21 февраля 1974 г. я обнаружил на своем письменном столе в кабинете амбулатории небольшую карточку. Текст, напечатанный большими золотыми арабскими буквами, мне перевел мой сотрудник "мистер Корт".
Оказывается, Ракиха приглашает нас на свою свадьбу. Это уже не первая свадьба, на которой мы с женой бывали, но свадьба Ракихи, должно быть, нечто совсем особенное, весь Аден будет говорить о ней. Ракиха - хорошенькая двадцатилетняя медицинская сестра родом из Южного Йемена. Она работает на женской половине больницы. Со своим будущим мужем она познакомилась во время учебы на медицинских курсах. Он сын бедных родителей и работает санитаром в республиканской больнице. Сабах, подруга Ракихи, сказала мне, что Ракиха выйдет замуж только за того, кого полюбит. Мне хочется думать, что и молодой человек женится на ней из тех же соображений, ибо многие хотели бы взять в жены Ракиху, так как семья ее очень богата.
Приглашение на свадьбу - это знак хороших, дружеских отношений, сложившихся в нашем коллективе.
Я сообщаю жене о приглашении, и первое, о чем она спрашивает: "А что мне надеть?" Меня же самого не очень волнует эта проблема - я буду в светлом костюме из хлопчатобумажной ткани. Жена отыскивает знакомую арабку и обращается к ней за советом.
К 6 часам вечера появляется Махди, наш почетный сопровождающий и друг семьи Ракихи, чтобы отвезти нас на свадебный вечер. Жена, кажется, нашла, что надеть. На ней длинное, очень яркое платье, блестящие украшения и много косметики. Сразу видно: рекомендации знакомой арабки она приняла к сведению; во всяком случае, я заметил, что Махди она нравится.
Из Хормаксара мы медленно едем в нашем маленьком "фиате" по набережной в направлении Кратера. На море сильный ветер, и волны подкатываются к самой набережной. Насыщенный морской влагой воздух приятно освежает нас в открытой машине. Уже издалека виден ярко освещенный зал Махатмы Ганди, где празднуют свадьбу. Возгласы женщин и музыка указывают нам последние метры пути в лабиринте маленьких темных улочек. В большом зале, окруженном колоннами, обычно проводятся выставки и другие мероприятия, его также можно снять для празднования свадьбы.
На площадке перед зданием много частных машин, на их капотах и крышах сидят мужчины с бутылками кока-колы, наблюдая за происходящим в зале. Вблизи больших окон и дверей расставлены стулья, на них расположились мужчины, чьи жены приглашены на праздник и находятся в зале, битком набитом молодыми и пожилыми женщинами. Все они без чадры, и их, по-видимому, ничуть не смущает, что с улицы на них смотрят незнакомые мужчины.
В ярком свете блестят золотые украшения, воздух в помещении напоен благовониями. Веселье в полном разгаре, все танцуют и поют под несмолкающие звуки оркестра. Беспрестанно слышатся выкрикиваемые пронзительным голосами здравицы в честь невесты. У входа в зал нас с женой встречает ее отец, а потом Сабах берет нас обоих за руки и ведет сквозь толпу женщин к невесте. Ракиха сидит в кресле на сцене с темно-красным бархатным занавесом. Лицо ее чрезвычайно серьезно. Так положено, ведь сейчас она прощается со своей девической жизнью. Она укутана в белый блестящий шелк с бесчисленными кружевами. С головы легкая, изящная, не закрывающая лица фата мягко ниспадает на плечи. Черные волосы украшает искусственный миртовый венок. Блестят золотые кольца; талия перехвачена великолепно расшитым золотом широким поясом; нарядная гирлянда похожих на жасмин цветов распространяет дурманящий запах. Кресло рядом с ней пустует. Жених еще не пришел!
Перед сценой на специальной площадке танцуют молодые женщины и девушки в модных платьях, а пожилые - в красочных пестрых арабских национальных одеждах. Духота в зале убийственная. Ни одного кондиционера, а воздух, попадающий в помещение через открытые окна и двери, почти не приносит прохлады, и некоторым из красавиц время от времени приходится подправлять косметику.
Маленькие девочки и мальчики разносят по залу лотки с прохладительными напитками. В перерыве, когда замолкает оркестр, заботу о гостях берет на себя танцевальная пара. Десятилетняя сестра Ракихи исполняет танец живота.
Сабах, добрый гений, не покидает меня; ее муж Махди сидит на улице у дверей. Не считая музыкантов, я единственный мужчина в зале.
- Сабах, - спрашиваю я ее, - почему мне дозволено быть здесь?
Объяснение просто: я мужчина не из арабской страны и, кроме того, их гость.
- Наши мужчины, - говорит она, - надеются, что вы будете вести себя как полагается.
В этот вечер я фотографирую много хорошеньких женщин, и они не протестуют. Лишь иногда Сабах спрашивает у той или иной разрешения сфотографировать ее и редко получает отказ (только в том случае, когда муж служит солдатом где-нибудь в глубинных районах и она не знает, как он к этому отнесется). Потом я должен буду отдать им и фотографии, и негативы, ибо они здесь считаются личной собственностью. Но поскольку я пользовался фотокамерой, заряженной цветной пленкой, то пообещал им, что вышлю снимки, как только они будут сделаны у меня на родине. Обещание это я, к сожалению, не всегда мог сдержать.
Уже назавтра я вряд ли смогу узнать некоторых из этих женщин, если встречу их на улице, укутанных в покрывала. А сегодня они, наверное, забыли о предписании Корана, где говорится:
"И скажи (женщинам) верующим: пусть они потупляют свои взоры, и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно из них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве только своим мужьям или своим отцам, отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или своим женщинам, или тем, чем овладели их десницы, или слугам из мужчин, которые не обладают желанием, или детям, которые не постигли наготы женщин; и пусть не бьют своими ногами, так чтобы узнавали, какие они скрывают украшения" (Коран. Сура 24. Свет. 31).
Ну а мужчины? Как они ведут себя в этот вечер? Они сдержанны, улыбаются одобрительно. У меня сложилось впечатление, что они не без гордости взирают на многочисленное собрание красивых женщин своей страны! То, что я наблюдаю сегодня вечером, уму непостижимо! Этот вечер принадлежит женщинам, и они сумели этим воспользоваться. Как пламя, внезапно подхваченное ветром, всколыхнулись их темперамент и жизнерадостность, рассыпав повсюду чудесные искры красоты. И однажды, а это не за горами, мужчины войдут в зал вместе с женщинами!
В глубине у стены на дорогих арабских подушках сидят пожилые женщины. Перед ними курительный прибор кальян (наргиле). Длинная красная трубка с мундштуком переходит от одной женщины к другой. Каждая делает одну-две затяжки. У этих женщин лица тоже не закрыты. Много свадеб довелось повидать их глазам, и не всегда они были пышными. Одна из них здоровается со мной и под шутливые смешки остальных приглашает подсесть к ним. А почему бы и нет? Ведь так или иначе, у меня в этот вечер больше привилегий, чем у других. А может быть, это потому, что многие из сидящих тут женщин мои пациентки? У соседки справа грубые, натруженные руки крестьянки.
- Молодые люди, - говорит она с грустной улыбкой, - теперь и не знают, как было во времена моей молодости. Мой отец по деревенскому обычаю (это недалеко от Лахджа), едва мне минуло семь лет, обещал меня мальчику, который был тремя годами старше.
Мальчик также ничего не знал об этом. Отцы решили, что будет хорошо, если их дети потом поженятся. Этот первый устный договор между отцами почти всегда должен был выполняться, и каждый в деревне знал, кто кому предназначен. Когда девочке исполнилось двенадцать, состоялась хутба (помолвка). До помолвки семьи обычно ходили друг к другу в гости, принося с собой сладости и кат. Они жевали кат и договаривались о выкупе за невесту. При помолвке эта договоренность еще раз подтверждалась в присутствии многих свидетелей, поэтому письменного обязательства не было. Жениха и невесту на помолвку обычно не звали. Во время помолвки также решался срок замужества, и до него невеста редко видела жениха, хотя и жила в доме родителей будущего мужа, помогая по хозяйству и в поле. За несколько месяцев до свадьбы будущий свекор передавал отцу невесты выкуп в размере оговоренной суммы. (Часто в деревнях за невесту дают пашню.) Выкупом разрешалось пользоваться дяде или брату невесты. На часть полученных денег отец накупал невесте много красивых платьев и украшений, а часть оставлял себе.
Все, что невеста приносила с собой в супружеский дом, по древнему исламскому закону оставалось ее личной собственностью. В браке ей мало что доводилось приобрести для себя лично. Все нажитое совместно принадлежало обычно мужу, даже в случае развода.
- Когда мне исполнилось шестнадцать, - рассказывала моя новая знакомая, - состоялась свадьба. Одна опытная в этих делах деревенская женщина принесла подарок от будущего мужа: козу, небольшой мешок дурры, двенадцать литров керосина, три чадры и красивое свадебное платье. Через два-три часа женщина сказала мне, от кого эти подарки, и предупредила, что скоро придут друзья жениха, которых он послал, чтобы увести меня к нему. Под счастливые всхлипывания женщин на меня надели свадебное платье и чадру. А еще раньше, утром, другая женщина, мастер своего дела, разрисовала мне ладони, ступни ног и лицо. У нас это делали хной. В сопровождении веселой толпы односельчан меня привели в дом жениха. Шум был невообразимый. Мужчины стреляли из ружей в воздух, женщины что-то выкрикивали пронзительными голосами, а дети колотили во все, что им попадало под руки. На пороге дома жениха по старому обычаю я сверх назначенного выкупа могла потребовать еще денег. Это была последняя возможность помешать свадьбе, если бы, конечно, жених не выполнил этого требования. Я ничего не попросила и, переступив порог, вошла в комнату, в которой были только женщины.
Мужчины находились в другом помещении. Там без меня кади скрепил окончательный договор, теперь уже письменным документом. Отец и жених пожали под платком друг другу руки, а поверх платка кади положил свою правую руку. Мой будущий муж обещал вести достойную супружескую жизнь и выполнять все принятые им обязательства. Потом начался пир, закончившийся жеванием ката. В десять вечера привели жениха, теперь мужа, и оставили наедине.
- Под звуки свадебной песни я танцевала с ним первый раз в жизни. Незаметно, так по крайней мере мне казалось, мы вышли из дома, но едва очутились на улице, как началась суматоха. Мужчины похватали ружья, вскочили на верблюдов, женщины и дети, громко крича, побежали за ними. До поздней ночи не умолкал праздничный шум, и не скоро наступила в деревне тишина.
После первой брачной ночи муж сообщал своим родителям, что "все в порядке": его жена девственница. А если бы она не оказалась таковой? Мне вспомнились слова Нибура, который писал, что нигде не относились к этому вопросу ревностнее, чем в горных районах Йемена, ибо простолюдин там действительно считал, что женитьба на недевственнице оскорбительна, поэтому в таких случаях он тут же отсылал свою жену к ее отцу, требуя вернуть деньги, которые он заплатил за нее. Это интересное замечание свидетельствует о глубоком понимании Нибуром всех тонкостей обычая. Южнойеменцы всегда относились, да и сейчас относятся, с уважением к "невестиным деньгам", чего нельзя сказать о состоятельных горожанах, в восприятии которых эти деньги (как приданое) утрачивают свое значение. Нибур отмечал также, что иногда мужья не довольствовались только этими мерами, они убивали своих жен. Но поскольку арабы не вскрывали трупов и вообще не вели расследования убийств, как это делается у европейцев, никто так и не узнавал, отчего умерла женщина.
Некоторые, наиболее просвещенные горожане сочли бы проявлением дурного тона из-за такого ничтожного повода оскорблять свою жену, не обнаружив в первую брачную ночь того, что искали. Они просто сообщают о случившемся тестю, и тот компенсирует недостачу деньгами; или же договариваются с ним, что возьмут его дочь позже, но не будут за нее давать подарок.
Семья была единственной защитой женщин, если их справедливо (или несправедливо) прогоняли мужья. Только в семье они могли чувствовать себя в безопасности и только туда могли возвратиться. Но были и такие семьи, которые отказывались принять своих дочерей, если те оказывались виновными. В старое время судьба таких женщин оборачивалась трагедией. Будучи неграмотными, не имея профессии, они часто становились проститутками.
- Мой брак был неудачным, - услышал я продолжение рассказа. - И однажды я вернулась в свою семью. Но так как кади подтвердил мою невиновность, семье не нужно было выплачивать деньги, которые заплатил за меня муж. Вскоре после развода я встретила другого и полюбила его. Второй муж заплатил за меня меньший выкуп, поскольку я была уже один раз замужем. Для меня было делом чести подарить мужу как можно больше детей, по возможности сыновей. Их у нас тринадцать - девочек и мальчиков. Ракиха - одна из моих многочисленных внучек.
Праздник, по-видимому, достиг своей кульминации. Громкое, пронзительное пение и шум хлопающих в такт музыке ладоней трудно переносимы. Многие женщины взбираются на стулья, чтобы получше рассмотреть жениха, который только что (к десяти часам вечера) появился, и, гордо улыбаясь, занял место рядом с Ракихой. На нем черный костюм и красный галстук, а на шее большой венок из цветов.
Стоя на стуле, я увидел Рашиду, родители которой когда-то переехали из Сомали в Аден. Она также работает медицинской сестрой в нашей больнице. Рашида стояла несколько в стороне, у стены, и в глазах ее я увидел грусть: наверное, она вспомнила о своей свадьбе в Мансуре, на песчаной, пыльной улочке с низенькими глиняными домишками. Я присутствовал на ней. Свадебную палатку соорудил какой-то торговец. В повозке, запряженной ослом, привезли огромную гору подушек и несколько стульев. В палатке устроили помост, в глубине которого стояла картина с изображением покрытых снегом гор, зеленых лугов и маленькой деревушки. Никто из присутствующих никогда не видел таких пейзажей, но, может быть, именно поэтому предприимчивые дельцы связывали празднование свадьбы с мечтой о красотах далеких стран. Перед палаткой поставили несколько рядов стульев, на них сидели и тихо беседовали мужчины, поглядывая на жениха и его отца, расположившихся чуть поодаль от них. В палатке веселились женщины. На импровизированной сцене восседала в белом кружевном свадебном наряде Рашида. Вдоль стенок палатки на подушках устроились женщины, не участвующие в танцах.
К 10 часам вечера на сцену прошел жених, и... все прекратилось так внезапно, что я едва успел сфотографировать их вдвоем. Они не могли себе позволить, как некоторые богачи из торговых кругов Адена и как мечтают о том все новобрачные, отправиться в свадебное путешествие. Им не по средствам была даже приличная квартира. Они поселились на окраине Мансуры в конуре, которую сами сколотили из досок. Прошло немного времени, Рашида забеременела, но еще до рождения ребенка рассталась с мужем и переехала к своим родителям.
Праздник в разгаре, а Рашида исчезла из толпы женщин, которые теперь с неистовыми криками и поднятыми над головой хлопающими в такт музыке руками провожали новобрачных к выходу из зала.
На улице, громко сигналя, ждут машины. Свадебный кортеж, украшенный пестрыми цветами и гирляндами светящихся разноцветных лампочек, в сопровождении гудков и веселого шума пассажиров направляется через весь город, чтобы каждый житель Адена услышал и увидел, что еще два человека нашли друг друга.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |