Пределы. Правление. Законы гражданские. Воинское искусство. Флоты. Чиноначалие и внутреннее образование войска. Торговля. Пышность и роскошь. Состояние городов. Деньги. Успехи разума. Механические и свободные художества. Нравы.
В самый первый век бытия своего Россия превосходила обширностию едва ли не все тогдашние государства европейские. Завоевания Олеговы, Святославовы, Владимировы распространили ее владения от Новагорода и Киева к западу до моря Балтийского, Двины, Буга и гор Карпатских, а к югу до порогов днепровских и киммерийского Воспора; к северу и востоку граничила она с Финляндией) и с чудскими народами, обитателями нынешних губерний Архангельской, Вологодской, Вятской, также с мордвою и с казанскими болгарами, за коими, к морю Каспийскому, жили хвалисы, их единоверцы и единоплеменники (почему сие море называлось тогда Хвалынским, или Хвалисским).
Слова новогородцев и союзных с ними народов, преданные нам летописцем: «хотим князя, да владеет и правит нами по закону», были основанием первого устава государственного в России, то есть монархического.
Но князья привели с собою многих независимых варягов, которые считали их более своими товарищами, нежели государями, и шли в Россию властвовать, а не повиноваться. Сии варяги были первыми чиновниками, знаменитейшими воинами и гражданами; составляли отборную дружину и верховных совет, с коим государь делился властию. Мы видели, что послы российские заключали договор с Грециею от имени князя и бояр его; что Игорь не мог один утвердить союза с императором и что вся дружина княжеская должна была вместе с ним присягать на священном холме.
Самый народ славянский, хотя и покорился князьям, но сохранил некоторые обыкновения вольности и в делах важных или в опасностях государственных сходился на общий совет. Белогородцы, теснимые печенегами, рассуждали на вече, что им делать.— Сии народные собрания были древним обыкновением в городах российских, доказывали участие граждан в правлении и могли давать им смелость, неизвестную в державах строгого, неограниченного единовластия. Так новогородцы объявили Святославу, что они требуют от него сына в правители, или, в случае отказа, изберут себе особенного князя.
На войне права государя были ограничены корыстолюбием воинов: он мог брать только часть добычи, уступая им прочее. Так Олег, Игорь взяли дань с греков на каждого из своих ратников; самые родственники убитых имели в ней долю. Желая один воспользоваться грабежом в земле древлянской, Игорь удалил от себя войско: следственно, не только добычею счастливой битвы, но и данию, собираемою с народов, уже подвластных России, князья делились с воинами.
Впрочем, вся земля Русская была, так сказать, законною собственностию великих князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости. Так, многие варяги получили уделы от Рюрика. Так супруга Игорева владела Вышегородом, а Рогволод, по словам летописи, княжил в Полоцке.
Варяги, на условиях поместной системы владевшие городами, имели титло князей: о сих-то многих князьях российских упоминается в Олеговом договоре с греческим императором. Дети их, заслужив милость государя, могли получать те же уделы: бояре Владимировы назвали Полоцк, где княжил отец Рогнедин, ее наследственным достоянием, или отчиною. Но великий князь как государь располагал сими частными княжествами: Владимир отдал детям своим Ростов, Муром и другие области, бывшие со времен Рюриковых уделами вельмож норманских. Другие города и волости непосредственно зависели от великого князя: он управлял ими чрез своих посадников или наместников. Образ сего внутреннего правления ответствовал простоте тогдашних нравов. Одни люди были чиновниками воинскими и гражданскими: государь советовался о земских учреждениях с храброю дружиною. Ему принадлежала верховная законодательная и судебная власть: Владимир по воле своей отменил и снова уставил смертную казнь. — Нестор упоминает еще о градских старейшинах, которые летами, разумом и честию заслужили доверенность, могли быть судиями в делах народных.
