Вопрос о первоначальной истории персов принадлежит к труднейшим в науке. Некоторые ученые, например, Раулинсон, Гоммель, Прашек, с большей или меньшей определенностью ставят персов в связь с северо-иранской страной Парсуа, лежавшей к югу от оз. Урмии и упоминаемой в ассирийских текстах с IX века. При Саргоне это упоминание прекращается, с тем, чтобы в 691 г. появиться снова; в битве при Халулэ эламскому царю помогают: Парсуаш, Анзан, Эллипи. Прашек полагает, что здесь пред нами переселившиеся из страны Парсуа арийцы, перешедшие в Южный Иран и получившие имя по месту своего первого пребывания, причем имя это передано в форме эламского множ. числа. Переселение из Парсуа в позднейшую Персиду допускается некоторыми учеными. Запутан вопрос и об отношении персов к Эламу, особенно благодаря титулатуре Кира и его предков в вавилонских текстах.
Мы уже видели, что еще Набонид титуловал Кира царем Аншана, это же делали и вавилонские жрецы, составлявшие так наз. хронику Набонида и Кира. Сам Кир называл царями Аншана своих предков: «Я — Кир... сын Камбиза, великого царя, царя города Аншана, внук Кира, великого царя, царя города Аншана, потомок Шишлиса, великого царя, царя города Аншана». Было время, когда это давало повод некоторым ученым указывать на эламскую область Аншан, упоминаемую в вавилонских текстах с древних времен, и объявлять Кира эламитом, не арийцем. В настоящее время эти теории опровергнуты; арийское и персидское происхождение признано за великим Ахеменидом, и остается только найти объяснение для титула. Винклер делал это просто и остроумно. Кир явился с востока, из государства, заменившего Элам, поэтому в официальной торжественной надписи он и именуется царем Аншана. И сам он ухватился за этот, освященный древностью термин, который сообщал ему в глазах вавилонян больше почтенности, да, кроме того, заключал в себе программу наступления на запад — ведь некогда цари Элама владели Вавилоном и даже Сирией. Нося титул царя Аншана, владыка новоявленной монархии делался наследником древних эламских царей со всеми традициями и другими выгодными последствиями этого наследства. Однако, дело осложняется тем, что трудно доказать употребительность понимания Аншана в общем смысле, как и вообще точно локализировать его, а также тем, что в хронике Набонида — Кира последний, после покорения Мидии, титулуется уже царем Персии (Parsa). Это обстоятельство дало некоторым повод прямо отожествлять Аншан с Персией, как якобы безразлично употребляемые, другим — наоборот, указывать на различие этих терминов, считая упоминание в титулатуре персидских царей Аншана отражением более древней стадии развития их могущества, а титул царя Персии — следующей его ступенью. Вейссбах полагает, что из двух линий Ахеменидов предки Кира сидели в Аншане, а предки Дария до Кира — в Персии; Кир, подчинив себе Персию, лишил власти Гистаспа, отца Дария, и сам принял титул царя Персии, что отразилось в надписи Набонида. Наконец, современные Киру памятники искусства указывают на влияние в древнейшую пору Персидского царства эламской государственности и художества.
Кир — Ахеменид, род его в продолжение поколений до него царствовал в Персии, подготовляя ее к будущей великой роли. Но для потомков, свидетелей великого переворота, объединившего под его властью всю Азию и начавшего новый порядок вещей, это было слишком просто. Личность Кира стояла на рубеже двух эпох, она возвела на первую роль дотоле неизвестный народ, она была виновницей многих небывалых перемен в жизни азиатских народов. Поэтому она не могла не стать предметом легенд, целый цикл которых образовался относительно происхождения Кира. Всем известны легенды, сообщаемые у Геродота и Юстина, приводящие его в связь с последним индийским царем и рассказывающие о нем сходное с тем, что повествуется о различных основателях династий или центральных личностях новых исторических эпох. Здесь налицо все мотивы. Рождению будущего великого человека предшествуют сновидения, затем он выбрасывается, спасается чудесным образом, воспитывается животными, наконец, несмотря на все препятствия, достигает того, что ему предназначено судьбой. Подобного рода легенды и мотивы свойственны всем индоевропейским народам (у персов еще сказания о Кайхосраве и Дарабе, у римлян о Ромуле и Реме, у греков — о Телефе, Амфионе, Персее, у германцев — о Вольфридитрихе, рыцаре-лебеде и др.), отчасти и семитическим (напр., о Саргоне древнем). Характерно также, что эти легенды перенесены самими персами с Кира на основателя династии Сасанидов Ардашира: он — сын пастуха из Персиды, величие его возвещено родителям сновидениями, изъясненными снотолкователями; в юности он приходит в Мидию, где исполняет рабские обязанности, потом бежит домой; по предвещанию астрологов он, не будучи до определенного срока пойман, сделается царем, что действительно и случается. Эта версия легенды весьма близка с сообщенной о Кире Ктесием, изложившим ее в форме, отличной от Геродота для полемики с ним. Но и сам Геродот не выдавал свою версию за единственную — он говорил, что существует еще четыре других. Его версия действительно была не только не единственной, но и не первоначальной, — он допустил рационализм (напр., превращение собаки, вскормившей Кира, как у Юстина и в аналогичных рассказах, в жену пастуха, по имени Кино или Спако), а также привнес из других источников подобные сказания (напр., роль Гарпага из преданий потомков этого деятеля в Малой Азии). Ктесиева версия весьма интересна, она дошли до нас чрез Николая Дамасского и, обнаруживая несомненные признаки большей первоначальности, является одной из немногих ценных страниц у Ктесия. Кир не имеет ничего общего с мидийской династией. Он — родом мард, его отец Атрадат по бедности разбойничает, мать Аргоста — пастушка. Сам он пришел в столицу и поселился у придворного служителя, который заставил его мести дворец. Затем он поднялся до должности виночерпия, был усыновлен влиятельным евнухом Артембаром, оставившим ему свое состояние, заслужил милость и доверие Астиага. Тогда