Когда слышишь «Древняя Русь», то на память приходят размеренные и торжественные строки наших былин, стихи А. Пушкина о вещем Олеге, изумительная по своей красоте и скромности церковь Покрова на Нерли и величественный собор Софии в Киеве. А Господин Великий Новгород? Так и чудится шум этого города... Вспоминаешь «Слово о полку Игореве», могучих богатырей... Илья Муромец, Василий Буслаев, Садко... И встает в воображении страна со множеством городов и сел, которую издавна так и называли: Гардарик - «страна городов» (Общее их количество ко времени монгольского нашествия приближалось к 300). О Киевском государстве хорошо знали в Константинополе и в Риме, императоры заключали с ним договоры, миссионеры стремились приобщить его к христианству, а купцы - завязать торговые связи. Ученые-географы Средней Азии и Ирана составляли описание Руси. Нередкими гостями были представители халифов Багдада. И глубоко прав был митрополит Иларион, когда утверждал, что земля Русская известна и славится во всех концах света.
...Уже к концу X века границы древнерусского государства простирались от устья Дуная до дельты Волги, от предгорий Кавказа до Финского залива... Город Тмутаракань стал русским торговым портом на юге, а Новгород - на севере.
Не уступала Русь Западной Европе ни в культуре, ни в образовании.
Характеризуя ее положение в X веке, Карл Маркс писал: «Нам указывают на Олега, бросившего против Византии 88 000 человек и продиктовавшего, укрепив свой щит в качестве трофея па воротах этой столицы, позорные для достоинства Восточной Римской империи условия мира, Нам указывают также на Игоря, сделавшего Византию своей данницей, и на Святослава, похвалявшегося: «греки доставляют мне золото, драгоценные ткани... фрукты и вина. Венгрия снабжает скотом и конями, из Руси я получаю мед, воск, меха и людей», и, наконец, на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию и принудившего греческого императора отдать ему дочь, подобно тому, как это сделал Наполеон с германским императором. Последним актом он сочетал теократический деспотизм порфирородных с военным счастьем северного завоевателя и стал одновременно государем своих подданных на земле и их покровителем и заступником на небе».
После введения христианства (988 год) в Киевскую Русь начала поступать переводная литература из Византии и Болгарии. Она, эта литература, расширяла кругозор читателя, вызывала интерес к книге, приобщала к чтению, способствовала дальнейшему развитию культуры, знакомила с новыми нормами морали и нравственности, с историческими и географическими сведениями.
Древнерусскому государству сразу же потребовалось много грамотных людей - для работы в администрации, связи с чужими землями, торговли. Судя по летописям, князья того времени не только были знакомы с иностранными языками, не только любили собирать и читать книги. Они проявляли заботу и о создании школ. Первые учебные заведения возникли при Владимире Красном Солнышке. Именно он велел отбирать «у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Надо иметь в виду, что «лучшие люди» - это верхушка феодального общества, но никак не холопы, смерды или ремесленники.
Ярослав Мудрый тоже приказал учить 300 детей. По мнению современных исследователей, это были школы высшего типа - своего рода университеты. Они давали знания по философии, риторике, грамматике. В Киеве существовала женская школа, где обучали «писанию... пению, швению и иным полезным ремеслам».
Все больше и больше становится людей, «насытившихся сладостью книжной». А «для продолжения и углубления образования, а также и для самообразования, - указывает академик Б. Д. Греков, - служили библиотеки. Они были введены в русские монастыри вместе со Студийским монастырским уставом. Библиотеки находились в ведении особого брата-библиотекаря. Братия по его распоряжению должна была являться в определенные часы для чтения книг. Были свои библиотеки и архивы при соборных храмах в Киеве, Новгороде, Полоцке, Ростове...»
В летописи сохранились строки, правда, весьма лаконичные, о создании на Руси первой библиотеки при Ярославе Мудром, который всей душой отдался любимому делу. Эту его черту выделил летописец, когда не без уважения заметил: «Сам книги читал».
Ярослав собрал «писцы многы» и вместе с ними стал переводить тексты с греческого на славянский. Эти книги, а число их было весьма внушительно, хранились в каменном Софийском соборе, и на них воспитывались целые поколения. Итак: «В лето 1037 заложил Ярослав град великий, у этого же града Златые врата. Заложил и церковь Святой Софии... И к книгам прилежал, читая их часто ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык, и списали они книг множество, ими же поучаются верные люди... Ярослав же, книги многие написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам».
Однако книжные собрания возникали до Ярослава. Например, отец его Владимир Святославович, по утверждению летописца, «любил словеса книжные».
К сожалению, какими-либо данными о сокровищах Софийской библиотеки в Киеве мы не располагаем, знаем только, что книг было «множество». А сколько? В разное время делались попытки хотя бы приблизительно определить ее фонд. Некоторые исследователи в прошлом веке утверждали, что он насчитывал великие тысячи книг рукописных и разных драгоценных манускриптов, писанных на разных языках.
Историк русской церкви Е. Голубинский определял такое число - 500 томов. Сейчас высказывается мнение (в общем, ничем не подкрепленное), что о сотнях говорить не приходится.
Думается, правильнее предположить (без указания точной цифры), что в Киевской Софии имелись основные произведения Древней Руси, как переводные, так и оригинальные. Фонд этот непрерывно увеличивался. Ведь работа, начатая Ярославом Мудрым, продолжалась и позднее.
Что же читали наши предки, что могло быть в княжеской библиотеке, кроме богослужебных книг? Охотно читали апокрифы - полурелигиозпые, полулегендарные, не признанные официальной церковью: повести, романы, исторические хроники. Слово «апокриф» означает «тайный», «сокровенный». Апокрифы пользовались успехом на протяжении столетий. В «Братьях Карамазовых» у Достоевского Иван Карамазов говорит: «Есть, например, одна монастырская поэмка (конечно, с греческого) «Хождение Богородицы по мукам», с картинами и со смелостью не ниже дантовых». Широко распространялись и различные «жития святых» - это своего рода тогдашняя серия «Жизнь замечательных людей». Многие из них послужили образцом и для древнерусских писателей, и для писателей позднейшего времени. Некоторые рассказы А. Герцена, Л. Толстого, Н. Лескова, В. Гаршина представляют собой обработку житийных произведений. Вначале на Руси, естественно, были лишь переводные жизнеописания. Потом они стали создаваться на собственном русском материале. Так появились жития Бориса и Глеба, Мстислава и Ольги, Феодосия Печерского, воплотивших в себе идеал подвижников земли русской. Позже жития включались в сборники - «Прологи», «Четьи-Минеи», «Патерики»... Имелись сочинения энциклопедического характера - «Изборники», «Шестидневы», «Физиологи». В них содержались философские, исторические, географические, астрономические сведения. Их познавательная ценность, несмотря па богословскую окраску, была значительна.
Большую популярность завоевали «Повесть о разорении Иерусалима», «Повесть об Акире Премудром» (советнике царя Ассирии), «История иудейской войны» Иосифа Флавия, историческая «Хроника» Георгия Амартолы (Н. А. Мещерский назвал перевод «Хроники» подлинным «поэтическим переложением»).
С XI века на Руси создается и своя оригинальная литература. При Ярославе Мудром начала составляться подробнейшая летопись. Для этого тоже ведь нужен был обширный материал. Древнейший летописный свод не сохранился, его гипотетически восстановил А. А. Шахматов. Первый труд по истории русского народа глубоко патриотичен.
К правлению Ярослава относится и еще одно произведение, дошедшее до наших дней, - «Слово о законе и благодати». Написано оно митрополитом Иларионом, талантливым книжником. По содержанию «Слово» возвеличивает принятую Русью христианскую веру, восхваляет князя Владимира и обращается к Ярославу как преемнику славных дел отца. Очень скоро «Слово» распространилось в других странах, в частности у южных славян.
Личность Илариона заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько подробнее. Его творчество до сих пор привлекает внимание ученых разных специальностей - историков, филологов, книговедов, философов. И все они, с разных точек зрения, высоко оценивают деятельность этого просветителя, отмечают его большой вклад в развитие древнерусской культуры. Так, «Слово о законе и благодати», по мнению Н. К. Гудзия, является «блестящим показателем высокого уровня литературного мастерства, какого достигла Русь в пору раннего расцвета ее культуры». В «Истории русской философии» говорится, что «Иларион стремится теоретически обосновать государственную самостоятельность и международную значимость русской земли». Наконец, в содержательном исследовании Н. Н. Розова «Книга Древней Руси» читаем: «Человеком широкого кругозора, мудрым, смелым политическим деятелем представляется, как по сохранившимся биографическим сведениям, так и по своим произведениям, древнерусский книжник, один из основоположников русской литературы».
Существует и несколько оригинальных гипотез относительно Илариона. Предполагают, что именно он, вместе с Ярославом, стал инициатором сооружения Софии Киевской. И в этом храме - самом тогда величественном и роскошном - произнес свое «Слово». Можно думать, что Иларион был среди тех книжных людей, которых Ярослав Мудрый собрал вокруг себя. Считают далее, что он причастен к начальному русскому летописанию и к составлению «Изборника» 1076 года. А вот один из штрихов его биографии: упоминаемый Нестором в житии Феодосия Печерского «черноризец Ларион», который был «книгам хитр писати», может быть, и есть Иларион - в прошлом митрополит Киевский. После «разжалования» он, видимо, окончил свои дни простым монахом Киево-Печерского монастыря. Возможно, что далеко не все версии справедливы. Важно другое - становление и утверждение в русской литературе одного из первых писателей немыслимо в отрыве от первой на Руси библиотеки, без связи «с тесным кругом Ярославовых книжников», без активного участия в общественной жизни того времени.
Конечно, немаловажно было и то, что Иларион обладал ярким литературным дарованием. «Слово о законе и благодати» впитало в себя большое количество литературных источников, бесспорно имевшихся в княжеском собрании, - книговеды даже сделали их арифметический подсчет. С другой стороны, очень скоро само «Слово» стало источником для заимствований и подражаний. Его часто читали и неоднократно переписывали, включая в разного рода «Торжественники», «Требники», «Служебники»...
Столетие спустя развернулась деятельность другого писателя - Кирилла Туровского, замечательного проповедника. Его «Слова» и «Поучения» по поводу церковных праздников отличаются своеобразным лиризмом и проникновенностью. О Кирилле Туровском современники отзывались так: «Златоуст, паче всех воссиявший нам на Руси». Произведения этого монаха пользовались громкой известностью. Они вскоре вошли в сборники-антологии «Торжественник» и «Златоуст». Даже к лику святых Кирилл был причислен церковью «из соображений национального престижа» как писатель, в искусстве «витийства» равный своим прославленным греческим предшественникам.
Сам большой ценитель книг, Кирилл Туровский ратовал за их широкое внедрение среди населения, в том числе среди ремесленников. В его «Наставлении» утверждается: «Не говорите: жену имею и детей кормлю и дом устраиваю или князю служу, или власть держу, или ремесло, так поэтому не наше дело чтение книжное, но чернеческое». Таким образом, он хотел видеть в ремесленниках образованных людей.
В этом отношении он следовал за Климентом Смолятичем, который был, по летописи, «зело книжен и учителей, и философ великий». Сам о себе он говорил: «Люди, добивающиеся славы, приобретают дома, села, изгои, сябры, борти, пашни, ляды и старины, - от всего этого я свободен...» Этот древнерусский философ придавал огромное значение «книжным словесам». Он убеждал читателей в том, что книга - «источник разума и мудрости, от которых рождаются добродетели». Климент Смолятич, по свидетельству современников, оставил несколько творений, проникнутых идеями античной философии, - «от Омира, и от Аристотеля, и от Платона». Ортодоксальные церковники упрекали его за то, что он опирается на «язычников».
А вот произведение не монаха-книжника, а государственного деятеля. Это «Поучение Владимира Мономаха» - выдающийся литературный памятник.
Нельзя сказать лучше Евгения Осетрова, много сделавшего для пропаганды национальной культуры: «Драгоценным камнем, ограненным великим мастером - Временем, можно назвать древнерусскую литературу, богатства которой мы еще только начинаем в полной мере осознавать. Год от года глубже мы проникаем в смысл словесности, складывавшейся столетиями, перечитываем забытые или полузабытые литературные памятники и все более убеждаемся в их художественной силе».
Неизбывной художественной силой отличается и «Поучение Владимира Мономаха». С волнением воспринимаются, например, такие размышления философа, политика и воина: «Что такое человек, как подумаешь о нем? Как небо устроено, или как солнце, или как луна, или как звезды, и тьма и свет?» Мономах был, безусловно, настоящим художником слова и свободно пользовался образностью. Так, после описания выезда дружины князя с детьми и женами из Чернигова следует сравнение: «И облизывались на нас половцы, точно волки, стоя у перевоза на горах».