Во времена независимости российских славян гражданское правосудие имело основанием совесть и древние обычаи каждого племени в особенности; но варяги принесли с собою общие гражданские законы в Россию, известные нам по договорам великих князей с греками и во всем согласные с древними законами скандинавскими. Например: и в тех и других было установлено, что родственник убиенного имел право лишить жизни убийцу; что гражданин мог умертвить вора, который не захотел бы добровольно отдаться ему в руки; что за каждый удар мечом, копием или другим орудием надлежало платить денежную пеню. Сии первые законы нашего отечества, еще древнейшие Ярославовых, делают честь веку и народному характеру, будучи основаны на доверенности к клятвам, следственно, к совести людей, и на справедливости: так виновный был увольняем от пени, ежели он утверждал клятвенно, что не имеет способа заплатить ее; так хищник наказывался соразмерно с виною и платил вдвое и втрое за всякое хищение; так гражданин, мирными трудами нажив богатство, мог при кончине располагать им в пользу ближних и друзей своих. — Трудно вообразить, чтобы одно словесное предание хранило сии уставы в народной памяти. Ежели не славяне, то по крайней мере варяги российские могли иметь в IX и X веке законы писанные: ибо в древнем отечестве их, в Скандинавии, употребление рунических письмен было известно до времен христианства.
Мы имеем еще древний так называемый Владимиров устав, по коему, сообразно с греческими номоканонами, отчуждены от мирского ведомства монахи и церковники, богадельни, гостиницы, дома странноприимства, лекари и все люди увечные. Дела их были подсудны одним епископам: также весы и мерила городские, распри и неверность супругов, браки незаконные, волшебство, отравы, идолопоклонство, непристойная брань, злодейства детей в отношении к отцу и матери, тяжбы родных, осквернение храмов, церковная татьба, снятие одежды с мертвеца и проч. и проч. Нет сомнения, что духовенство российское в первые времена христианства решало не только церковные, но и многие гражданские дела, которые относилися к совести и нравственным правилам новой веры (так было во всей Европе); нет сомнения, что означенные здесь суды могли принадлежать ему (некоторые из оных и ныне остаются его правом): но сей устав есть подложный — и вот доказательство: там Владимир пишет, что патриерх Фотий дал ему первого митрополита Леона; а Фотий умер за 90 лет до сего великого князя.
Варяги, законодатели наших предков, были их наставниками и в искусстве войны. Россияне, предводимые своими князьями, сражались уже не толпами беспорядочными, как славяне древние, но строем, вокруг знамен своих или стягов, в сомкнутых рядах, при звуке труб воинских; имели конницу, собственную и наемную, и сторожевые отряды, за коими целое войско оставалось в безопасности. Готовясь к битвам, они выходили на открытое поле заниматься воинскими играми: учились быстрому, дружному нападению и согласным движениям, дающим победу; носили для защиты своей тяжелые латы, обручи, высокие шлемы. Мечи, с обеих сторон острые, копья и стрелы были их оружием. Укрепляя города свои стенами, хотя деревянными, но неприступными для народов варварских, тогдашних соседей России, предки наши умели брать города чуждые и знали искусство осадных земляных работ; окружали глубокими рвами не только крепости, но и полевые станы свои для безопасности.
Подобно другим славянам мужественные на суше, они заимствовали от варягов искусство мореплавания, и только один страшный огонь греческий мог спасти Царьград от флота Игорева: для того великие князья всегда желали узнать тайный состав сего огня; но хитрые греки уверяли их, что ангел небесный вручил оный императору Константину и что одни христиане могут им пользоваться. Тогдашние военные корабли российские были не что иное, как гребные, с помощию больших парусов весьма ходкие суда, на которые садилось от 40 до 60 человек.
О древнем чиноначалии и внутреннем образовании войска известно нам следующее: князь был его главою на воде и суше; под ним начальствовали воеводы, тысяч-ские, сотнкки, десятские. Дружину первого составляли опытные витязи и бояре, которые хранили его жизнь и служили примером мужества для прочих. Мы знаем, сколь Владимир уважал и любил их. Дружина Игорева и по смерти князя носила на себе .его имя. Под сим общим названием разумелись при князе: молодые отборные воины, отроки, гридни, которые служили при князе: первые считались знаменитее вторых. Главные воеводы имели также своих отроков, как Свенельд, воевода Игорев.— Варяги до самых времен Ярославовых были в России особенным войском: они и гридни, или мечники, брали -из казны жалованье; другие участвовали только в добыче.
Народы, из коих составилось государство Российское, и до пришествия варягов имели уже некоторую степень образования: ибо самые грубые древляне жили отчасти в городах; самые вятичи и радимичи, варвары по описанию Не-сторову, издревле занимались хлебопашеством. Вероятно, что они пользовались и выгодами торговли, как внутренней, так и внешней; но мы не имеем никакого исторического об ней сведения. Первые сведения о нашем древнем купечестве относятся уже ко временам варяжских князей: договоры их с греками свидетельствуют, что в X веке жило множество россиян в Цареграде, которые продавали там невольников и покупали всякие ткани. Звериная ловля и пчеловодство доставляли им множество воску, меду и драгоценных мехов, бывших, вместе с невольниками, главным предметом их торговли. Константин Багрянородный пишет, что в Хазарию и в Россию шли тогла из Царяграда пурпур, богатые одежды, сукна, сафьян, перец: к сим товарам, по известию Нестора, можно прибавить вино и плоды. Ежегодное путешествие российских купцов в Грецию описывает Константин следующим образом: «Суда их приходят в Царьград из Новагорода, Смоленска, Любеча, Чернигова и Вышегорода; подвластные россам славяне, кривичи, лучане и другие зимою рубят лес на горах своих и строят лодки, называемые : ибо оне делаются из одного дерева. По вскрытии Днепра славяне приплывают в Киев и продают оные россиянам, которые делают уключины и весла из старых лодок. В апреле месяце собирается весь российский флот в городке Витичеве, откуда идет уже к порогам. Дошедши до четвертого и самого опасного, то есть Неясытя, купцы выгружают товары и ведут скованных невольников около 6000 шагов берегом. Печенеги ожидают их обыкновенно за порогами, близ так называемого Крарийского перевоза (где херсонцы, возвращаясь из России, переправляются чрез Днепр): отразив сих разбойников и доплыв до острова св. Григория, россияне приносят богам своим жертву благодарности и до самой реки Селины, которая есть рукав Дуная, не встречают уже никакой опасности; но там, ежели ветром прибьет суда их к берегу, они снова должны сражаться с печенегами и, наконец, миновав Конопу, Константин), также устьем болгарских рек, Варны и Дицины, достигают Месимврии, первого греческого города». Сия торговля, без сомнения, весьма обогащала россиян, когда они дли ее выгод отваживались на столько опасностей и трудов и когда она была предметом всякого их мирного договора с империею. — Они ходили на судах не только в Болгарию, в Грецию, Хазарию или Тавриду, но, если верить Константину, и в самую отдаленную Сирию: Черное море, покрытое их кораблями, или, справедливее сказать, лодками, было названо Русским. Но цареградские купцы едва ли ездили чрез пороги днепровские; одни, кажется, херсонцы торговали в Киеве.
Печенеги, всегдашние грабители нашего древнего отечества, имели с ним также и мирные торговые связи. Будучи народом кочующим и скотоводным, подобно нынешним киргизам и калмыкам, они продавали россиянам множество азиатских коней, овец и быков; но Константин к сему известию прибавляет явную ложь, сказывая, что в России не было прежде ни лошадей, ни скота рогатого.— Волжские болгары, по сказанию Эбн-Гаукаля, арабского географа X века, доставали от нас шкуры черных куниц или скифских соболей; но сами не ездили в Россию, будто бы для того, что в ней убивали всех иноземцев.
О торговле древних россиян с народами северными находим любопытные и достоверные известия в скандинавских и немецких летописях. Средоточием ее был Новгород, где со времен Рюриковых поселились многие варяги, деятельные в морском грабеже и купечестве. Там скандинавы покупали драгоценные ткани, домовые приборы, царские одежды, шитые золотом, и мягкую рухлядь. Первые не могли быть собственным рукоделием наших предков: вероятно, что они покупали сии богатые одежды и ткани в Цареграде, куда, по сказанию Нестерову, езжали новoгородцы еще в Олеговы времена. В славной Виннете и других балтийских городах находились купцы российские. Мы знаем, что Ливония зависела от Владимира: там ежегодно бывали многолюдные ярмонки, собирались весною норвежские и другие купцы, покупали невольников, меха и возвращались в отечество не прежде осени. Торговля наша столь уже славилась богатством на севере, что летописцы сего времени обыкновенно называют Россию страною, изобильною всеми благами, omnibus bonis afflueitem.
Вероятно, что великие князья, следуя примеру скандинавских владетелей, сами участвовали в выгодах народной торговли для умножения своих доходов. Государственная подать в IX и X состояла у нас более в вещах, нежели в деньгах. Из разных областей России ходили в столицу обозы с медом и шкурами, или с оброком княжеским, что называлось: возить повоз. Следственно, казна изобиловала товарами и могла отпускать их в чужие земли.
Россияне, подобно норманам, соединяли торговлю с грабежом. Известно, что они славились морскими разбоями в окрестностях Меларского озера и что железные цепи при Стокзунде (где ныне Стокгольм) не могли их удерживать. Требование греков в договоре с Игорем, чтобы все мореходцы российские предъявляли от своего князя письменное свидетельство о мирном их намерении, имело, без сомнения, важную причину: ту, кажется что некоторые россияне под видом купечества выезжали грабить на Черное море, а после вместе с другими приходили свободно торговать в Царьград. Надобно было отличить истинных купцов от разбойников.
Счастливые войны и торговля россиян, служив к обогащению народа, долженствовали, в течение ста лет и более, произвести некоторую роскошь, прежде неизвестную. Узнав пышность двора константинопольского, великие князья хотели подражать ему: не только сами они, но и супруги их, дети, родственники имели своих особенных придворных чиновников. Нередко послы российские именем государя требовали в дар от греков царской одежды и венцов: чего императоры, желая отличаться от варваров хотя украшениями драгоценными, не любили давать им, уверяя, что сии порфиры и короны сделаны руками ангелов и должны быть всегда хранимы в Софийской церкви. Друзья Владимира, обедая у князя, ели серебряными ложками. Мед, древнее любимое питие всех народов славянских, был еще душою славных пиров его; но киевляне в Олеговы времена уже имели вина греческие и вкусные плоды теплых климатов. Перец индейский служил приправою для их трапезы изобильной. Богатые люди носили одежду шелковую и пурпуровую, драгоценные пояса, сафьяновые сапоги и проч.
Города сего времени ответствовали уже состоянию народа избыточного. Немецкий летописец Дитмар, современник Владимиров, уверяет, что в Киеве, великом граде, находилось тогда 400 церквей, созданных усердием новообращенных христиан, и восемь больших торговых площадей.. Адам Бременский именует оный главным украшением России и даже вторым Константинополем. Сей город до IX века стоял весь на высоком берегу днепровском: место нынешнего Подола было в Ольгино время еще залито водою. Смоленск, Чернигов, Любеч имели сообщение с Грециею. Император Константин, несправедливо называя Новгород столицею великого князя Святослава, дает по крайней мере знать, что сей город был уже знаменит в X веке.
Народ торговый не может обойтися без денег, или знаков, представляющих цену вещей. Но деньги не всегда бывают металлом: доныне вместо их жители Мальдивских островов употребляют раковины. Так и славяне российские ценили сперва вещи не монетами, а шкурами зверей, куниц и белок: слово куны означал» деньги. Скоро неудобность носить с собою целые шкуры для купли подала мысль заменить оные мордками и другими лоскутками, куньими и бельими. Надобно думать, что правительство клеймило их и что граждане сначала обменивали в казне сии лоскутки на целые кожи. Однако ж, зная цену серебра и золота, предки наши издревле добывали их посредством внешней торговли. В Олеговых условиях с империею сказано, что грек, ударив мечом россиянина, или россиянин грека, обязывался платить за вину 5 литр серебра. Россияне брали также в Цареграде за каждого невольника греческого 20 золотников, т. е. византийских червонцев, номисм или солидов. Нет сомнения, что и внутри государства ходило серебро в монетах: радимичи вносили в казну щляги, или шиллинги, без сомнения полученные ими от козаров. Однако ж мордки или куны долгое время оставались еще в употреблении: ибо малое количество золота и серебра не было достаточно для всех торговых оборотов и платежей народных. Именем гривны означалось известное число кун, некогда равное ценою с полуфунтом серебра; но сии лоскутки, не имея никакого существенного достоинства, в течение времени более и более унижались в отношении к металлам, так что в XIII веке гривна серебра содержала в себе уже семь гривен новогородскими кунами.
Успехи разума и способностей его, необходимое следствие гражданского состояния людей, были ускорены в России христианскою верою. Волхвы славились при Олеге гаданием будущего: вот древнейшие мудрецы нашего отечества! Наука их состояла или в обманах, или в заблуждениях. Народ, погруженный в невежество, считал действием сверхъестественного знания всякую догадку ума, всякое отменно счастливое предприятие и назвал Олега вещим, ибо сей великодушный, смелый князь возвратился с сокровищами из Константинополя. Любопытство, сродное человеку, питалось историческими сказками и преданиями, украшенными вымыслом. В сказке о хитростях Ольгиных видим некоторое остроумие. Пословицы народные: Погибоша аки обри — беда аки в Родне — пищанцы волчья хвоста бегают и, конечно, многие другие, хранили так же память важных случаев. В государственных договорах великих князей находим выражения, которые дают нам понятие о тогдашнем красноречии россиян; например: Дондеже солнце сияет и мир стоит — да не защитятся щиты своими — да будем золоти аки золото и проч. Краткая сильная речь Святославова есть достойный памятник сего героя. Но времена Владимировы были началом истинного народного просвещения в России.
Скандинавы в IX веке знали употребление рунических букв; однако ж мы не имеем никаких основательных причин думать, чтобы они сообщили его и россиянам. Руны, как мы выше заметили, недостаточны для выражения многих звуков языка славянского. Хотя кирилловские письмена могли быть известны в России еще до времен Владимировых (ибо самые первые христиане киевские имели нужду в книгах для церковного служения), но число грамотных людей было, конечно, не велико: Владимир умножил оное заведение народных училищ, чтобы доставить церкви пастырей и священников, разумеющих книжное писание, и таким образом открыл россиянам путь к науке и сведениям, которые посредством грамоты из века в век сообщаются...
Здесь должно ответствовать на вопрос любопытный: какие священные книги были тогда употребляемы христианами российскими? Те ли самые, коими доныне пользуется наша церковь, или иного, древнейшего перевода? Сличив рукописные харатейные евангелия XII века и разные места св. писания, приводимые Нестором в летописи, с печатною московскою или киевскою Библиею, всякий уверится, что россияне XI и XII столетия имели тот же перевод ее. Мы знаем, что она несколько раз была исправляема: при Константине, волынском князе, в XVI веке; при царе Алексии Михайловиче, Петре Великом и Елисавете Петровне; однако ж, несмотря на многократное исправление, состоящее единственно в отмене некоторых слов, сей перевод сохранил, так сказать, свой начальный, особенный характер, и люди ученые справедливо признают оный древнейшим памятником языка славянского. Библия чешская или богемская переведена с латинской Иеронимовой в XIII и XIV веке; польская, краинская, лаузицская еще гораздо новее.
Следует другой вопрос: когда же и где переведена наша Библия? При великом ли князе Владимире, как сказано в любопытном предисловии Острожской печатной, или она есть бессмертный плод трудов Кирилла и Мефодия? Второе гораздо вероятнее: ибо Нестор, почти современник Владимиров, ко славе отечества не умолчал бы о новом российском переводе ее; но сказав: сим бо первая преложены книгы (т. е. Библия) в Мораве, яже прозвася грамота словенская, еже грамота есть в Руси, он ясно дает знать, что российские христиане пользовались трудом Кирилла и Мефодия. Сии два брата и помощники их основали правила книжного языка славянского на греческой грамматике, обогатили его новыми выражениями и словами, держась наречия своей родины, Фессалоники, то есть иллирического или сербского, в коем и теперь видим сходство с нашим церковным. Впрочем, все тогдашние наречия долженствовали менее нынешнего разниться между собою, будучи гораздо ближе к своему общему источнику, и предки наши тем удобнее могли присвоить себе моравскую Библию. Слог ее сделался образцом для новейших книг христианских, и сам Нестор подражал ему; но русское особенное наречие сохранилось в употреблении, и с того времени мы имели два языка, книжный и народный. Таким образом изъясняется разность в языке славянской Библии и Русской Правды (изданной скоро после Владимира), Несторовой летописи и Слова о полку Игореве, о коем будем говорить в примечаниях на российскую словесность XII века.
Нужнейшие искусства механические, равно как и свободные, были известны древним россиянам. И ныне селянин русский делает собственными руками почти все необходимое для его хозяйства: в старину, когда люди менее сообщались друг с другом, они имели еще более нужды в сей промышленности. Муж обрабатывал землю, плотничал, строил; жена пряла, ткала, шила, и всякое семейство представляло в кругу своем действие многих ремесел. Но основание городов, торговля, роскошь мало-помалу образовали людей особенно искусных в некоторых художествах: богатые требовали вещей, сделанных удобнее и лучше обыкновенного. Все немецкие славяне торговали полотнами: русские издревле ткали холсты и сукна; умели также выделывать кожи, и сии ремесленники назывались усмарями. Народ, составленный из воинов, хлебопашцев и звероловов, без сомнения, пользовался искусством ковать железо: что утверждается самою Несторовою сказкою о мечах, будто бы предложенных киевлянами в дань козарам. — Христианская вера способствовала дальнейшим успехам зодчества в России. Владимир начал строить великолепные церкви и призвал художников греческих; однако ж и в языческие времена были уже каменные здания в столице: например, Ольгин терем. Стены и башни служили для городов не только защитою, но и самым украшением. Вероятно, что и тогдашние деревенские избы подобны нынешним; а горожане имели высокие дома и занимали обыкновенно верхнее жилье, оставляя низ, может быть, для погребов, кладовых и проч. Клети, или горницы, с обеих сторон дома разделялись помостом или сенями; спальни назывались одринами. На дворах строились вышки для голубей: ибо россияне искони любили сих птиц.— Несторово описание Перунова истукана свидетельствует о резном и плавильном искусстве наших предков. Вероятно, что они знали и живопись, хотя грубую. Владимир украсил греческими образами одну Десятинную церковь: иконы других храмов были, как надобно думать, писаны в Киеве. Греческие художники могли выучить русских.— Трубы воинские, коих звук ободрял героев Святославовых в жарких битвах, доказывают древнюю любовь россиян к искусству мусикийскому.
Что касается собственно до нравов сего времени, то они представляют нам смесь варварства с добродушием, свойственную векам невежества. Россияне IX и X века славились на войне корыстолюбием и свирепостию; но императоры византийские верили им как честным людям в мирных договорах, позволяя себе, кажется, обманывать их при всяком удобном случае: ибо Нестор называет греков коварными. Мы видели грабеж, убийства и злодеяния внутри государства: еще более увидим их; но чем же иным богата история Европы в средних веках? Одно просвещение долговременное смягчает сердца людей: купель христианская, освятив душу Владимира, не могла вдруг очистить народных нравов. Он боялся, по человеколюбию, казнить злодеев, и злодейства умножились... Государство, основанное на завоеваниях, уже доказывает необыкновенную храбрость народа: она была добродетелию наших предков, и слово любимого вождя: станем крепко, не посрамим земли Русской — вселяло в них решительность победить или умереть. Самые жены их не робели смерти в битвах. — Дома и в мирное время они любили веселиться: Владимир, желая казаться другом народа своего, давал ему пиры и сказал магометанским болгарам: Руси есть веселие пити. Между достопамятными чертами древних русских нравов заметим также отменное уважение к старцам: Владимир слушался их совета; в гражданских вечах они имели первенство. Наконец, сей народ, еще грубый, необразованный, умел любить своих добрых государей: плакал над телом великого Олега, мудрой Ольги, св. Владимира и потомству своему оставил пример благодарности, который делает честь имени русскому.
Конец I тома.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |