Живописи, скульптуре и графике Франции выпала исключительно важная и яркая роль в сложении и развитии мировой художественной культуры XIX в. Острота социальных противоречий и быстрая смена политических форм во Франции порождали целую серию переворотов также в художественной жизни и художественных направлениях. Ни одна страна в рассматриваемый период не могла сравниться с Францией по смелости идейно-творческих исканий.
Все три основных этапа французского искусства 1789 — 1870 гг. — классицизм, романтизм и реализм — обладают внутренним единством. В своих лучших, наиболее прогрессивных проявлениях они, вне зависимости от своих стилистических форм, наполнены революционным духом, демократической силой и героическим пафосом.
С трибуны якобинского клуба, а затем революционного Конвента Франция признала лидера классицизма Жака Луи Давида (1748 — 1825) художником, «чей гений приблизил революцию». Творчество Давида предреволюционного и революционного времени воплотило суровый и героический дух эпохи, а одновременно и рожденные общенациональным подъемом иллюзии скорой победы «царства разума» и справедливости. Классицизм Давида возрождал в новых исторических условиях традиции Пуссена с их гуманистическим культом античности и возвышенным представлением о долге человека перед велениями разума и общества. Однако если Пуссен в своем искусстве был философом, моралистом и поэтом, то Давид выступал как политический трибун. Наиболее прославленная из его дореволюционных картин «Клятва Горациев» (1784 г.) звучит как призыв к оружию, к революционному и патриотическому действию, наподобие ставшей гимном революции «Марсельезы»Руже де Лиля. Картина Давида «Консул Брут, осудивший на смерть своих сыновей, изменивших Республике» (1789 г.) была воспринята современниками как «взятие Бастилии в живописи». Избирая для картин трагические сюжеты из античной истории, Давид облекал их в строгую и четкую форму, с безукоризненно точным рисунком и ясным, холодным цветом, с повышенно выразительным действием, развертывающимся словно на сцене театра, всем этим стремясь придать поступкам своих героев характер абсолютной закономерности и необходимости.
Рассматривая свои произведения как средство пробуждения революционной сознательности и активности, Давид не разделял свою художественную и гражданскую деятельность. Он был членом якобинского клуба, членом (и одно время председателем) Конвента, другом Робеспьера, за что едва не поплатился головой, когда якобинская диктатура была свергнута реакционной буржуазией.
На годы революции приходится наивысший расцвет творчества Давида. Оставив античные сюжеты, он перешел к прославлению деяний и подвигов современников—героев и мучеников великого общественного переворота. В своей лучшей картине «Убитый Марат» (1793 г.), в замечательных, ярко реалистических портретах, подобных «Зеленщице» или «Старику в черной шляпе», Давид по существу отбросил классицистические принципы, положил начало новому реализму XIX в. и стал вместе с испанцем Гойей и англичанином Констеблем родоначальником наиболее сильной линии развития европейского искусства этого времени.
В годы Директории, Консульства и Империи Давид пытался снова вернуться к отвлеченно-идеальному и возвышенному языку классицизма, стремясь понять и деятельность Наполеона с точки зрения ее исторически-прогрессивных сторон. Однако поздний классицизм Давида приобрел рассудочный характер, безжизненный и бесплодный: Давид так и не поверил в Наполеона, как и император не мог доверять старому якобинцу.