Через все произведение проходит призыв «печаловаться» о Русской земле, о ее тружениках, прекратить междоусобные распри и войны. Автор показал идеальный образ князя и хотел, чтобы такими стали его сыновья. Он наказывал своим детям учиться, как учился их дед Всеволод, усвоивший пять языков (латинский, греческий, немецкий, венгерский, половецкий). Да и сам он легко ориентировался в современной литературе.
Любопытна судьба «Поучения», известного сейчас в единственном списке - в Лаврентьевской летописи, - пергаментном, написанном в 1377 году. «Поучение» Мономаха поставлено не на место, врывается в связное повествование «Повести временных лет», между рассуждением о происхождении половцев и рассказом о беседе летописца с новгородцем Гюрятой Роговичем. В других летописях текст, раздвоенный «Поучением», читается сплошняком.
Памятник этот открыл в конце XVIII века А. Н. Мусин-Пушкин. С тех пор высказано множество догадок, объясняющих странное расположение «Поучения». Исследователь Приселков пришел к выводу, что раньше летопись начиналась с «Поучения», а потом «какой-то читатель этой ветхой книги, до того как Лаврентий приступил к ее копировке, заметив, что некоторые листы из оторвавшихся от книги листов уже утрачены, желая сберечь от дальнейшей утраты уцелевшие листы, вложил их в случайно открытое место книги. Лаврентий только копировал книгу: он так и переписал текст, как лежали в книге листы». Лаврентьевская летопись хранилась в библиотеке Владимирского монастыря...
Неизменно нравились в ту пору произведения о всевозможных путешествиях. О подобной литературе потомки впервые узнали по «Хождению Даниила», которое выделялось и своими художественными достоинствами. Иегумен Даниил провел два года в Иерусалиме и Палестине в самом начале XII века. Этот наблюдательный и способный человек запечатлел не только «святые места». Он четко и выпукло показывает быт жителей, хозяйство страны, отмечает плодородие земель, где «жито добро рождается», размышляет о скотоводстве и рыболовстве, не проходит мимо поразившей его природы.
Даниил хорошо образован, внимателен к культуре других пародов, обладает чувством собственного достоинства, закален физически - он «борзо» поднимается в гору, плавает в быстрой реке, ныряет на глубину четыре сажени (8 метров).
Примечательно, что, находясь на чужбине, Даниил постоянно чувствовал себя представителем всей Русской земли, а не одного княжества.
Важно и то, что автор писал «не хитро, но просто», то есть языком, близким к разговорному. Все это привлекало внимание читателей на протяжении нескольких столетий.
«Хождение» послужило образцом для многих наших путешественников, в том числе и для знаменитого Афанасия Никитина...
Ну и, конечно же, вершиной культуры тех времен является «Слово о полку Игореве», которое В. Г. Белинский назвал «благоуханным цветком русской поэзии» и которое заключало в себе великую патриотическую идею - призыв к единению Руси перед монгольским нашествием.
...Всего два с половиной века отделяют «Слово о полку Игореве» от восьми букв на глиняном кувшине, найденном при раскопке гнездовского кургана. И за этот период была создана целая литература, приобретшая своих читателей и ценителей. Естественно, что лучшие образцы хранились в Киевской Софии; к сожалению, из ее фондов почти ничего не осталось.
И все же (это подлинное чудо!), преодолев девять с лишним столетий, до нас дошли две книги. Вот они.
«Изборник» Святослава 1073 года. Это вторая по древности точно датированная рукопись, оригиналом для которой, как говорилось выше, послужил перевод с греческого для болгарского царя Симеона. Огромная ее популярность на Руси объясняется энциклопедичностью. В «Изборнике» помещены статьи (а всего их более четырехсот) не только богословские и церковно-канонические, но и по астрономии и философии, математике и физике, зоологии и ботанике, грамматике и поэтике, истории и этике.
Это книга большого формата, богато иллюстрированная многокрасочными миниатюрами. В их числе и миниатюра, изображающая князя Святослава Ярославича в окружении семьи, - первый светский портрет, насколько мы можем судить.
Открывается «Изборник» предисловием «От составителя», как сказали бы сейчас. В нем, в частности, говорится: «Великий в князьях князь Святослав - державный владыка, желая объявить скрытый в глубине многотрудных этих книг смысл, повелел мне, несведущему в мудрости, перемену сделать речей, соблюдая тождество смысла». Что ж, существенное указание по практике перевода.
Есть в конце текста приписка, из которой явствует, что «Изборник» написал «Иоанн диак». И что представляет интерес для нашего повествования, рукопись включала цензурное ограничение, введенное церковью, - индекс: список «истинных» и «ложных» книг. По мнению автора, истинные «добры суть и лепотны». Среди запрещенных - апокрифические книги, отреченные сочинения, легенды, предания народного суеверия. Список примечателен тем, что знакомит с тогдашним кругом чтения, представляет собой как бы библиографический материал.
Вторая книга из княжеской библиотеки - «Изборник» 1076 года, тоже энциклопедического характера. Она небольшого формата и почти без иллюстраций. Основное место занимают поучения о том, какими правилами должен руководствоваться человек в жизни. Причем сборник составлен на основе книжных богатств Киевской Софии; на это прямо указывается - «избрано из многих книг княжьих». Значит, по приведенным фрагментам, ссылкам на источники мы можем судить хотя бы о части фонда. Однако «грешный Иоанн» не просто копировал отрывки для чтения из «отцов церкви», а подвергал их обработке. Кроме того, там содержатся и оригинальные произведения - например, первая статья «Слово о почитании книжном». Русский филолог А. X. Востоков считал, что она «особенно любопытна, как выражение новопросвещенного славянина». Вот начало статьи: «Добро есть, братие, почитание книжное... Красота воину оружие и кораблю ветрила, так и праведнику почитание книжное». Здесь дан один из древнейших советов по приемам чтения, чтобы наилучшим образом осмысливать написанное: «Когда читаешь книгу, не тщись торопливо дочитать до другой главы, но уразумей, о чем говорит книга и словеса те, и трижды возвращайся к одной главе». Польза чтения подкрепляется примерами. Отцы церкви Василий Великий и Иоанн Златоуст, а также славянский просветитель Кирилл потому «на добрые дела подвигнулись», что «измлада прилежали к святым книгам».
По мнению академика М. Н. Тихомирова, в подтексте этих рассуждений - мысль о том, что высокие качества личности не «спускаются с неба» в готовом виде, а представляют собой результат постоянных усилий человека.
Ученые установили, что «Изборник» 1076 года оказал заметное влияние на «Поучение» Владимира Мономаха, и делают из этого вывод: он находился в княжеской библиотеке до начала XII века. Последующий путь его проследить трудно.
В свое время советский популяризатор М. Ильин сравнивал каждую дошедшую до нас из далекого прошлого книгу с бумажным корабликом, переплывшим бурное море истории. Удивительно точный образ!
Сохранить библиотеку было действительно очень сложно. Вполне вероятно предположить, что Софийский собор насчитывал ряд библиотек; одни гибли, а на их месте возникали новые. В 1169 году, например, Мстислав, сын Андрея Боголюбского, взяв Киев, три дня грабил собор и вывез его сокровища. В 1203 году Софию опустошили половцы в союзе с русскими князьями, и опять пострадал книжный фонд... 6 декабря 1240 года город разорили монголы. Дальнейшая судьба библиотеки неизвестна. Никаких следов ее не найдено. Но, с другой стороны, нет ни одного упоминания о ее уничтожении. Поэтому возможно, что она и по сей день остается в подземельях собора.
А между тем, несмотря на несколько косвенных подтверждений ее существования, до сих пор не было проведено ни одного систематического исследования.
В начале нашего века возле северо-западного угла собора осела почва и показалась галерея, выложенная из камня. В провал спустились несколько любопытных, но вскоре вернулись обратно. На другой день провал засыпали.
В 1915 году известный русский спелеолог И. Я. Стеллецкий, долгое время занимавшийся поисками библиотеки Ивана Грозного, обратил внимание на подземный ход, который вел под собор. Однако землевладелец, на чьей территории ход начинался, запретил производить раскопки.
В 1925 году профессор В. Г. Ляскоронский обнаружил около собора огромный погреб, где было найдено много древних вещей. По-видимому, с остальными подземельями погреб не сообщался...
Софийская библиотека была не единственная в Киеве. Обширное собрание книг - русских и греческих - принадлежало Киево-Печерскому монастырю. Многое принесли и оставили мастера, расписывавшие соборную церковь. Книги находились на полатях, на хорах церкви, интенсивно «тиражировались». Обо всем этом рассказал академик Б. Д. Греков.
Братия «должна была являться в определенные часы для чтения книг. Часть братии занималась списыванием книг. При Феодосии в Печерском монастыре был монах Иларион, «хитрый писать книги». Никон переплетал их. А в углу его стола обычно по вечерам пристраивался сам Феодосии и прял нити, необходимые для переплета. Некоторые из братии имели собственные библиотеки. Ученик Феодосия Григорий не имел ничего своего, но не мог удержаться от приобретения книг. У него их стали воровать. Чтобы не вводить воров в искушение, он часть своих книг подарил «властелину града», а другую продал; вырученные деньги роздал пищим. Но тяга к книге не прошла. Он снова стал собирать библиотеку. Монах Никита, будучи в монастыре, наизусть выучил Ветхий завет. Дамиан не спал ночи и читал книги. Феодосии поощрял «почитание книжное». Книги накоплялись и тщательно хранились. Для литературных работ, выходивших из этого монастыря, они, конечно, были необходимы».
Знаменитый «Патерик Печерский» повествует о том, что «блаженный и благоверный князь Святоша, именем Николай, сын Давидов, внук Святославль» в 1106 году постригся в монахи и поселился в одной из деревянных келий Киево-Печерской лавры, куда перевез из княжеских хором обширную книжную коллекцию. Коллекция, видимо, и вправду была внушительной, если еще в 20-е годы XIII столетия «Патерик» отмечал, что «суть же и книгы его многые и доныне».
Игумен Феодосии ввел у себя устав греческого Студийского монастыря. Отдельный параграф «повелевал» иметь в обители библиотеки, для охраны выделять специального монаха, который в соответствии с монастырскими правилами выдавал бы книги для чтения. «Должно знать, что в те дни, в которые мы свободны от телесных дел, ударяет кпигохранитель в дерево (било, подвешенная доска) однажды и собирается братия в книгохранительную палату и берет каждый книгу и читает до вечера. Перед клепанием же к светильничному, ударяет опять однажды книжный приставник и все приходят и возвращают книги по записи. Кто же умедлит возвратить книгу, да подвергнется епитимий».
Заметим, что со Студийского устава скопирована инструкция библиотекарю Троице-Сергиева монастыря.
...Киево-Печерская лавра особенно прославлена тем, что там работал первый историк восточных славян - Нестор, автор «Повести временных лет». Правда, это произведение чуть было не «затерялось» в многочисленных летописях, а имя его создателя чуть было не кануло в Лету. Однако исследователям - пальма первенства принадлежит Татищеву, Карамзину, Шахматову - удалось возродить «Повесть временных лет», очистить ее от наслоений, редакторских исправлений и искажений. Была определена и выдающаяся роль Нестора.
Что мы знаем о его жизни?
Предполагают, что родился Нестор в зажиточной семье, получил хорошее по тому времени образование, с любовью относился к «книжному учению». Позже оп скажет, что из книг мы «мудрость обретаем». В библиотеке монастыря сохранилось описание его портрета: «Нестор-летописец подобием сед, брада не раздвоилась, на плечах клобук, в правой руке перо, а в левой - четки...»
Достоверно известно, что семнадцатилетним юношей пришел он в Киево-Печерский монастырь, который был одним из крупнейших культурных центров Древней Руси и в котором иноки занимались не только перепиской книг, но и составлением житий русских святых, вели летопись.
На образованность молодого монаха, на его литературные способности скоро обратили внимание. Ему, владевшему к тому же иностранными языками, поручили написать «Чтение о князьях Борисе и Глебе», а затем «Житие Феодосия Печерского». Уже этими произведениями Нестор снискал признание. А потом ему доверили летописный свод. Приступая к делу - «Так начнем повесть сию» - Нестор привел довольно длинное название, в котором четко определил свою основную задачу: выяснить вопрос о происхождении русского народа и русского государства. Дословно это звучит так: «Се повесть временных лет, черноризца Федосьева монастыря, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля». «Повесть временных лет» Нестор создавал не на пустом месте, а изучив и переработав труды своих предшественников-летописцев, в том числе Никона Великого. Заслуга его, по словам Д. С. Лихачева, в том, что «Нестор связал русскую историю с мировой, придал ей центральное значение в истории европейских стран. Показать Русскую землю в ряду других держав мира, доказать, что русский народ не без роду и племени, что он имеет свою историю, которой вправе гордиться, - такова замечательная по своему времени цель, которую поставил себе составитель повести. «Повесть временных лет» должна была напомнить князьям о славе и величии родины, о мудрой политике их предшественников и об исконном единстве Русской земли. Задача эта выполнена летописцем с необыкновенным тактом и художественным чутьем.
Широта замысла сообщила спокойствие и неторопливость рассказу летописца, гармонию и твердость его суждениям, художественное единство и монументальность всему произведению в целом».
В «Повесть» включены также географические и этнографические сведения, отрывки из песен и былин, сказаний и легенд. Одну из них поэтически воспроизвел А. С. Пушкин. Это замечательная «Песнь о вещем Олеге». Легенда помещена в летописи под 912 годом, начинается она словами: «И жил Олег, княжа в Киеве, мир имел со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого когда-то поставил кормить, решив никогда на него не садиться. Ибо когда-то спрашивал он волхвов и кудесников: «От чего мне умереть?» И сказал ему один кудесник: «Князь! Коня любишь и ездишь на нем, - от него тебе и умереть!»
Ученый прошлого века К. П. Бестужев-Рюмин определил «Повесть» как архив, «в котором хранятся следы погибших для пас произведений первоначальной литературы».
Осведомленность Нестора, его ссылка на многочисленные источники позволяют думать, что многие из этих источников находились в библиотеке монастыря.
Не могут не поражать воображения данные о широком (в смысле географическом) распространении культуры на Руси. Летописи с документальной достоверностью свидетельствуют: не в одном Киеве и Новгороде жили любители книг. В первой половине XI века упоминается училище в Курске (Лаврентьевская летопись). Училище было и в Полоцке, при женском монастыре, основанном княгиней Ефросиньей (XII век). Она же «начепше писати своими руками». В первой половине XIII века Симон, епископ владимирский, утверждал, что собрание его книг сохранялось еще в Печерском монастыре. Ростовский епископ Кирилл (начало XIII века) славился и своим богатством, и книгами. А Владимир Василькович Волынский, «книжник великий и философ, акого же не бысть во всей земли», сам переписывал тексты.
Историк Татищев приходит к выводу, что еще в древнейший период училища были в Галиче, во Владимире Волынском, в Смоленске, где при Романе Ростовском преподавали греческий и латинский. Перечисляет он и ряд библиотек. У Константина, сына Всеволода Большое Гнездо, книжная коллекция насчитывала 1000 томов! Константин организовал училище, которое впоследствии стали называть Григорьевским затвором; при княжеском дворе жили монахи, занимавшиеся переводом с иностранных языков и перепиской книг. Среди ученых в обычае были споры и диспуты.
Библиотека после смерти Константина перешла к училищу. Здесь позже получил образование Стефан Пермский, выдающийся просветитель, и его друг Епифаний, прозванный за свою ученость Премудрым...
Есть в летописи такие строчки: в церквах «клети исполнены книгами», в кельях монастырских «ничего не видно, кроме икон и книг». В каждом боярском тереме - «крестовая палата», в ней под образами - книги.
Об этом же - о широком распространении культуры - свидетельствует и свод произведений рязанской литературы, который составлялся при церкви Николы в городе Заразске (ныне Зарайск Московской области). В составе этого свода, в течение столетий расходившегося по всей Руси во множестве списков, дошла до нас знаменитая «Повесть о разорении Рязани Батыем».
Маленький городок, который и в летописях-то прежде не фигурировал, выдвинул из своей среды выдающегося писателя, чье творчество отличалось большой трагической силой и высокими художественными достоинствами.
Созданная не позже середины XIII века, «Повесть» освещает подлинные события: поражение рязанского войска в битве с монголами, разгром Рязани. Вместе с тем автор использовал и фольклорные элементы. Это, например, рассказ о Федоре, погибшем в ставке Батыя, о и смерти его жены Евпраксии, которая с малолетним сыном Иваном в отчаянии бросилась с высокого терема и «заразилась» до смерти (отсюда и Заразск). Фольклорный характер носит и вторая часть - о богатыре Евпатии Коловрате. Эпическим стилем описано сражение, когда один бился с тысячей, а два - с тьмою. Затем - потрясающая картина уничтожения города и его жителей. Трагедия подчеркивается лаконизмом повествования: «И взяли град Рязань месяца декабря в 21 день. И пришли в церковь соборную пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину, мать великого князи, со снохами и прочими княгинями посекли мечами, а епископа и священников огню предали - во святой церкви пожгли, а иные многие от оружия пали. И во граде много людей, и жен, и детей мечами посекли, а других в реке потопили... и весь город пожгли, и всю красоту прославленную, и богатство рязанское... И не осталось во граде ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили».
Автор любит свою землю, ее людей, воинов, ему кровно близки страдания рязанцев. Но «Повесть» насыщена и общерусским патриотизмом, недаром ее передавали от поколения к поколению. Жила она в памяти народной и в устной редакции.
Литературоведы полагают, что, работая над «Песнью о Евпатии Коловрате», Сергей Есенин, наряду с «Повестью», использовал народно-исторические рассказы, легенды, предания, которые мог слышать в родном рязанском краю. Любопытно, что Есенин демократизирует образ героя: у него он не княжеский дружинник, а человек из народа, кузнец-силач, который встал на защиту «Зарайской сторонушки».
Кстати, «Повесть о разорении Рязани Батыем» вдохновила многих мастеров слова. В. Веневитинов написал поэму «Евпраксия», Л. Мей - «Песнь про боярина Евпатия Коловрата», П. Радимов - «Княгиня Евпраксия». О тех же событиях упоминается и в прозе: В. Ян - «Батый», В. Ерохин - «Евпатии Коловрат», Ю. Вронский - «Злой город», а также некоторые другие.
Сама «Повесть» переведена на многие языки мира.
В конце ее есть разъяснение: «Сие написа Еустафей вторый Еустафьев сын Корсункова на память последнему роди своему». Автор, как предполагают исследователи, сам пережил все ужасы монгольского нашествия.
Завершается «Повесть» восторженной похвалой людям, погибшим за свою землю. «С точки зрения литературной отделки, тонкости литературного рисунка, - замечает Д. С. Лихачев, - похвала эта своего рода образцовое произведение, «шедевр», какой средневековые ремесленники обязаны были выполнять перед вступлением в цех для доказательства своего мастерства. Ее сжатость, отточенность формулировок, ритм синтаксических оборотов, напоминающий повторяемость орнаментальных мотивов, позволяет сравнивать ее с произведениями столь развитого на Рязани ювелирного искусства. Стилистическая выделка этой краткой похвалы доведена до медальонной ценности».
Таким образом, Евстафий из церкви Николы Заразского - выдающийся писатель средневековья. Но чтобы стать им, требовалась хорошая литературная подготовка. По всей вероятности, он был знаком с древнерусской письменностью, знал «Повесть временных лет», читал «Слово о полку Игореве», имел в своем распоряжении и рязанскую летопись, и княжеский рязанский поминальник... И главное - Евстафий хорошо знал народные предания, которые определили идейную направленность его «Повести».
Значит, в маленьком городке у него были под рукой необходимые источники, были условия для работы, были материалы для письма. Трудно представить весь объем книжного собрания при церкви Николы в Зарайске XIII века. Но что такое собрание существовало - не вызывает никакого сомнения.
Советский историк Б. В. Сапунов считает, что за период XI-XIII веков на Руси накопилось не менее 85 тысяч одних только церковных книг, а «общее количество книг, бывших в обращении в Древнерусском государстве с X века по 1240 год, должно исчисляться порядком сотен тысяч единиц». Это лишний раз подтверждает мысль, что церковь собирала и сберегала, прежде всего, богослужебные труды для воспитания паствы в духе православия. Что касается литературы демократической, создававшейся с XI века горожанами, ремесленниками и торговцами, то она сохранилась и дошла до нас по чистой случайности...
Подсчитано и число грамотных людей того времени. По мнению Сапунова, не менее двух процентов населения страны владело грамотой, а это приблизительно сто тысяч человек. Вспомним, что при правлении Екатерины II один грамотный приходился на восемьсот человек.
Но в Древней Руси не только эти два процента людей были знакомы с книжностью, с произведениями литературы. Надо помнить, что книги еще и слушались. Тогда были даже специальные чтецы, для которых чтение вслух стало профессией. Сборник «Златая цепь» перечисляет тех «вежей» (знающих), которых можно противопоставить «невежам»: «дьяк или чтец, или чернец, или ерей». Слушали книги в теремах, в городских домах, в монастырях. В житии Антония Сийского сказано: «На трапезе бывает утешение братии великое и чтем житие преподобного».
Академик Б. А. Рыбаков, суммируя все это, заметил, что каждую древнерусскую книгу, да еще зная ее дороговизну, мы должны представлять себе не только как объект поочередного индивидуального пользования, но и как источник общих чтений.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |