Товарообмен существенно способствовал образованию обширных зон со сходной материальной культурой. Однако не меньшей была роль странствующих ремесленников. Прежде всего, мастеров захватывали во время набегов, привозили в свою страну и пристраивали к делу в усадьбах бондов, знати или в раннегородских поселениях. Среди таких пленников бывали кузнецы, которые, в числе прочего, владели техникой дамасцировки и распространяли ее в северных землях. Старинная легенда о кузнеце Вёлунде рассказывает, как для того, чтобы удержать мастера-оружейника и предотвратить его побег, ему перерезали жилы на ногах; мастер, согласно саге, выковал себе железные крылья и улетел на них с острова конунга Нидуда, перед этим жестоко отомстив за свой плен (илл. 51). Но конечно, ремесленники появлялись также в раннегородских центрах вместе с купцами и селились так, как это было в Бирке, Хедебю, Волине, Ральсвике, Новгороде и Старой Ладоге. Чрезвычайно сложно выявить мастерские таких пришлых ремесленников в местном контексте, да еще и установить при этом их происхождение; типы построек, так же как большинство обиходных вещей из этих мастерских, будут, скорее всего, местными. Тем не менее, возможно, именно славянские гончары в Бирке и других местах Швеции изготовляли гончарную посуду, по своим качествам превосходившую местную скандинавскую и соответствующую традициям славянского гончарства271. По мнению советских и польских исследователей, некоторые фризские кувшины, особенно фризские резные гребни в Старой Ладоге, изготавливались ремесленниками из Фрисландии, осевшими в этом городе272. Несомненно, мастера, чеканившие первые монеты Хедебю в первой половине IX в., прибыли из фризских земель, вероятно, из Дорестада. В окружении купцов могли также находиться скорняки, кожевники и ювелиры. В Еллинге, в Ютландии, большой камень конунга Харальда с изображением распятого Христа, несомненно, воздвиг и декорировал камнерезчик из Северо-Западной Европы, в то время как руническая надпись на камне принадлежит местному мастеру273. С определенной долей вероятности можно и в строительстве опознать подобные перенесения навыков и форм, свидетельствующие о работе пришлых мастеров.
К такого рода прямым влияниям иноземных строителей в некоторых славянских прибрежных поселениях восходит так называемая "рамочная" техника строительства (развившаяся в дальнейшем в германский фахверк) и техника "ставкирки" (стены из вертикальных, забранных в шпунт пластин), распространенная в культовом, но применявшаяся иногда и в жилищном строительстве; впрочем, они остались чуждыми славянскому строительному искусству и никогда не могли вытеснить местную срубную конструкцию.
Это, правда, ни в коем случае не позволяет сделать вывод, что всюду, где заметны подобного рода влияния, имело место также и оседание чужеземных мастеров. Напротив, необходимо считаться с частичным, возможно функционально обусловленным включением чуждых способов строительства в местную среду. Раскопки в Гросс-Радене близ Шверина особенно ярко продемонстрировали сосуществование срубной традиции в жилых строениях и техники "ставкирки" в культовом сооружении. С другой стороны, в Скандинавии славянский тип срубного дома как будто оказал кое-где влияние на местную строительную традицию274. Примечательно также, что в скандинавских поселениях по мере изменения социальной структуры поселений и функций построек меняется и техника строительства. Такое изменение строительной техники произошло при закладке раннегородского центра Трёнсберга, сменившего Скирингссаль (Каупанг), так же как и в Хедебю. Крупные, сравнительно свободно спланированные частные усадьбы при этом были подчинены более жесткой городской планировке и существенно изменили размеры, очертания, характер застройки участка и технику строительства. По-видимому, подобные же изменения социальной структуры лежат в основе строительных изменений в Старой Ладоге, при переходе от стратиграфического горизонта Е (IX в.) к горизонту Д (X в.). Это явление здесь соответствует процессу, наблюдаемому в Каупанге-Трёнсберге. Вдали от побережья на подобный же процесс указывает застройка поселения на предградье городища Торнов в Нижней Лужице. При переходе от периода А к периоду В на рубеже VIII-IX вв. вместе с новой планировочной структурой усадеб меняется и техника строительства. Следует принять во внимание также и обмен мастерами по строительству укреплений, в частности между ободритами и датчанами275.
В целом же при обсуждении вопроса о странствующих ремесленниках или специалистах мы во многом останемся в области предположений, особенно если речь идет об обмене и его условиях.
Определенное влияние на нивелировку культурного своеобразия господствующего класса, несомненно, оказывали растущие брачные связи княжеских и вельможных домов. Особенно тесными они были между датчанами и ободритами, но подобного рода связи со скандинавскими княжескими домами установили также и поморянские и польские князья.
Жены, как правило, везли с собой в страну малый двор, свиту; связанные родством дворы обменивались дружинниками и воинами, нередко принимали целую дружину иноземных воинов, как, например, рассказывается о йомсвикингах и Болеславе Храбром.