когда мы обзаводились чем-нибудь, Тамара спраши­вала: «А пожара не будет?»

Она любила стихи, но, когда я читал вслух Маяковского, уходила в другую комнату. Что ей тогда не нрави­лось - мое исполнение или Маяковский, не знаю, но прошло время, и теперь, когда мы вместе раскрываем томик поэта, жена с удовольствием слушает.

Когда у нас родился сын, врачи обнаружили у него врожденный порок сердца. Один из крупных специалистов, предварительно успокоив жену, со мной решил поговорить начистоту.

- Мне трудно сказать, сколько проживет ребенок - месяц, три,- начал врач,- но он обречен...

Я сделал все, чтобы подготовить Тамару к беде. Порой мне казалось, что она все поняла, но когда ребенок умер - переживала страшно. В эти тяжелые минуты она стала еще ближе и дороже. Я старался не оставлять ее одну. Все свободное от работы время мы проводили вместе, пропадали на выставках картин, в театрах и, бывало, засиживались до полуночи, обсуждая то, что мы увидели или просто прочитали вместе. Время и дружба оказались лучшим доктором.

Своими мыслями я всегда делился с Тамарой, и она, постепенно привыкая к моему внутреннему миру, начинала жить тем же, чем я, - любовью к Пятому океану, правдивому роману, стихам или фильму. Одним словом, ко всему, что нам вместе казалось хорошим, настоящим, нужным.

В части у нас был крепкий, слаженный коллектив. Молодежь входила в него с чувством уважения и благоговения к славным делам и людям полка.

Не все, конечно, было у нас гладко. Как всегда, в большом коллективе, в больших делах бывают и досадные мелочи и промахи. Промахи в работе и дисциплине. Полк в полном смысле был молодежным: весь летный состав, за исключением командиров звеньев, - выпускники Сталинградского училища 1957 года. И решая учебно-боевые задачи, нашим командирам приходилось иногда тратить время на невеселые индивидуальные и коллективные беседы, разбирая наши проступки.

Жизнь в гарнизоне была насыщенной, интересной. Летная учеба, клуб, библиотека, художественная самодеятельность, встречи с шефами. Наши шефы - это ленинградский хлебозавод «Красный пекарь». Есть в истории этого предприятия эпизод, незначительный, может быть, па фоне грандиозной эпопеи ленинградской блокады, но по-своему отразивший начало нашей дружбы.

Летчики нашего полка и пекари, представители таких несхожих профессий, оказались рядом в жестокой битве. Летчики, днем и ночью летавшие над ладожской трассой, охраняли от врага Дорогу жизни. Пекари под вражески­ми обстрелами и бомбежками несли бессменную вахту у печей, чтобы ленинградцы вовремя получали свой хлебный паек.

Хлеб января 1942 года! Сто двадцать пять блокадных граммов с огнем и кровью пополам.

Именно в те суровые дни началась эта дружба. Делегация ленинградских хлебопеков приехала в гости к летчикам и вручила им «выборский крендель», искусно изготовленный старейшим питерским булочных дел мастером Павлом Антоновичем Никитиным, или как его все величали, Антонычем. С тех пор рабочие предприятия стали желанными гостями в нашей части. Навещали их и мы. Рассказывали о ратных делах, выступали с концертами художественной самодеятельности.

Ленинградская погода нас не баловала. С тоской мы смотрели на пепельно-серые облака, когда они сплошной пеленой закрывали небо. Полетов в эти дни не было. Зато когда метеорологи предсказывали хорошую погоду, мы окружали командира эскадрильи, составлявшего плановую таблицу. Он сердился, но ничего не помогало. Мы не уходили до тех пор, пока не видели в плановой таблице своей фамилии.

Летная деятельность требует от человека выдержки, самообладания, находчивости. Эти качества молодой летчик обретает в ходе учебы. Нам их повседневно прививали наши командиры. Особенно многое мы переняли у Николая Степановича Подосинова. Для нас он был примером настоящего летчика-истребителя. Он часто с нами летал, руководил полетами.

В любой обстановке, какой бы сложной она ни была, Подосинов принимал решение мгновенно. И главное - с невозмутимым спокойствием. Если Николай Степанович руководил полетами, то мы знали, что все будет в порядке. Он, словно дирижер большого оркестра, мастерски управлял действиями многих летчиков, находившихся в воздухе. Обладая богатым опытом, Подосинов всегда до деталей знал обстановку и на земле, и в воздухе. Он как бы угадывал намерения летчика, чувствовал, когда надо помочь ему, подбодрить, разрядить обстановку шуткой.

Мы учились не только в воздухе, но и на земле. И не только полетам. Осенью меня назначили руководителем группы политических занятий. Это для меня было неожиданностью.

- А что вас смущает? - спросил меня заместитель командира по политчасти Василий Митрофанович Ковалев, когда я высказал ему сомнения в своих способно­стях. - Справитесь, - уверенно сказал Ковалев. - В комсомоле вы уже более пяти лет, выполняли немало поручений, работать умеете... А опыт придет со временем. Главное - изучите хорошенько людей, чтобы знать, с кем будете иметь дело.

Изучить людей... Что это значит? Кто мне скажет, где и с чего начинается такое изучение?

Ну, скажем, изучать реактивный самолет можно по частям: отдельно планер, отдельно двигатель, шасси, орга­ны управления, радио, спецоборудование. Отштудировал - и можно заявить: самолет я знаю. А человека? Вот,

к примеру, моя группа политзанятий. Двадцать человек - солдаты и сержанты срочной службы. Как их изучить, узнать характеры, чтобы политические занятия проходили живо, интересно? Я представил себе мысленно свою группу сидящей на занятии. По возрасту эти люди всего лишь на год-два моложе меня. Считай, сверстники. Почти у каждого за плечами десятилетка или техникум.

Вновь пошел я к Василию Митрофановичу - сказать ему о том, что меня смущает. Выслушав мои новые доводы, он спросил:

- Вы статьи и советы Михаила Ивановича Калинина читали?

- Признаться, нет.

- Обязательно прочитайте. Михаил Иванович многое вам раскроет. В нашей библиотеке есть его книга «О коммунистическом воспитании».

Когда я читал речи М. И. Калинина, его выступления перед воинами - комсомольцами и агитаторами, отправлявшимися на фронт в грозные годы Великой Отечественной войны, передо мной возникали картины минувшего. Я как бы ощутил всю тяжесть войны, смертельную опасность, нависшую над Родиной, трагедии людских судеб. Ведь и мой отец, солдат, во время войны был оторван от семьи, от любимой работы в школе. Я видел старого большевика, Всероссийского старосту, как называли в народе Михаила Ивановича Калинина, в прифронтовом перелеске, иссеченном осколками бомб, выступающим перед воинами-агитаторами. Он раскрывал им секреты проникновения в человеческие сердца. А как это сделать мне?

Первое занятие. Стараюсь сдержать волнение. Мне нужно рассказать слушателям о нашей партии, о ее направляющей и организующей роли в жизни советского общества. Конспект у меня есть, но я кладу его в сторону и начинаю рассказывать то, что я знаю о коммунистах, людях, творящих великие дела нынешних дней, о тех, кто отдал свою жизнь в борьбе за победу революции, за защиту ее завоеваний.

Говорю о Ленинграде, о величии легендарного города, города героя, называю имена героев-коммунистов времен минувшей войны, наших однополчан, славных летчиков-истребителей, тех, кто в наши дни укрощает буйный бег могучих русских рек, строит атомные электростанции, обживает бескрайние степи Казахстана, запускает в кос­мос первые искусственные спутники Земли.

А по окончании занятий ко мне подходят один за другим мои слушатели, задают вопросы. Начинается разговор, открытый, душевный. Чувствую - не хватает времени (распорядок дня - закон), чтобы ответить полно на все вопросы, а комкать не хочется: это наверняка будет самой непростительной ошибкой.

- Знаете что? - предлагаю я. - Давайте вечером в свободное время соберемся в ленинской комнате и поговорим.

В назначенный час я шел в ленинскую комнату с тревогой гораздо большей, чем на занятие. О чем меня спросят? Каковы интересы ребят?

Разговор был долгим, и трудно было понять, кто отвечал больше на вопросы - я или сами слушатели. О чем мы только не говорили! Об октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, об итогах деятельности партии после Октября, о движении в защиту мира, об империалистической агрессии против Египта. Любитель поэзии Вася Лизанчук расспрашивал меня о Маяковском, о поэме «За далью - даль» Твардовского... Но главным результатом этой беседы было то, что у нас окрепли товарищеские отношения. Я считаю, что самая важная задача руководителя заключается в том, чтобы избежать «голого просветительства», дать слушателям побольше нового материала, рассказать о тех задачах, которые стоят перед каждым авиационным специалистом, обращая внимание на недостатки, мешающие работе. Стремился к тому, чтобы рост политической сознательности способствовал улучшению служебных дел и укреплению дисциплины в подразделении.

Усилия лучших моих слушателей и помощников не пропали даром: группа дважды на инспекторских проверках получала отличные оценки. Но дело не только в оценках - люди заметно выросли, тверже стала их дисциплина, ревностнее отношение к службе, теплее взаимоотношения.

Вершина боевого мастерства летчика-истребителя - воздушные бои. В них, как в зеркале, отражаются все качества воздушного воина: мастерство пилотирования, воля, смелость, находчивость, быстрота реакции, умение вести меткий огонь. Вначале мы вели учебные воздушные бои, выполняя заранее обусловленные маневры. Это необходимо на первом этапе обучения. Затем перешли к свободному воздушному бою.

Нам всегда говорили, что победы в воздушном бою добивается тот летчик, который умеет максимально использовать боевые возможности своего самолета. Вот почему в учебных воздушных боях мы стремились к тому, чтобы вести их с полной нагрузкой, без излишних условностей и упрощений. Нам нравились такие ведущие, которые смело и энергично строили маневр, не боялись перегрузок.

Воздушный бой - дело творческое. Я это уяснил еще раньше, читая книги и статьи трижды Героев Советского Союза Александра Ивановича Покрышкина, Ивана Никитовича Кожедуба и других прославленных летчиков, упорно искавших новые тактические приемы воздушного боя во фронтовых условиях.

Освоив в достаточной мере учебные воздушные бои, мы старались действовать творчески, искать новые приемы. Сколько у нас было горячих споров по этому поводу! Каким маневром лучше выйти из-под удара противника? Как лучше его атаковать? Какой боевой порядок выдерживать при действиях в паре? Все это мы старались по возможности проверить в полете.

Этап за этапом осваивали мы сложную профессию летчика-истребителя. Начались полеты ночью и в сложных метеорологических условиях. Я старался как можно тверже закрепить навыки полета по приборам. Большую службу на этом этапе мне сослужил тренажер, учивший правильно распределять внимание в полете по приборам.

Я не упускал возможности потренироваться со своими друзьями Юренковым и Григорьевым. Часто приходилось ходить на тренажер и одному, вечером, после полетов, используя, если можно так сказать, свое служебное положение. Дело в том, что в группе политических занятий, которую я вел, был рядовой Миненко, который ведал тренажной аппаратурой. Иногда загляну к нему, а он, зная мою страсть к тренировкам, с хитринкой спрашивает:

- Ну что, запускать, товарищ лейтенант? Миненко садился за пульт руководителя, и начинался «полет». Увлекшись, я не замечал времени. И целые часы незаметно пролетали в кабине тренажера.

Миненко с улыбкой говорил, показывая на график учета тренировок летчиков:

- Закрасим квадратик?

- Не надо, это не в счет, - останавливал я. - А то еще во время плановых занятий не дадут потренироваться.

Когда мне пришлось тренироваться при подготовке к полету в космос, я с благодарностью вспоминал тех командиров, которые привили мне еще в полку любовь к различного рода тренажам.

Полеты в сложных метеорологических условиях и ночью, связанные с пилотированием по приборам, по-настоящему меня увлекли.

Пока не научишься быстро читать показания приборов и немедленно реагировать на их показания, летать ночью и в сложных метеорологических условиях невозможно. В полете на больших скоростях летчику надо очень быстро определять пространственное положение самолета, следить за множеством приборов и сразу же исправлять отклонения от заданного режима полета.

Борьба за доли секунды требовала многих часов и дней упорного труда, пришлось покопаться в учебниках, внимательно прислушиваться к командирам, более опытным товарищам. И эти знания тоже пригодились при подготовке к космическому полету.

Во время полета на космическом корабле «Восток-2» мне пришлось управлять им. По сути дела, это был полет по приборам. Распределение внимания, быстрота реакции, координация движений - эти качества необходимы как летчику, так и космонавту...

- Ну вот, скоро и по домам, - сказал я как-то ефрейтору Олегу Уманко.- Кончилась ваша срочная служба.

- Кто по домам, а кто и не знает куда, - неопределенно ответил Уманко.

- Это почему, если не секрет?

- Какой тут секрет! Просто так сложилась у меня жизнь, что и ехать теперь некуда, товарищ лейтенант. Нет у меня дома...

- Может, останешься на сверхсрочную, Олег?

Мы присели на скамейку около технического домика.

- Нет, товарищ лейтенант. Надо что-то другое придумать. А что - сам не знаю.

- Ну, а целинные земли? Сейчас туда многие едут.

- А что там, как? Что за края такие? Ведь вы сибиряк? Узнать бы побольше о тех краях. Тут не один я такой. Думаем в новые края вместе двинуть, а вот куда - пока не решили.

Решили вечером в ленинской комнате собрать комсомольцев, которые готовились к демобилизации. Повесили мы на стену большую карту, и я с удовольствием начал рассказывать о Кузбассе, о районах целинных земель (они недалеко от моих родных мест), о Барнауле, Кулунде, о Новосибирске - городе заводов и институтов.

Шел 1958 год. Новостройки Сибири уже обросли корпусами жилых кварталов, задымили трубы новых предприятий. Первые жители рожденных поселков и городов именовали себя старожилами. А поток едущих в Сибирь не прекращался. Партия звала советских людей обживать Сибирь, осваивать ее несметные богатства, обращая их на службу народу.

- Все это, конечно, заманчиво, - раздались голоса.- Но для того чтобы участвовать в такой, как вы сказали, товарищ лейтенант, «грандиозной работе по освоению богатств Сибири», для этого одного желания мало. Нужны знания и умелые руки. А вот этого-то у нас и нет. Нет у нас гражданских специальностей.

- Десятилетка, армия, школа авиаспециалистов и служба в части - вот и вся наша «трудовая» биография.

- А кто техникум закончил - так до армии поработать не успел. Навыков нет, и знания повыветрились.

- Если говорить формально, то вы правы, - сказал я. - А вот если по существу, то к скромной вашей трудовой биографии необходимо прибавить годы безупречной службы, навыки армейской жизни, привычку к дисциплине, организованность, исполнительность, умение преодолевать трудности. И это далеко не второстепенные обстоятельства. Все будет: работа, учеба, жилье, но не сразу. На первых порах, пока не получите специальность, может быть, придется поработать разнорабочими, месить раствор на стройке, подтаскивать кирпичи.

- Это понятно, - кивнул Олег Уманко, - не к теще на блины едем. Не страшно. Нам бы, товарищ лейтенант, хотелось всей группой вместе на одну стройку попасть. Сдружились мы. Легче работать будет. Как бы это сообразить?

Этим делом занялись партийная, комсомольская организации, политработники. Вскоре состоялись проводы демобилизованных солдат, уезжавших под Новосибирск.

От этих ребят приходили письма. Они сообщали, что работают, получили жилье, учатся, а кое-кто и обзавелся семьей.

15 мая 1958 года в космическое пространство устремился третий искусственный спутник Земли. Вес его составлял 1327 килограммов.

Новость эта нас очень обрадовала. В разговорах между собой мы высказывали разного рода предположения. Одни считали, что теперь скоро отправится в космос человек, ссылаясь при этом на авторитетные статьи в прессе. Другие говорили, что, пока тщательно не исследуют возможности обеспечения жизнедеятельности живых существ в космосе, эта проблема - дело далекого будущего.

В очередной отпуск в родные края жены, на Украину, я уезжал под свежим впечатлением этой вести, а про себя думал: «Говорить оно всегда легче, чем делать, а тем более летать в космосе». И признаться, не очень верил оптимистам.

предыдущая главасодержаниеследующая глава






При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник:

http://historik.ru/ "Книги по истории"

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь