Но внутренних факторов недостаточно, чтобы понять условия проникновения национал-большевизма в советскую политическую систему. Надо учесть и то, что международное положение в начале 20-х годов ознаменовалось быстрыми успехами правого националистического радикализма.
Самым крупным событием такого рода явилась победа фашистов в Италии. Бывший левый социалист Муссолини оказался родоначальником движения, которому было суждено охватить на значительный период времени многие европейские и азиатские страны, а также способствовать победе национал-социализма в Германии. Как это ни парадоксально, воинствующий национализм Муссолини, его антикоммунизм с самого начала совмещались с реверансами в сторону Советской России и открытыми признаниями того, что политические методы большевизма стали и его орудием. Эта амбивалентность итальянского фашизма по отношению к СССР ярко проявилась и в том, что Муссолини оказался одним из первых западных лидеров, признавших СССР в феврале 1924 г. Именно фашистская Италия, объявившая смертельную борьбу коммунизму, признала большевистскую власть одной из первых и оставалась в самых дружественных отношениях с ней в течение многих лет, пока Италия не вошла в один военный лагерь с нацистской Германией87.
Естественно, что в таком сложном вопросе, как отношение с фашистской Италией, неожиданно протянувшей руку признания СССР, среди большевистского руководства не могло быть полного единства. В Москве были круги, которые были против отношений с Муссолини, но в критический момент новый советский посол в Италии, известный сторонник Троцкого Юренев, устоял перед этим давлением, а также перед давлением со стороны итальянских коммунистов, будучи уверенным в прочности нового итальянского режима.
Создавался новый прецедент сотрудничества СССР с антикоммунистической страной, проповедовавшей воинствующий национализм. Прочность итальянского режима, в которую уверовал даже левый коммунист Юренев, свидетельствовала о том, что национализм в сочетании с большевизмом мог оказаться исключительно мощным политическим средством, способным увлечь за собой вчера еще революционные массы и обеспечить стабильность в достаточно большой стране.
Происхождение фашизма из кругов левого социализма лишний раз указывало, как легко можно перейти с крайне левых на крайне правые позиции, сохраняя те же политические методы88.
Сталин в 1934 г. подчеркнул, что различие в идеологии между Италией и СССР нисколько не помешало этим странам установить между собой наилучшие отношения89.
Итальянско-советское сближение привело к многочисленным последствиям. В это время национал-социализм в Германии стал разрастаться в массовое движение. Будучи близок к итальянскому фашизму, он имел и ряд существенных отличий, и самое главное из них - крайний расовый антисемитизм и утверждение, что евреи являются первопричиной всех бедствий Германии. Также в отличие от Муссолини нацисты рассматривали СССР как страну, в которой победил еврейско-масонский заговор.
Казалось бы, ничто не должно было указывать на малейшую возможность сближения между СССР и немецкими нацистами, если даже попытки группы немецких коммунистов сотрудничать с гораздо более умеренными правыми националистами в 1918-1919гг. вызвали осуждение Коминтерна и Москвы с обвинениями в «национал-большевизме».
Однако 20 июня 1923г. Радек на заседании расширенного пленума ИККИ выступил с сенсационной речью90, предложив немецким нацистам сотрудничество. Она была посвящена молодому немецкому националисту Лео Шлагетеру, только что расстрелянному французскими оккупационными властями в Рейнской области за террористические акты против оккупантов. «Мы не должны замалчивать судьбу этого мученика германского национализма, - заявил Радек, - имя его много говорит немецкому народу... Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, заслуживает того, чтобы, мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его... Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить немецкому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром...»
Против кого хотят бороться германские националисты? - спрашивал Радек. - Против капитала Антанты или против русского народа? С кем они хотят объединиться? С русскими рабочими и крестьянами для совместного свержения ига антантовского капитала или с капиталом Антанты для порабощения немецкого и русского народов?.. Если патриотические (т.е. нацистские. - М. А) круги Германии не решаются сделать дело большинства народа своим делом и создать таким образом фронт против антантовского и германского капитала, тогда путь Шлагетера был дорогой в ничто». Речь Радека произвела бурю в Германии91. Граф фон Ревентлов, один из ведущих лидеров правого национализма, впоследствии примкнувший к нацистам, и некоторые другие националисты стали обсуждать возможность сотрудничества с коммунистами, а главный коммунистический орган «Роте фане» предоставлял им место. Коммунисты выступали на собраниях нацистов, а нацисты - на собраниях коммунистов. Тогдашний лидер немецкой компартии еврейка Рут Фишер призывала к борьбе против еврейских капиталистов, а нацисты призывали коммунистов избавиться от их еврейских лидеров, обещая им взамен полную поддержку.
Речью о Шлагетере была даже тронута старейшая немецкая коммунистка Клара Цеткин92. 13 июля Радек был вынужден дать пояснения, сказав, что в вопросе о сотрудничестве с нацистами не может быть и речи о сантиментах, что это вопрос трезвого политического расчета. Вместе с тем он заявил, что «люди, которые могут погибнуть за фашизм», ему «гораздо симпатичнее людей, которые лишь борются за свои кресла»93.
Естественно, что раз речь Радека произносилась в рамках исполкома Коминтерна, она необходимо должна была в первую очередь получить одобрение Зиновьева. Зиновьев, столь яростно боровшийся против русского национал-большевизма, не моргнув глазом одобрил заигрывание с немецким нацизмом, не задумываясь над тем, что этим он подрывает основы своей собственной позиции в СССР, ибо и здесь может появиться соблазн политической ставки на национализм.
Уже говорилось, что Радек был одним из тех большевистских лидеров, кто более чем снисходительно относился к русскому национал-большевизму, хотя и не играл в его поощрении ведущей роли. В то же время Радек оказывает на него глубочайшее влияние своей позицией по отношению к нацизму94.
В случае Радека мы лишний раз убеждаемся, какую выдающуюся роль в развитии национал-большевизма сыграли партийные лидеры - аутсайдеры, не имевшие корней в партии и искавшие опоры на различные общественные течения, чтобы повысить таким образом свой статус.
Первая попытка сотрудничества с нацистами, предпринятая по инициативе Радека, полностью провалилась в ноябре того же года после неудачной попытки большевистской революции в Германии и неудавшегося фашистского путча в Мюнхене, но она оставила глубокий след. Она оказалась базой, на которой с помощью того же Радека Сталин стал строить свой мост к Гитлеру после 1933 г. Сам Радек после 1923 г. превращается в радикального сторонника сотрудничества с нацистами и правыми националистами95. Вальтер Кривицкий утверждает, что именно Радек открыл дорогу будущему сотрудничеству Сталина и Гитлера, впервые показав позволительность такого сотрудничества, его оправданность96. Оно усиливалось сознанием единства политических методов большевизма с национал-социализмом и фашизмом, на которые указывал Бухарин в своем докладе на XII съезде партии97. Но если можно и допустимо было сотрудничать с итальянским и немецким национализмом, причем крайне правым и резко антисемитским, почему нельзя было апеллировать к национализму и в советских условиях, почему нельзя было апеллировать к русскому национализму, причем гораздо шире, чем это делалось раньше? Такие вопросы могли прийти в голову всякому, но вряд ли кто был лучше подготовлен для того, чтобы задуматься над ними, чем Сталин. Задача была лишь в том, как найти такую форму интеграции национализма, которая не только не нарушила бы стабильность существующей политической системы, но напротив - усилила бы ее и не поставила бы под вопрос законность существующей власти.
Заметим при этом, что СССР сотрудничал с кемалистской Турцией, и это сотрудничество было крайне успешным, а также давало определенную законность сотрудничества с национализмом.
Другим важным фактором международной обстановки был растущий международный антисемитизм. Он далеко не ограничивался крайне правыми течениями. Поддержка подлинности «Протоколов сионских мудрецов» такими людьми, как Генри Форд, и одно время даже такими либеральными органами печати, как лондонские «Тайме» и «Морнинг пост», показывали это98. Многие буржуазные и либеральные круги продолжали смотреть на советскую власть как на власть с еврейским доминированием. Неслыханный успех «Протоколов», переведенных на многие языки, показывал, насколько была широка вера в большевистскую революцию как еврейскую. Это оказывало сильное влияние на советское руководство, которое должно было постоянно изыскивать средства, дабы противостоять ему и убеждать внешний мир, что дело обстоит как раз наоборот. Это было нелегко особенно в 1923 г., когда в первой четверке советского руководства не оказалось ни одного русского. Оно состояло из трех евреев и одного грузина. Устранение евреев с высших партийных должностей почти наверняка приветствовалось бы за рубежом.
Наконец, глубокое воздействие на внутреннюю жизнь СССР оказал окончательный провал иллюзий, связанных с ожиданием если и не мировой революции, то, во всяком случае, революции в какой-либо крупной стране.
Решающим событием оказалась полная неудача Германской революции в ноябре 1923 г. Эта неудача вызвала глубокое разочарование в международном коммунистическом движении. Поражение этой единственно, казалось бы, реально возможной крупной революции не могло пройти безрезультатно для советского руководства. В любой момент можно было ожидать такого голоса, который призвал бы сосредоточиться на внутренних проблемах, а не на международных. Было бы странно ожидать, чтобы такая большая страна длительное время жила мессианским ожиданием событий за границей. Итак, и учет международной обстановки показывал, что наибольший успех в СССР будет иметь тот лидер, который каким-то образом примет на вооружение национализм (в частности направленный против евреев), не отбрасывая прежнюю общественную систему.