он выписал своих родителей. Мать видит сон, подобный рассказанному у Геродота. Вавилонские толкователи предвещают Киру, на основании его, владычество над Азией. Астиаг посылает Кира против восставших кадусийцев, и Кир решается воспользоваться этим для того, чтобы поднять персов против Астиага и самому завладеть царством. В походе Кир встречает некоего Гобрия (Ойбара), отъявленного плута, который делается ближайшим его пособником и советником и, между прочим, предательски убивает вавилонского снотолкователя, боясь, чтобы он не донес Астиагу о сновидении. Восстание сначала идет неудачно — Астиаг имеет верх, и победа при Пасаргадах одержана только благодаря вмешательству женщин. Астиаг попадает в плен. Кир чтит его, как отца, и женится на его дочери, а когда Гобрий, из политических соображений, устраняет его, то его тело стерегут в пустыне львы. Близость этой редакции к сказанию об Ардашире очевидна и убеждает в его туземном происхождении, но несомненна в нем и индийская рука, унизившая Кира и персов и возвысившая Астиага. Последний осыпает Кира и его родных благодеяниями и доверяет им. Когда раненый отец Кира попадает во время восстания в плен, он не только не казнит его, но после смерти почетно погребает. Борется Астиаг храбро и не раз разбивает персов. Различные племена Ирана только потому подчиняются Киру, что тот чтит Астиага, как отца. Наконец, телу изменнически убитого последнего мидийского царя оказывают уважение даже дикие звери» С этой стороны ктесиев рассказ носит тенденцию, противоположную Геродоту. Последний восходит к гарпагидам, враждебным Астиагу.
Геродот и Ктесий называют войну персов с мидянами восстанием, успех которого (особенно по Геродоту) в значительной мере был обусловлен существованием в Мидии партии, недовольной Астиагом, и изменой. Если мы будем признавать вместе с Прашеком полную независимость персов, то должны будем видеть в этой войне результат пока сокрытого от нас процесса развития персидского народа, мощь которого искала выхода из тесных границ. Падение Мидии, кроме недовольства и измены, было облегчено и династическим кризисом: по обоим доступным нам источникам, у Астиага не было наследника-сына. Ктесий называет наследником его зятя Спитаму, который невидимому давал пищу недовольной партии и против которого как будто и действовали индийские приверженцы Кира. Мидия пала не без борьбы; Ктесий даже говорит о наступлении и победах Астиага, Геродот, во всяком случае, об его храбрости, дошедшей до вооружения стариков. И вавилонские, единственные наши современные событиям документальные данные, косвенно подтверждают это. В приведенной нами выдержке из текста Набонида говорится, что в самой начале царствования последнего «Умманманды» завоевали Харранскую область. Таким образом, почти накануне краха государство ведет наступательную политику и проявляет полную жизнеспособность. Под третьим годом своего царствования, т. е. 553-2 г., Набонид говорит о войне, вспыхнувшей дома у Астиага, и о Кире; под этим же годом хроника в испорченном месте упоминает о походе царя на запад, к горе Аману и Средиземному морю. Походы начались еще с первого года, насколько можно судить по остаткам текста, но до столкновения, по крайней мере победоносного, с Астиагом дело не дошло. В первый год царь снарядил свое войско, во второй был отдых в области Хамата, в третий упоминается уже о каких-то битвах, кажется, в Сирии, во всяком случае не в Месопотамии; здесь же говорится о деревьях Амана, конечно, для многочисленных построек и реставраций Набонида. Наконец, под шестым годом читаем: «Он (Астиаг) собрал свое войско и пошел против Кира, царя Аншана, чтобы победить его. Но против Иштувегу взбунтовалось его войско и, взяв его в плен, выдало Киру. Кир пошел в Экбатану, его столицу. Серебро, золото, сокровища всякого рода страны Экбатаны они разграбили, и он унес это в Аншан»... К несчастью, перед этим потеряно около 19 строк, содержащих текст о 4 и 5-м годах и о предшествующих действиях Астиага. Но из этого остатка для нас ясно, что война с Киром длилась три года (до 550 г.) и окончилась в его пользу только благодаря измене, причем Астиаг находился в наступлении. Где разразилась последняя битва, и прав ли Ктесий, помещающий ее у самых Пасаргад, мы не осведоилены. Ктесий ссылается при этой на персидское предание, возводившее к Киру и к этой войне установление, чтобы каждый царь при каждом посещении Пасаргад давал всей женщинам города по золотой монете, якобы в вечную благодарность за то, что благодаря их вмешательству была одержана победа, решившая исход кампании и судьбу Персии. Такой обычай, кажется, действительно существовал, — говорят, что Александр Великий ему песледовал, — но он мог ииеть и другое происхождение. Плененный Астиаг содержался в почете, по Ктесию, ему дали в управление область Парканию (может быть, Париканию). Из близких к нему лиц, по словам того же Ктесия, пострадал только Спитама, как законный наследник и опасный конкурент Кира, во всем же остальном переворот был лишь переменой династии, подобной, напр., смене, саксонской династии франконской в Германии. Мидия и мидяне и при Ахеменидах не были унижены и считались равноправными с народом и страной господствующего племени. Экбатана продолжала сохранять значение столицы, деля эту роль с Персеполем, Цасаргадами и Сузами. Здесь царь проводил летнее время. Все это обусловило в глазах окрестных народов взгляд на Персию, как на продолжение Мидии; отсюда приведение Ахеменидов в родственную связь с Дейокидами, отсюда терминология, выразившаяся, между прочим, в наименовании τα Μηδιχα = Персидские войны. И в Вавилоне полагали, что появление Кира ничего не изменит в политической карте, что Персидское царство, заменив Мидийское, станет к Вавилону в былые отношения, нарушенные Астиагом, что враг и победитель последнего не будет держаться его опасной для целости Вавилонского царства политики. Набонид даже называл Кира слугою Набу и Мардука, облегчивших ему доступ в Харран. Но чрез несколько лет ему пришлось раскаяться.
Три года Кир употребил на присоединение индийских провинций, частью мирным путем, частью путем военных походов (Юстин). Несомненно, в это время вошли в состав Персидского царства Ассирия, Армения и Каппадокия. Дойдя до р. Галиса, Кир неминуемо должен был следовать примеру Киаксара и стремиться к захвату Лидии, поглощение которой Ираном было лишь отсрочено. Хорошо понимал и современный ему лидийский царь Крез, что со свержением его родственника и союзника Астиага, в политике должна наступить перемена, и старался образовать против Кира коалицию, состав которой намечался сам собой. Это были исконные друзья Лидии — греки и Египет, а также Вавилон, который уже начал беспокоиться развитием Персидского царства. Что касается Сиеннесия киликийского, то Прашек высказал остроумное предположение о привлечении Киром на свою сторону этого царя, владевшего горными проходами из Малой Азии в Сирию, этими средствами сообщения между Лидией и Вавилоном. Это вполне возможно, так как мы знаем, что Кир действительно готовился к войне, приобретая, между прочим, и союзников. Так, он старался привлечь на свою сторону греческие города Малой Азии, но успел только относительно Милета, который согласился заключить с ним договор на тех же условиях, что и с лидийскими царями. Большую услугу ему оказала также измена грека Еврибата, который, получив от Креза поручение вербовать наемников в Пелопоннесе, бежал к Киру с доверенными деньгами и открыл ему планы лидийского царя. Впрочем, последний и сам мало заботился об их тайне, и его далёко шедшие дипломатические переговоры с Египтом, Вавилоном, греками и посольства ко всем возможным храмам и оракулам едва ли были для кого-либо неизвестны. О ходе войны мы осведомлены Геродотом, и она достаточно всем известна. Крез не имел достаточно выдержки; кроме того, его союзники не оказались на высоте положения: только одни спартанцы явились с каким-то флотом, да и то, когда все уже было потеряно.
Под 9-м годом Набонида (547-6) вавилонская хроника сообщает: «в месяце Нисане (весной в марте — апреле) повел Кир, царь Персии, свое войско и перешел Тигр ниже Арбел. В месяце Ияре он двинулся к стране Луди (?), убил ее царя, расхитил его имущество, поместил свои гарнизоны». В таких кратких словах рассказывается о занятии персами Ассирии и, кажется, о покорении Лидии, причем говорится об убийстве ее царя. Из разукрашенного легендами, сдобренного нравоучительной тенденцией и перемешанного с анахронизмами (Солон) рассказа Геродота известно иное о судьбе Креза — костер, помилование, почет. Помилование было общим убеждением древности и соответствовало вообще поведению Кира; вероятно, сообщение вавилонской хроники основано на недоразумении.
За покорением Лидии и усмирением восстания некоего туземца Пактии, обманувшего доверие Кира, который поручил ему заведывать имуществом Креза, последовало покорение малоазиатских греков, также хорошо известное из Геродота. Некоторые из греков (напр., фокейцы, теосцы и др.), не желая подчиняться персам, оставили родину и переселились; другие оказывали жестокое сопротивление, но в в конце концов должны были подчиниться на более тяжких условиях, чем в лидийские времена.
Покорение их, а равно Лидии и Карий, было совершено известным Гарпагом, который и получил Лидию в наследственное управление. Таким образом, Персидское царство было первой из мировых восточных монархий, дошедшей до Эгейского моря и Геллеспонта и включившей в свой состав часть греческого мира.
Дальнейшим шагом Кира могло быть только наступление на Вавилон, т. е. продолжение прерванного его появлением дела, начатого Астиагом. Условия как нельзя более ему благоприятствовали. Благочестивый, но слабый и близорукий Набонид вооружил против себя все части населения, которое наконец поняло нависшую опасность. Начиная с 7-го года, хроника упорно повторяет из года в год: «год такой-то. Царь в Теме, сын царя, его вельможи и войско — в Аккаде. Царь не приходил в Вавилон, Набу не приходил в Вавилон, Бела не выносили, праздник Нового года не справлялся. В Эсагиле и Эзиде боги Вавилона получили жертвы по обычаю». Что это значит? Винклер, Иеремиас и др. полагают, что неспособный царь был устранен, его отправили в заключение в какую-то Тему, а власть фактически вручили его сыну Валтасару (Белшаруссур), о котором Набонид принужден был упомянуть вместе с собой в официальной надписи из Ура: «защити меня, Набонида, царя вавилонского, от преступления против твоего божества, и подай мне долголетнюю жизнь, и вложи в сердце Валтасара, моего первородного сына, моей отрасли, почтение к твоему высокому божеству, и да не сотворит он греха, но да насладится полнотою жизни». Стараются даже приурочить к заключению Набонида известную грандиозную картину помешательства Навуходоносора (также отца Валтасара) у пророка Даниила. Валтасар был, кажется, энергичный солдат и проявил себя таковым в критическую минуту. К сожалению, в надписи, служащей главным источником для уяснения этих событий первостепенной важности, утрачено все о 12—16-м годах Набонида, и только под 10-м годом, следовательно, год спустя после покорения Лидии, находится какое-то темное и опять-таки попорченное упоминание об эламитах в Аккаде и о наместнике в Эрехе. Полагают, что дело идет о первой попытке нападения Кира, направленной из Элама и окончившейся назначением в Эрех персидского наместника. Это вполне возможно, и нам хорошо известно, что в это время у Кира были в Вавилоне многочисленные союзники, во-первых, из недовольных существующими беспорядками и Набонидом, во-вторых — из иудеев, скоро понявших и оценивших последствия для себя успеха персидского царя. Подобно тому, как над трупом Ниневии поднялся орел — Наум, так близость гибели Вавилона воспел великий пророк, высоко-поэтическое творение которого дошло до нас в книге древнего великого пророка Исайи. Еще при нашествии мидян он явился выразителем чаяний своих единоплеменников, предвкушавших гибель Вавилона, и возгласил пророчество, помещаемое в 13 и 14-й главах книги Исайи... «Господь сам обозревает свое войско. Приходит из дальней земли от края неба господь и орудия гнева его... Каждый встреченный будет пронзен, и пойманный падет от меча. Я воздвигну на них мидян, которые не ценят серебра и не любят золота... И Вавилон, краса царств, слава величия халдеев, никогда не будет населен и обитаем во веки. Арабы не поставят там шатров своих, и пастухи не будут обитать там... но шакалы будут выть в опустошенных чертогах его и змеи во дворцах его... потому что господь помилует Иакова и опять изберет Израиля и поселит в земле их... и они сделают пленниками пленивших их и будут господствовать над притеснителями своими»... (Далее следует известная картина свержения в ад вавилонского царя).
Когда Кир покорил Лидию и угрожал греческим островам, Девтероисаия опять выступает с восторженной речью: «Утешайте, утешайте людей моих, говорите к сердцу Иерусалима и благовествуйте ему, ибо время наказания его кончилось и загладился: грех его... (гл. 40—47). В безмолвии слушайте меня острова... Кто воздвиг с востока того, которого называют праведным, куда не ступит нога его? Он передал ему народы и низложил царей пред ним, он обращает их меч в прах, их лук — в солому. Он будет преследовать их, пройдет с миром по дороге, по которой ничьи ноги не проходили. Кто сделал и совершил это? Я — господь первый, и с последним тот же самый. Острова видели и ужасались... Кого я воздвиг с севера, тот и пришел; от восхода солнца он прославлял имя мое; он попирает правителей, как смесь для кирпича, и, как горшечник, топчет глину... вот раб мой, которого я держу за руку, избранный мой, которому благоволит душа моя. Я возложил на него дух мой, он принесет правду народам... он будет производить суд по истине, не утомится и не удалится, пока не утвердит правосудие на земле, и его ожидают острова»... Таким образом, Киру усвояются качества Мессии; пророк даже называет его по имени (гл. 45): «Так говорит господь, помазанному Киру: я держу его за правую руку, чтобы повергнуть народы пред ним, и я распояшу чресла царей, чтобы двери были открыты пред ним и ворота были не заперты. Я пойду пред тобою и сравняю холмы, сломаю медные двери и сокрушу железные запоры. Я отдам тебе хранимые в темноте сокровища и скрытые богатства, чтобы ты узнал, что я — господь, называющий тебя по имени, бог израилев. Рада Иакова, раба моего, и ради Израиля, избранника моего, я называю тебя по имени. Я величаю тебя, хотя ты меня не знаешь. Я — Иегова, и нет другого, кроме меня, нет бога. Я препоясал тебя, хотя ты меня не знаешь, чтобы узнали у восхода солнца, и на западе, что кроме меня нет»... Последние слова были в то же время в устах пророка доводом против тех, которые не могли понять, каким это образом избавителем, является иноплеменник, почему Иегова не избрал своим орудием правоверного. Пророк дальше обращается к таким иудеям: «Я, господь, творю все это. Горе препирающемуся с создателем своим... Скажет ли глина горшечнику: «что ты делаешь?» Горе тому, кто говорит отцу: «что ты рождаешь?». Вы спрашиваете у меня о будущем, хотите давать мне наставления... Я создал землю и сотворил в ней человека. Я рукою моею распростер небеса и устроил силы их. Я воздвиг его (т. е. Кира) для правды и уравняю все пути его; он построит город мой и отпустит пленение мое не за выкуп, и не за дары, говорит господь Саваоф... Низвергся Бел, пал Набу, идолы их будут носимы зверями и скотами, ваша ноша, которою вы тяготили себя, сделалась бременем для животного (намек на процессии из Борсиппы в Вавилон — идолы не будут больше носимы, а увезены победителем на вьючном скоте). Призываю с востока орла, из далекой страны исполнителя моих определений... Я приблизил мою правду... И мое спасение не замедлит, и я дам спасение Сиону, славу мою Израилю».
В Вавилоне почва для Кира была подготовлена. К сожалению, о самом ходе завоевания им Вавилонского царства мы осведомлены менее, чем о настроении элементов, на которые он мог опереться. К полному недоразумений рассказу Геродота и краткому повествованию Бероса новая наука прибавила неоднократно приводившуюся нами клинописную хронику, и она является нашим главным источником, несмотря на все свои недомолвки, поврежденность и непонятные места. Кроме того, у нас еще есть знаменитая пятая глава пророка Даниила, с пиром Валтасара и видением таинственных «Мани, Факел, Фарес». Все эти тексты, на первый взгляд, противоречат друг другу. Геродот говорит, что Кир, «покорив» все народы материка, напал на ассириян, т. е. на вавилонян, при Лабинете, сыне царицы Нитокриды, т. е. Набониде, названном сыном царицы, заменяющей у Геродота Навуходоносора, подобно тому, как у Даниила сыном того же Навуходоносора назван Валтасар, что и понятно при; эфемерности трех промежуточных царствований. Подойдя к Гниду, т. е. Диале, Кир проявляет необычные для него инстинкты сумасбродного деспота, наказывая реку за потонувшую в ней лошадь тем, что, приостановив поход, в течение целого лета занимает свое войско рытьем 360 каналов для осушения реки. Следующей весной поход возобновляется. Вавилоняне разбиты у самой столицы. Начинается осада последней, безнадежно затянувшаяся вследствие крепости стен и обилия припасов. Тогда Кир отводит русло Евфрата в болото, а затем внезапно вторгается по безводному руслу в город, жители которого, захваченные врасплох, да еще во время праздника, не могли оказать сопротивления. Рассказ Бероса краток: «В царствование Набонида, стены Вавилона, расположенные у реки, были прекрасно выстроены из жженого кирпича и асфальта. В 17-й год его царствования явился Кир из Персиды с большим войском и, покорив всю остальную Азию, вторгся в Вавилонию. Набонид, узнав об его нашествии, встретил его с войском и сразился, но, будучи побежден в битве, бежал с немногими и заперся в городе Борсиппе. Кир же, взяв Вавилон, приказал разрушить внешние стены города, так как считал его склонным к смутам и трудным для взятия, а затем отправился к Борсиппе осаждать Набонида. Так как тот не выдержал осады и сдался, то Кир обошелся с ним человеколюбиво и, дав ему в жительство Карманию, выслал из Вавилона. Набонид умер, проведя там остаток жизни». По рассказу у пр. Даниила, Валтасар, сын Навуходоносора, пирует с вельможами и женами, употребляя сосуды иерусалимского храма. Является рука. Даниил истолковывает написанное ею и предрекает раздел царства мидянами и персами. В ту же ночь царь убит, на престол вступает 62-летний Дарий Мидянин.
Послушаем теперь официальную вавилонскую хронику. Как и Берос, она начинает драму с 17-го года Набонида. В этот год Набонид, наконец, оказался в Вавилоне, «чтобы Набу вышел из Борсиппы». Упоминается, кажется, о каком-то восстании у «Нижнего моря» (?). В день Нового года «Набу прибыл в Вавилон, Бела выносили, праздник Акиту справлялся по обычаю». Далее говорится, что до месяца элула идолы богов были снесены в Вавилон из Марада, Киша, Хурсагкаламы и вообще из страны Аккада, кроме Борсиппы, Куты и Сиппара. «В месяце таммузе (июнь—июль) Кир у Описа, на берегу канала Залзалата, дал битву войску Аккада и победил жителей Аккада; сколько бы они ни собирались, он их разбивал. 14-го Сиппар взят без боя. Набонид бежал. 16-го (вероятно тишри — сентябрь) Угбару (Гобрий), наместник Гутия, и воины его без боя вступили в Вавилон. Вследствие медлительности, Набонид в Вавилоне попал в плен. До конца месяца щиты Гутия окружили врата Эсагилы, и ничье копье не проникло туда и в святилище, никакое знамя не было внесено туда. 3-го мархешвана имел Кир въезд в Вавилон... Городу была дарована неприкосновенность; Кир объявил всему Вавилону мир. Назначил Угбару наместником. С месяца кислева до адара возвращались боги, принесенные Набонидом в свои города. В ночь 11 мархешвана пошел Угбару и умертвил сына-царя. С 27 адара до 3 нисана был траур в Аккаде»...
Таким образом, решительный поход Кир предпринял только через 7 лет после первой попытки. Чем это объясняется — неизвестно. Прашек полагает, что он был занят в это время покорением восточных областей Ирана; возможно также допустить, что он сначала отрезал Вавилонию от запада. Берос и частью Геродот дают понять, что Кир вторгся в Вавилонию после того, как «покорил всю Азию». Наконец Винклер полагает, что Кира задерживали гидравлические сооружения Навуходоносора, приведенные теперь в действие, в виду наставшей в них надобности: вода была спущена и залила пространство от Описа и Сиппара к югу. Набонид теперь сам явился в Вавилон умилостивлять богов и готовить войско. Его распоряжение перенести богов, может быть, стоит в связи со спуском шлюзов, а может быть, просто было актом суеверия царя, желавшего собрать у себя палладии всей Вавилонии и чувствовать себя спокойно под их защитой. Но это переполнило чашу неудовольствия: как вавилонские жрецы, ревновавшие к славе Мардука, были оскорблены, так и жители городов, из которых были увезены боги, негодовали на Набонида за унижение их святынь и лишение их палладиев. Покорение всей Передней Азии персами делало положение Вавилона безвыходным, и «Мидийская стена» могла лишь отсрочить его гибель; эта отсрочка вероятно и измеряется семью годами кажущегося бездействия Кира. Долго продержаться среди затопленной области, отрезанной от всего мира, Вавилон, конечно, не мог. И вот Кир начинает наступление и подходит к Диале-Гинду. То, что Геродот выставляет как самодурство, было, очевидно, вполне обдуманным предприятием - снова спустить воду с затопленной местности и сделать ее проходимой. Доказательством этого является, что первая битва произошла у Описа и что вслед за нею пал Сиппар - два конечные пункта «Индийской стены». Прашек приводит в связь с этим глухое упоминание у Плиния (IV, 30): «Некоторые передают, что Евфрат отведен наместником Гобаром, чтобы не наводнил Вавилонию внезапным разливом». Это ближе подходит к известию Геродота о другом отводе воды из русла Евфрата пред самым взятием Вавилона. Очевидно, оба автора не поняли приготовлений Кира к наступлению. Набонид, при всей своей нерешительности, пытался вступить в бой, и бежал только после неоднократных поражений. Известие Бероса о сдаче его в Борсиппе не подтверждается хроникой, которая говорит, что вслед затем Вавилон сдался без боя не Киру, а Гобрию, бывшему одним из семи вельмож, наместнику области Гутиум - горной страны между Ассирией и армянскими озерами. Персидское войско вело себя в завоеванном городе образцово и могло бы служить примером для многих европейских армий: храмы, особенно Эсагила, охранялись, грабеж и осквернение их не были допущены. Когда прибыл Кир, он назначил Гобрия наместником. Но чрез неделю, как рассказывает хроника, Гобрий умертвил «сына царя». Возможно, что Валтасар оборонялся за стенами Имгур-Бел и Нимитти-Бел в старом Вавилоне, и что Гобрий наконец овладел этим укрепленным местом, причем погиб последний царь вавилонский, и даниилово повествование имеет в виду именно этот заключительный акт трагедии.
Так пала последняя семитическая держава Азии. Победитель проявил свое обычное великодушие, гуманно обошелся с Набонидом и «даровал городу мир». Жрецы не остались в долгу и составили интересный документ обращения к народу от себя в связи с манифестом нового владыки. Здесь, в этом так наз. кировом цилиндре, характерна как манера жрецов, ублажавших Кира и поносивших официально своего последнего туземного царя, так и роль Кира, скоро приспособившегося к новым условиям. Этот документ, относящийся к одному из важнейших моментов истории человечества, дошел до нас сравнительно в сносном виде, интересен и в целом и в частях и заслуживает быть приведенным.
В начале, в нескольких плохо сохранившихся строках, перечислялись вины несчастного Набонида: «слабый был поставлен властвовать над своею страной... Он так же поступил и с Эсагилой... в Эрех и другие города издал бесчестное приказание, ежедневно замышлял он и, как враг, отменил ежедневные жертвы... почитание Мардука, царя богов (небрег)... и постоянно делал то, что было ко злу для его града... его жителей довел он до погибели, наложив на них тяжелое иго. Владыка богов разгневался грозно из-за стона их; он оставил их область; боги, жившие в них, оставили свои жилища из-за гнева за их перенесение в Вавилон — Мардук... да обратится ко всем жилищам, обратившимся в развалины, и к жителям Сумира и Аккада, уподобившимся трупам... Он обратился и умилосердился о них. Он обозрел все страны, исследовал их, искал праведного царя по своему сердцу, чтобы взять его за руку. Кира, царя Аншана, воззвал он по имени и призвал его к владычеству над вселенной. Гутиев, всех Умманмандов поверг он под ноги его, черноголовых людей, которых он дал победить рукам его, взял он под свое покровительство в правде и справедливости. Мардук, великий владыка, защитник людей своих, радостно воззрел на его (Кира) благословенные деяния и его праведное сердце и повелел ему шествовать к своему граду Вавилону, дал ему направить свой путь к Вавилону, сопутствуя ему как друг и товарищ. Его широко растянувшиеся войска, неисчислимые, подобно воде реки, шли вооруженные с ним. Без боя и битвы дал он ему вступить в Вавилон и пощадил свой град от утеснения. Набонида, царя, не почитавшего его, Мардука, он предал в его (Кира) руки. Все жители Вавилона, весь Сумир и Аккад, вельможи и наместники склонились пред ним ниц и целовали его ноги; они радовались царству его и сияли их лица. Владыку, силою своею воскрешающего мертвых и пощадившего всех от гибели и беды, радостно благословляли они, поминая его имя».
Далее приводится подлинный манифест Кира.
«Я — Кир, царь мира, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь Сумира и Аккада, царь четырех стран, сын Камбиза, великого царя, царя города Аншана, внук Кира, великого царя, царя г. Аншана, потомок Теиспа, великого царя, царя г. Аншана, отрасль вечного царства, которого династия любезна Белу и Набу, которого владычество приятно их сердцу. Когда я мирно вошел в Вавилон, и при ликованиях и веселии во дворце царей занял царское жилище, Мардук, великий владыка, склонил ко мне благородное сердце жителей Вавилона за то, что я ежедневно помышлял об его почитании. Мои многочисленные войска мирно вступили в Вавилон. Во весь Сумир и Аккад я не допустил врага. Забота о внутренних делах Вавилона и о всех его святилищах тронула меня, и жители Вавилона нашли исполнение своих желаний, и бесчестное иго было с них снято. Я отвратил разрушение их жилищ и устранил их падение. Моим благословенным деяниям возрадовался Мардук, великий владыка, и благословил меня, Кира, царя, чтущего его, и Камбиза, моего сына, и все мое войско милостью, когда мы искренно радостно величали его возвышенное божество. Все цари, сидящие во дворцах всех стран света, от Верхнего моря до Нижнего... и в шатрах живущие цари запада, все вместе принесли свою тяжелую дань и целовали в Вавилоне мои ноги. От... до Ассура и Суз: Агаде, Эшнунак, Замбан, Метурну, Дери, вместе с областью земли Гутиев, города по ту сторону Тигра, основанные с древних дней, богов, живущих в них, вернул я на их места и дал им обитать там навеки. Всех их жителей собрал я и восстановил их жилища. И богам Сумира и Аккада, которых Набонид, к гневу владыки богов, перенес в Вавилон, дал я, по повелению Мардука, великого владыки, невредимо! принять обитание в их чертогах «Веселия сердца». Все боги, возвращенные мною в свои города, да молятся ежедневно пред Белом и Набу о долготе дней моих, замолвят за меня милостивое слово и скажут Мардуку, моему владыке: да будет Киру, царю, чтущему тебя, и Камбизу, его сыну»... (дальше сохранились лишь отдельное слова в 10 строках, повествовавших о сооружении святилища, в развалинах которого найден «цилиндр»).
Прежде всего поражают тон и язык этого глубоко интересного документа. Можно подумать, что вавилоняне встретили Кира, как освободителя от какого-то ненавистного тиранна и утеснителя их религии. Между тем, мы знаем Набонида именно как религиозного царя; возможно, что действительно он недостаточно чтил Мардука и отдавал предпочтение другим богам; впрочем, жрецы жалуются еще на его «слабость». Отдельные выражения отчасти напоминают приведенные нами слова Девтероисаии: и там и здесь Кир назван праведным царем, по сердцу божеству, которое назвало его по имени, взяло за руку... Мы указывали, что пророк вещал до прибытия Кира, а потому совпадения эти еще знаменательнее и являются интересным свидетельством настроения двух элементов вавилонского населения. Но если в устах иудея необычайные прославления Кира естественны и понятны — он надеялся получить свободу, то для вавилонского жреца они являются недостойной лестью завоевателю родного города. Впрочем, Вавилон уже привык к завоевателям и к смене владык, и в этом отношении переход под власть Кира пока немногим отличался от еще недавнего нахождения под ассирийским владычеством. Да и персидский царь был прежде всего для них царем Элама, а эламские цари не раз, и притом в глубокой древности, бывали владыками Вавилонии и «запада». И их ожидания оправдались вполне. Кир, понимая политическое и культурное значение древней столицы Азии, сохранил существование Вавилонского царства и придал завоеванию характер личной унии. Он принял древние царские титулы, присоединив потом к ним новый — «царь Стран», как указание на господство над Азией, представляющей комплекс древних царств, из которых одни признавались существующими, другие получили некоторые меньшие права. Это «Царство Стран», под верховенством персидского царя, было переходной ступенью в истории Востока к более централизованной империи Дария и Ксеркса. В надписях на кирпичах Кир выступает и почитателем вавилонских богов, и украсителем Эсагилы и Эзиды. Спустя несколько месяцев после взятия города, за несколько дней до ближайшего новолетия, Кир объявил траур по Валтасаре, а затем 4 нисана приказал отпраздновать по традиционному ритуалу коронацию нового вавилонского царя, каковым назначил своего сына Камбиза. Начиная с этого времени, появляются документы, датированные именами Камбиза и его отца, иногда вместе, но это продолжалось всего 8 месяцев (538); уже в декабре датировка идет по одному Киру. Что побудило Кира назначить сына царем, и притом временным, мы не знаем; возможно, что он это сделал в виду предстоящей отлучки для новых войн (ср. Герод. I, 208). От октября 4-го года Кира в Вавилоне дошел до нас документ, в котором Камбиз просто назван царевичем и владельцем капитал а, положенного в вавилонский банк Эгиби; дела свои он вел чрез поверенного, следовательно, мог и не жить сам в Вавилоне. Если Вавилон не лишился своих прав, то другие города и народы, благодаря мудрой и гуманной политике Кира, вернули многое из утраченного и даже частью были реабилитированы. Манифест ясно говорит о возвращении богов в их города, причем не обойдены даже древний Ассур и затигрские города; возвращение иудеев было частным случаем этой общей меры Кира. Книга Ездры (6, 3—5) сохранила нам подлинный указ Кира, данный в Экбатане в первый же год его вавилонского царствования, т. е. в зиму, следовавшую за коронацией Камбиза; в этом указе разрешается строить храм по предписанным размерам и повелевается вернуть похищенные Навуходоносором храмовые сосуды. Таким образом, было продолжено начатое Эвиль-Меродахом возрождение иуды в связи с общей политикой Кира. Вместе с храмом и сосудами Иерусалим получил и туземного правителя, потомка давидовой династии Шешбацара, которому однако не дали полного царского титула, а только княжеский, и который подчинен наместнику «Заречной области». Вероятно, Киром был реабилитирован и финикийский Сидон, разжалованный еще Асархаддоном и с тех пор не восстановленный, по крайней мере теперь снова в нем появляются цари. Привлекая на свою сторону иудеев и финикиян, Кир готовил себе преданное население западных областей, имевших первостепенное значение как база для операций против единственного оставшегося государства — Египта, а также для создания флота, который мог стоять только в Финикии и наполняться финикийскими матросами.
Войну с Египтом при энергичном Амасисе Кир, очевидно, считал преждевременной и обратился против северных кочевых племен Ирана. Неизвестно, теперь ли вошли в состав Персидского государства те области Ирана, которые перечисляются в списках Дария (Парфия, Дрангиана, Ария, Хорасмия, Бактрия, Согдиана, Гайдара, Саки, Саттагида, Арахозия и Мака), или они были присоединены еще до завоевания Вавилона. Из Геродота, как будто, следует (I, 153), что бактрийцы и саки в порядке присоединения следуют за Вавилоном. Во всяком случае, несомненно, что один из походов Кира на север Ирана был для него роковым, и что он нашел себе смерть в битве с кочевниками средне-азиатских степей, к северу от Маргианы, в области р. Яксарта. Геродот называет это племя массагетами и рассказывает одну из легенд, которые сложились по поводу смерти великого человека. Берос (стр. 12) говорит, что он пал в битве с дахами после девятилетнего царствования в Вавилоне (530). Ктесий сообщает о войне с дербиками (кажется, на границах Индии) и опять-таки не обходится без легенд, совершенно отличных от геродотовых. Во всяком случае, место смерти Кира везде указывается на крайних пределах государства, вероятно, требовавших особенного наблюдения и поставивших в необходимость престарелого царя лично вести войну.
Погребен Кир в Пасаргадах, где до сих пор сохранился памятник, считающийся его гробницей и напоминающий по стилю малоазиатские. Принадлежность Киру Старшему как этого памятника, так и краткой и скромной клинообразной персидской эламско-вавилонской надписи, высеченной вблизи этой гробницы, при изображении охранявшего бывший здесь дворец крылатого существа в эламском царском наряде и с головным убором египетских богов, возбуждает у некоторых ученых сомнения, едва ли основательные в виду хотя бы полного соответствия сооружения с описанием, напр., у Аристовула, которому Александр поручил заботиться об его сохранности.
Кир был первым великим арийцем в истории, создавшим универсальную монархию, не только отличавшимся большим политическим умом и дипломатической дальновидностью, но и пользовавшимся удачей, которая отдала в его руки Мидию и Вавилонию, раздираемые внутренними распрями и видевшие в нем не столько чуждого завоевателя, сколько освободителя. Его всеми признанная гуманность, коренившаяся как в личном характере, так и в более чистой религии, окружила его личность ореолом и составила в истории Передней Азии светлый момент между ассирийскими зверствами и позднейшим персидским деспотизмом. Он явился желанным для народов и ушел, обновив Азию и начав собою новый период ее истории. Персы называли его отцом, греки — образцом государя и законодателя, иудеи — помазанником Иеговы.
Надписи Кира переведены и разработаны Нagen в Beitrage zur Assyriologie II (1891); последний перерод — Weissbach в Keilinschriften d. Achameniden Vorderasiatische Bibliothek III (1911). Контракты его времени см. у Strassmeier, Inschriften v. Cyrus, Konig v. Babylon. Lpz.,1890. Легенды о Кире: Bauer, Die Kyrossage, Sitzungsberichte Венской академии. С. Schubert. Herodots Darstellung der Cyrossage. Breslau, 1890. Клингер, Сказочные мотивы в истории Геродота. Киевск. университ. изв. 1902. Мургабский барельеф, гробница Кира и надпись исследованы Неrzfеld'ом. Он подверг топографическому и археологическому изучению местность Пасаргад и пришел к решительному выводу, что пред нами памятники, восходящие к великому Киру; малоазийское влияние объясняется индийским посредством, к которому посходит, может быть, и «ахеменидовсная» клинопись. Обширная статья Pasargadae. Untersuchungen zur persischen Archaologie (Klio, 1908, т. VIII). Соловейчик, О значении загадочных слов: Мани, Факел, Фарес. Журн. мин. нар. просв. 1904.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |