Запоздалая попытка создания универсалистской монархии, предпринятая «рыцарственным» Мануилом Комнином, оказалась обреченной на неудачу. В последней четверти XII в. внешняя обстановка резко обострилась, внутренний же кризис парализовал силы империи, вследствие чего в начале XIII в. жадные до добычи участники IV крестового похода без больших усилий овладели значительной частью Империи ромеев.
В последние годы правления Мануил вынужден был все больше и больше внимания уделять безопасности восточных границ. Пышный прием, устроенный в столице иконийскому султану Кылич-Арслану II, и заключенный с ним мирный договор не пресекли набегов турецких отрядов на византийскую территорию. Могущество султана росло, и правившие в Мелитине эмиры из династии Данишмендов, на которых рассчитывала Византия, были бессильны ему противодействовать. Им самим приходилось искать помощи у императора. Война с султаном становилась неизбежной.
Стремясь обеспечить успех будущего похода на Иконий, Мануил попытался отвоевать некоторые города, расположенные на границах сельджукских владений. Осада Амасии оказалась безуспешной — посланный туда во главе византийских отрядов Михаил Гавра не решился занять город, и население в конце концов сдало его Кылич-Арслану. В 1175 г. сам Мануил во главе большой армии переправился в Малую Азию. Его племянник Андроник Ватац направился через Пафлагонию к Неокесарии и занял ее1. Мануилу же без особых трудов удалось овладеть Дорилеем и Сувлеем. Некогда цветущий Дорилей сельджуки совершенно разорили. Выбив кочевников, Мануил приступил к восстановлению и укреплению города. Подобные работы велись и в Сувлее. В ответ на это сельджукские отряды предприняли набег на византийскую территорию, захватив, если верить Михаилу Сирийцу, 100 тыс. пленных. Мужчины были перебиты, женщины и дети проданы в рабство.
В 1176 г. Мануил выступил к Иконию. Султан отдал приказ, избегая открытых боев, тревожить византийскую армию частыми нападениями. На пути продвижения войск Мануила сельджуки сжигали селения, уничтожали провиант, заражали цистерны, источники и колодцы, сбрасывая туда трупы и нечистоты. В хвосте византийской армии двигался огромный обоз — около 5 тыс. повозок — с провиантом, оружием, материалом для осадных машин и пр. Путь к Иконию проходил через ущелье του Τζυβριτζη2 близ местности Мириокефал. Здесь 17 сентября 1176 г. Кылич-Арслан дал Мануилу бой, закончившийся страшным разгромом византийцев. Скованные со всех сторон горами, они не могли сопротивляться. Побоище продолжалось весь день, византийцы лишились нескольких военачальников, а сам Мануил готов был покинуть войско и бежать. Ночью император запросил мира, Кылич-Арслан потребовал срыть укрепления Дорилея и Сувлея. Через два дня византийская армия начала отступление. «Зрелище, представшее глазам, было воистину достойно слез, или лучше сказать, беда превосходила то, что можно оплакать. Из-за множества трупов ущелья сделались равнинами, долины превратились в холмы, рощи едва были видны; у всех павших с головы содрали кожу, а у многих вырезали детородные члены. Говорят, «персы» сделали это, чтобы нельзя было отличить христианина от мусульманина и победа не казалась сомнительной и спорной: ибо многие погибли и в том, и в другом войске»3.
Поражение при Мириокефале, описанное, кстати сказать, самим Мануилом в послании к английскому королю4, знаменовало отказ Византии от активных действий в Малой Азии. Войска негодовали. Мануила открыто обвиняли в неудаче, ему в лицо говорили, что он и раньше часто до опьянения пил христианскую кровь, выжимая последние соки у подданных5.
Впрочем, и сельджуки не смогли воспользоваться своей победой. Разбитые в нескольких стычках в конце 70-х годов XII в.6, они прекратили наступление, а вскоре внутренние смуты привели к ослаблению сельджукского султаната. Империя пыталась было возобновить наступление на востоке: уже в 1177 г. византийские послы вели в Иерусалиме переговоры о новой экспедиции в Египет, 70 византийских кораблей прибыло в Акру — однако этим и завершалось все предприятие, и очень скоро послы и суда Мануила должны были возвратиться на берега Босфора7.
В Италии византийцы уже не пытались (да и не могли бы!) вести активную политику. Победа итальянских городов над Фридрихом Барбароссой при Леньяно в 1176 г. и капитуляция германского императора перед папой делали ненужной ту коалицию с Византией, к которой до этого стремилось папство. Напротив, антивизантийские настроения, искусно разжигаемые венецианцами, распространялись по всей Италии8. Мануилу приходилось теперь искать союзников против Фридриха Барбароссы не в Италии, а гораздо дальше на западе — во Франции. Василеве женил своего сына и наследника Алексея на дочери французского короля Людовика VII Агнесе, которая в 1179 г. прибыла в Константинополь. Впрочем, Франция была слишком далека, чтобы франко-византийский союз мог стать реальной политической силой.
Внутреннее положение страны в последние годы правления Мануила было весьма напряженным. Оппозиция подымала голову, осуждая несбыточные мечты императора о завоевании заморских земель и его расточительность9. А Мануил, казалось бы, делал все, чтобы подорвать престиж: свою любовницу Феодору он окружил поистине царской роскошью; он приблизил к себе западных советников10, вызвав тем самым недоброжелательство византийской аристократии; он увлекался астрологическими разысканиями, слепо доверяя предсказателям, вмешивался в богословские споры, раздражая церковных иерархов требованием исключить из так называемого чина оглашения анафему богу Мухаммеда. При жизни Мануила оппозиция ограничивалась насмешками и богословской полемикой, но сразу же после его смерти в империи разгорелась ожесточенная борьба.
Последние два десятилетия XII в. отмечены резким обострением классовой и политической борьбы, в которую оказались вовлечены все силы византийского общества. «Кажется, будто божественной волей было решено, чтобы вместе с императором Мануилом Комнином умерло все здоровое в царстве ромеев и чтобы с заходом этого солнца все мы были погружены в непроглядную тьму», — пишет встревоженный событиями современник11.
Мануил Комнин умер 24 сентября 1180 г.. Во главе правительства стали вдова покойного императора Мария, дочь антиохийского князя Раймунда, и ее фаворит, племянник Мануила протосеваст Алексей Комнин. Номинальным же императором был 11-летний сын Мануила Алексей12. В своей внутренней политике Мария и протосеваст опирались преимущественно на иностранцев-«латинян», которые к тому времени стали значительной силой не только в экономической, но и в военной и административной сфере. Привилегированное положение латинян вызывало резкое недовольство в народе и среди знати. Группа лиц, принадлежавших к высшим придворным кругам (дочь Мануила кесариса Мария, эпарх города Иоанн Каматир, сыновья Андроника Комнина, двоюродного брата Мануила) подготавливали убийство протосеваста. Покушение было назначено на 17 февраля 1181 г.13, но в силу случайных обстоятельств его осуществить не удалось, а в марте «заговор двенадцати» был раскрыт. Заговорщики попали в темницу, только Мария вместе с мужем, кесарем Райнером Монферратским, нашла убежище в храме св. Софии. Здесь она начала призывать народ к восстанию. Б Константинополе вспыхнуло возмущение, народ кинулся громить дома богачей, тех, кто пользовался расположением императрицы и протосеваста. В доме нового эпарха Феодора Пантехни были уничтожены податные списки.
Народное восстание 1181 г. сразу же вылилось в широкое социальное движение, в котором потонула вражда к латинянам. Примечательно, что к восстанию примкнули: итальянские воины14. Движение приняло столь радикальный характер, что Мария с мужем и сочувствующий им патриарх Феодосии пошли на примирение с правительством15. Такова была обстановка в столице, когда попытку захвата власти предпринял двоюродный брат покойного императора Мануила Андроник Комнин16.
Человек алкивиадо-нероно-византийского склада (по выражению Маркса), Андроник принадлежит к числу наиболее колоритных фигур в истории Византии. Его безрассудная смелость, авантюрные похождения, энергия и настойчивость в достижении цели снискали ему среди современников широкую популярность.
Андроник был в курсе всех константинопольских событий, он поддерживал письменную связь со своими приверженцами из стана кесарисы Марии. Узнав о восстании, он немедленно двинулся к столице. Лишь в некоторых местах (Никея, Фракисийская фема) ему было оказано сопротивление — Малая Азия приветствовала его («каждый в это время призывал Андроника», — утверждает Евстафий Солунский17). Накануне вступления в столицу Андроник спровоцировал избиение «латинян» — приближенных протосеваста Алексея, привилегированных воинов, итальянских купцов. В уличных боях в первую очередь принял участие «городской демос», простой люд. В апреле 1182 г. протосеваст лишился последних приверженцев, и Андроник вступил в столицу. Началось его трехлетнее правление: сперва в качестве регента при Алексее II, а с 1183 г. — единодержавного василевса.
В специальной литературе Андроник Комнин часто рассматривается как носитель демократических принципов, «крестьянский царь» (Ф. И. Успенский) или создатель «демократической монархии» (М. В. Левченко). Действительно, современники нового императора пишут о том, что с началом правления этого ваеилевса положение народных масс улучшилось. «Андроник помогал бедным подданным, если те не выступали против него. Андроник умерил жадность обладающих властью, и благодаря этому увеличилось население во многих областях»18.
Андроник выступил в тот момент, когда давно сдерживаемое недовольство политикой Мануила I прорвалось наружу. Он оказался центром, объединявшим самые различные круги. Возможно, что на первых порах его поддерживали известные слои мелкой и средней провинциальной знати19 и даже свободное крестьянство: недаром войска, которые он двинул на Константинополь, казались его противникам скопищем негодных земледельцев и пафлагонских стратиотов. Зато провинциальные города (особенно города Малой Азии) не симпатизировали узурпатору. Андронику пришлось подавлять восстания в Филадельфии, Лопадии, Никее, Прусе. Во главе восставших малоазийских городов стояли обычно представители местной феодальной аристократии.
Наиболее энергичную поддержку Андронику оказал Константинополь. Если верить Евстафию, Андроника боготворили константинопольские горожане (πολιτιχον), городская толпа (οχλος)20; его поддерживала также и определенная часть столичной знати — «малочисленные отбросы синклита»21. Действительно, антилатинские тенденции Андроника22 могли привлечь на его сторону различные круги населения столицы, ненавидевшего западных советников и воинов Мануила.
Две черты отличали политическую деятельность Андроника — демагогия и безжалостный террор. Без малейшего затруднения он проливал потоки слез; он целовал колени патриарха Феодосия, твердо решив, что добьется его смещения; он лил слезы на могиле Мануила I и просил не уводить его прочь, дать побыть еще у гробницы покойного императора, которого он ненавидел и против которого постоянно создавал заговоры. Он приказал выставить в одной из столичных церквей свое изображение: василевс представлен был там в простой крестьянской одежде, с косой в руках — словно настоящий крестьянский царь.
Изображая себя народолюбцем, Андроник стремился уничтожить всех, кто стоял на его пути к власти, всех, кто мог быть его соперником. Жертвами репрессий пали многие представители константинопольской знати. Никита Хониат вспоминает тех, кто кончил жизнь в темнице, лишился глаз, был изгнан из свого дома23. Тогда погибла дочь Мануила Комнина кесариса Мария и ее супруг, которые в период «заговора двенадцати» были верными союзниками Андроника. Андронику удалось лишить регентства, а затем и казнить другую Марию — вдову Мануила, причем предварительно против нее был возбужден городской плебс. В 1183 г. Андроник умертвил Алексея II, а его вдову, юную Агнесу, сделал своей наложницей. Беспощадно истребляя своих действительных и мнимых врагов, Андроник обеспечил себе в столице безраздельную власть.
Верный себе, Андроник и этим расправам придал демагогический характер. Он редко прибегал к тайным убийствам, предпочитая создавать судебные дела и добиваться формального осуждения. Официально выставлялись проскрипционные списки «предателей родины» с указанием того рода казни, которая их ждала. Сам он не подписывал приговоров, а поручал это судьям. Впрочем, нашлось немало охотников воплощать в судебных решениях неясный намек или жест императора.
Мероприятия Андроника ни в коей мере не носили антифеодального характера. По-прежнему практиковались земельные пожалования крупным землевладельцам24, и если при Алексее II действительно было принято решение о снижении налогов с афинян, то затем Андроник отправил в Афины податного чиновника Хумна, который провел перераспределение податных ставок таким образом, что от этого выиграли только крупные собственники25.
Большое внимание уделялось деятельности государственного аппарата. Андроник предоставил видимость политической роли синклиту, который третировали первые Комнины; было повышено жалование наместникам провинций, запрещалась продажа должностей, усиливался контроль за сборщиками налогов. Тогда даже говорили, что податные чиновники разбегаются от одного имени Андроника.
Значительные перемены были произведены и в высшей церковной иерархии. Непокорного патриарха Феодосия сместили и заменили видным дипломатом Василием Каматиром, находившимся в опале в последние годы правления Мануила I. Новый патриарх тут же приступил к чистке клира и в соответствии с программой Андроника стал демагогически заигрывать с народными массами. Вместе с тем, по-видимому, правительство Андроника провело конфискацию части церковного имущества»26.
Некоторые мероприятия Андроника отвечали интересам торгово-ремесленных кругов. Еще при жизни Алексея II, в декабре 1182 г., были отменены распоряжения Мануила I, запретившего перепродавать пожалованную императором землю лицам, не принадлежащим к знати или к числу стратиотов27. Вслед за тем Андроник провел через синклит постановление, отменявшее так называемое «береговое право» — обычай, разрешавший прибрежным жителям грабить выброшенные бурей корабли28. Отношение Андроника к итальянским купцам было непоследовательным. В 1182 г., как уже было сказано, он спровоцировал антилатинское выступление в Константинополе, когда пострадало много генуэзских и пизанских купцов (венецианцев в городе не было). Таким образом он попытался сбросить путы, наложенные на византийскую торговлю Алексеем I и его преемниками. Но вместе с тем Андроник нанес смертельный удар византийской торговле, капитулировав перед Венецией: он обещал освободить арестованных при Мануиле купцов, возместить убытки, понесенные венецианцами в 1171 г. (см. выше, стр. 328). Венецианские фактории вскоре стали вновь возникать в различных городах империи29.
После триумфального въезда в Константинополь Андроник перестал скрывать сущность своей политики и, по признанию современника, откровенно издевался над простодушием восторженно встречавших его столичных жителей30. В целом же преобразования Андроника не затрагивали сложившейся системы эксплуатации, не меняли устоявшихся классовых отношений. Кровавые репрессии, направленные против столичной знати, были обусловлены в первую очередь стремлением узурпатора обеспечить себе безраздельную власть. В политической борьбе подобные меры — явление заурядное. Подвергая гонениям и уничтожая аристократические фамилии, Андроник, тем не менее, в целом был выразителем тех же интересов. Борьба, которая велась в это время вокруг престола, носила внутриклассовый характер.
Андроник недолго удерживал власть. В 1185 г. он оказался неспособным отразить нашествие сицилийских норманнов. В том же году отпал Кипр, где утвердился другой родственник Мануила — Исаак Комнин. Андроник терял популярность в народе, у него оставалось все меньше и меньше сторонников. Поэтому, когда 12 сентября 1185 г. византийский вельможа Исаак Ангел (который должен был стать одной из жертв Андроника) призвал народ к восстанию, константинопольский плебс немедленно откликнулся на этот призыв. Исаака провозгласили императором. Андроник пытался бежать, но был схвачен и подвергнут мучительной казни.
Народ приветствовал Исаака Ангела (1185—1195)31 как освободителя от террористического режима Андроника. Действительно, первые мероприятия нового императора могли внушить добрые надежды: не только возвращены были сосланные Андроником люди, но и вообще запрещено было приговаривать к телесным увечьям — мера, вызвавшая всеобщий восторг32. Однако решительного обновления государственного аппарата не последовало, и многие приспешники Андроника остались на своих постах. По-прежнему государство страдало от недостатка средств, усугублявшегося необходимостью выплачивать большие суммы венецианцам в возмещение их потерь в 1171 г. К тому же император не жалел денег на пиры, тратил бешеные средства на духи, притирания и костюмы (он никогда не надевал дважды один и тот же хитон), постоянно приказывал разрушать старые здания и возводить новые; много расходовал он средств и на показное благочестие: создавал больницы, странноприимные дома, раздавал деньги пострадавшим от пожара.
В 1195 г. он был свергнут и ослеплен собственным братом Алексеем III Ангелом, принявшем громкое имя Комнина (1195—1203). Переворот Алексея не означал какого-либо изменения политики: власть, просто перешла от одной клики столичной знати к другой; новые правители так же щедро разбазаривали государственные средства, как и их предшественники. Денег по-прежнему не хватало, и Алексею III пришлось взять драгоценный металл из гробниц византийских императоров, что дало 70 кентинариев серебра и кое-какое количество золота33. Империя, сохраняя дорогостоящий государственный аппарат и пытаясь осуществлять универсалистскую политику, оказывалась на пороге финансового краха.
Страну охватило глубокое брожение. Редкий год не отмечен народным восстанием, чаще всего в столице и ее окрестностях. Достаточно было незначительного повода, чтобы торговые и ремесленные слои Константинополя, острее всего испытывавшие гнет династии Ангелов, пришли в движение, взялись за оружие. Как Андронику, так и Ангелам не удалось сгруппировать вокруг себя сколько-нибудь значительную прослойку господствующего класса. Большинство самозванцев принимает имя Комнина — по-видимому, период правления Алексея, Иоанна и Мануила представлялся современникам блестящей эпохой, столь отличной от переживаемой ими. Бросается в глаза то обстоятельство, что для достижения своих целей многочисленные претенденты на престол, не скупясь на посулы, стремились заручиться поддержкой народа, вызвать восстание. В начале правления Исаака Ангела вспыхнуло восстание в лидийском городе Филадельфии. Возглавил его Феодор Манкафа. С самого начала он привлек на свою сторону широкие слои народа, который Никита Хониат называет «бесстыдной и наглой чернью». За Манкафой пошла Лидия и соседние с ней области. Он уже начал чеканить монету, когда Исааку Ангелу удалось уговорить его сложить оружие.
Около 1186 г.34 поднял восстание Алексей Врана, командующий византийскими войсками. Никита Хониат утверждает, что Вране покорились как западные, так и восточные провинции35. С помощью пропонтидских рыбаков Врана осадил Константинополь. Исаак Ангел совершенно пал духом, но кесарю Конраду Монферратскому удалось набрать отряды. В решительном сражении Врана был убит, его воины разбежались. Сторонники Враны, принадлежавшие к «несчастным и незначительным по своему уделу людям», разошлись, знать же отправила во дворец посольство и добилась прощения. Иными были последствия для участвовавшего в восстании простого народа. В ночь, наступившую после смерти Враны, дома рыбаков были уничтожены греческим огнем. На утро отряд латинян Конрада Монферратского напал на окрестных жителей. К грабежу были привлечены, по-видимому, деклассированные элементы Константинополя. Начались страшные избиения и грабежи. Эта резня вызвала в столице немедленную реакцию. Константинопольские ремесленники напали на латинян, осадили их дома. Произошел настоящий бой, и только на следующий дань удалось приостановить кровопролитие. Константинопольцы разошлись по домам лишь после долгих уговоров.
Восстания торгово-ремесленных слоев Константинополя вспыхивают порой по сравнительно небольшому поводу. Так, однажды начальник тюрьмы Иоанн Лагос36 взял под стражу какого-то ремесленника или купца37, приказал высечь его и обрить голову. Этот случай вызвал всеобщее возмущение горожан, громадная толпа ремесленников бросилась в тюрьму, чтобы схватить Лагоса. В то же время в храме св. Софии возбужденные константинопольцы собирались провозгласить другого императора (Алексей III отсутствовал в городе). Эпарха города встретили камнями. Толпа выломала ворота тюрьмы, выпустила заключенных, разграбила церковь. Бой разгорался, были вызваны дополнительные войска. Восставшие не имели оружия и швыряли камни и черепицу; лишь позднее они раздобыли кое-какое вооружение. Возмущение было подавлено лишь к вечеру.
Внешнеполитическое положение империи резко ухудшилось после смерти Мануила I. Правда, конец правления Кылич-Арслана II ознаменовался междоусобицами, особенно усилившимися после его смерти в 1192 г., так что Исааку Ангелу удалось нанести поражение сельджукам. Восточные границы империи оставались в относительной безопасности, однако на западе дела шли гораздо хуже. Особенно тяжелым ударом для Византии была потеря Болгарии, население которой восстало в 1185 г.38 Во главе восставших стояли два брата — Петр и Асень. Борьба тянулась долго: византийские полководцы, а нередко и сами императоры совершали походы в болгарские земли; византийская дипломатия пыталась посеять рознь между братьями, и, по-видимому, незадолго до 1193 г. византийцам удалось привлечь Петра на свою сторону. Но как бы то ни было, вернуть Болгарию под свое господство не удалось — уже в 1187 г. Византия заключила с болгарами договор, признав существование Второго болгарского царства у своих западных границ, хотя военные действия не прекращались и после 1187 г.
В 1196 г. в результате происков византийцев был убит Асень, вскоре последовало убийство его старшего брата, не оправдавшего надежд византийцев. Власть перешла к третьему брату Калояну, которому удалось превратить Болгарию в одно из сильнейших государств на Балканах.
Отношения с Венгрией также обострились. Сразу после смерти Мануила Комнина, в 1181 г., венгерский король Бела III занял далматинские области при явном сочувствии местных жителей39. При Андронике Комнине отношения между Византией и Венгрией были весьма враждебны; Бела опустошал окрестности Ниша и Браничева. По-видимому, он тайно поддерживал сношения с дочерью Мануила Комнина Марией (с которой одно время был обручен), что и стремился пресечь Андроник. После ее казни Бела выступил как мститель за нее40. Хотя при Исааке Ангеле, женатом на венгерской принцессе, отношения с Венгрией носили дружественный характер, однако Далматинское побережье — столь важная в стратегическом отношении область — для империи была утрачено навсегда.
Сербия также сбросила византийский сюзеренитет и вскоре после смерти Мануила в союзе с Венгрией выступила против империй. В результате похода 1183 г. были разрушены Белград, Браничево, Равно, Ниш, Средец — шесть лет спустя участники III крестового похода могли видеть развалины этих городов. Стефан Неманя захватил всю Южную Далмацию и продолжал расширять свои владения, совершая походы в византийские области. В 1190 г. Исааку Ангелу удалось вернуть часть византийской территории, одновременно Византия признала независимость Сербии.
В последней четверти XII в. сложными были политические и экономические отношения между Византией и Западом.
Венеция уже при Андронике получила доступ к византийским рынкам. В 1187 г. Исаак Ангел подтвердил все ранее пожалованные привилегии. Тогда же был оформлен договор об оборонительном и наступательном союзе между Венецией и Византией, а еще через два года было заново подписано соглашение о возмещении убытков, причиненных Мануилом. Венецианцы получили те кварталы и «скалы» (пристани), которые раньше занимали немецкие или французские купцы41. Они получили также полный налоговый иммунитет. Общая сумма убытков, понесенных венецианцами 12 марта 1171 г., составляла 14 кентинариев золота. Один кентинарий был уплачен Андроником Комнином, остальные начал выплачивать Исаак Ангел. Венецианские торговые документы свидетельствуют, что Исаак выплачивал долг по два кентинария ежегодно42.
С приходом к власти Алексея III Венеция вновь начала добиваться подтверждения прежних льгот, чего и достигла в 1198 г.43. За истекшее столетие число городов, где обосновались венецианцы, резко возросло. Они торговали как на побережье, так и в глубине страны. Известным противовесом им являлись генуэзцы и пизанцы. В 1192 г. Исаак Ангел подтвердил привилегии, пожалованные Генуе и Пизе44. И генуэзцы, и пизанцы расширяли свои торговые кварталы, получали новые пристани, однако, вопреки своим домогательствам и протестам, должны были, как было установлено еще при Мануиле, уплачивать 4% пошлины. Это положение удерживалось и при Алексее III.
Привилегированный статус итальянских купцов в Византии настраивал против них местные торговые слои. Антилатинские настроения приводили к вооруженным столкновениям, порой — к разгрому итальянских торговых кварталов. Политика предоставления широких льгот итальянцам порождала оппозицию местных купцов правительству. Недовольство носило столь глубокий характер, что когда в 1203—1204 гг. правительство предприняло некоторые (правда, запоздалые и жалкие) попытки отразить нашествие крестоносцев, действовавших в полном согласии и даже направляемых Венецией, — оно натолкнулось на почти полное безразличие торгово-ремесленных слоев Константинополя.
В 80-х годах XII в. вновь обостряются отношения с южноитальянскими норманнами. 1185 год ознаменовался новым походом норманнов на Византию. Византийская империя продолжала оставаться потенциальным врагом Норманского королевства. Южноитальянские современники Мануила Комнина не могли еще знать, что со смертью этого императора Византия по существу отказалась от дальнейших попыток отвоевать свои былые владения в Италии. С другой стороны, норманское господство началось с завоевания совершенно чужой им страны; в XI—XII вв. война для норманских феодалов являлась одним из основных источников обогащения.
Война с марокканскими правителями Альмохадами, которую норманны вели в 70—80-хгодах, кончилась безрезультатным миром45. Это дало возможность норманскому королю Вильгельму II направить все силы против Византии. Точно так же, как столетие назад Роберт Гвискар принял у себя Лже-Михаила VII, Вильгельм II выступал в качестве защитника якобы уцелевшего императора Алексея II Комнина. Самозванцем явился некий крестьянин, парень из под Вагентии (близ Диррахия), которого привез к Вильгельму II филадельфиец Алексей Сикундин, человек, одетый в черное, словно монах, однако прекрасно сидевший на лошади и носивший меч у пояса46. В стане норманского короля находился и Алексей, внучатый племянник Мануила Комнина, который после долгих странствий по свету (он побывал и на Руси) приехал в Сицилию и также склонял норманнов к походу, обещая поддержку всех недовольных политикой императора Андроника47.
24 июля 1185 г. норманны без труда овладели Диррахием и начали двигаться к Фессалонике; 15 августа к городу подошли и суда. Очевидец событий, фессалоникский митрополит писатель Евстафий подробно и живо описывает осаду. Командовавший гарнизоном Давид Комнин знал о приближении врага, но не пожелал или не сумел организовать оборону должным образом. Не были заготовлены камни для метательных машин, не хватало стрел. Осажденные страдали от жажды, так как в цистернах не было достаточного количества воды. 24 августа норманны ворвались в город и предали его грабежу.
Для дальнейшего ведения кампании норманское войско разделилось на две части: одна направилась на Серры, а другая — на Константинополь. Положение становилось все более угрожающим, когда в столице произошел переворот, приведший к власти Исаака Ангела. Новый василевс немедленно выслал помощь Алексею Вране, еще при Андронике назначенному командующим одной из византийских армий. Военные действия для Византии пошли успешно. Норманны потерпели поражение в битве при Мосинополе, затем при Димитриаде: они последовательно оставили Фессалонику, остров Корфу и Диррахий. По-видимому, около 1187 г. был подписан мирный договор48, по которому обе стороны обязались освободить пленных, что и было сделано. Помимо массы жертв, война для Византии имела следствием и территориальные потери. Византия навсегда лишилась островов Кефалонии и Закинфа, которыми овладел итальянский феодальный род Орсини.
В 1189 г. в норманно-византийских отношениях произошел поворот. Умер Вильгельм II, не оставив мужского наследника, и сицилийский престол должен был перейти к родственникам германского императора. Не желавшие подчиниться немцам сицилийские феодалы избрали королем Танкреда де Лечче и обратились за поддержкой к Византии. Сближение было скреплено брачным союзом Рожера, сына Танкреда, и Ирины, дочери Исаака Ангела. Однако успех византийской дипломатии оказался кратковременным. В 1194 г. Танкред и его сын скоропостижно скончались, после чего немцам удалось утвердиться в Сицилии. Италия оказывалась окруженной германскими владениями и навсегда уходила из сферы византийского влияния.
Отношения между Византией и Германской империей отличались в конце XII в. особой сложностью.
В XII в. германская династия Гогенштауфенов всеми силами стремилась расширить свои права, Византия же упорно не признавала их императорского достоинства, настаивая на том, что только византийские василевсы могут носить императорскую корону. В полном соответствии с византийской политической доктриной Никита Хониат именует Исаака Ангела василевсом, Фридриха же Барбароссу называет королем, Φρεδεριχος...ρηξ49. Эта атмосфера взаимного соперничества, осложнявшегося противоречиями в Италии, неизбежно приводила к столкновениям. В период подготовки III крестового похода в Нюрнберге было составлено соглашение между Византией и Германской империей, по которому византийцы должны были беспрепятственно пропустить крестоносцев через территорию Ромейской империи, продавать им продовольствие и переправить в Малую Азию50. Тогда же (в июне или июле 1189 г.) Исаак заключил договор с Садах ад-Дином51.
До конца июля 1189 г. Исаак Ангел был склонен выполнять все условия Нюрнбергского соглашения. Но к крестоносцам он все же не питал доверия и, вопреки договору, задержал послов германского императора. Чиновники Исаака держали себя враждебно. Нюрнбергское соглашение было нарушено, взаимное недоверие сторон росло. 25 августа 1189 г. Фридрих Барбаросса занял Филиппополь, затем Верою и ряд других городов. Конфликт в конце концов был улажен, но уже в ноябре 1189 г. Фридрих разрабатывал проект захвата Константинополя52.
Фридрих Барбаросса погиб во время III крестового похода. Его преемник Генрих VI был не только королем Германии, но возложил себе на голову и сицилийскую королевскую корону. С приходом к власти Генриха VI опасность для Византии возросла. Наследуя корону Сицилийского королевства, Генрих унаследовал также ненависть норманнов к Византии53. Он требовал территории от Диррахия до Фессалоники, возмещения убытков, понесенных Фридрихом, настаивал, чтобы Исаак помог флотом крестовому походу. Никита Хониат утверждает, что Генрих VI угрожал войной, если ромеи не откупятся большой суммой денег54. Исаак Ангел отправил в Германию посольство, но тем временем был свергнут Алексеем III.
Генрих не преминул воспользоваться сложившейся обстановкой. Сперва он принял сторону нового императора. «Благодаря милости цезаря Алексей имел в своем распоряжении тевтонское войско, которое он призвал к себе. Пользуясь содействием тевтонов, он добился греческого царства», — пишет Оттон Сен-Блезский. Вместе с тем после смерти Рожера дочь Исаака Ангела Ирина стала женой брата Генриха VI — герцога Филиппа Швабского. По сообщению того же западного хрониста, Исаак, в ущерб своему сыну, наследником ромейского престола признал Филиппа. Таким образом, у Генриха VI появились основания для того, чтобы выступить против Алексея III, мотивируя это стремлением утвердить попранные права Филиппа на византийский престол. В дальнейшем тесные связи между свергнутыми Ангелами и Германией сыграли большую роль в исходе IV крестового похода.
В 1196 г. Генрих VI выслал к Алексею III посольство с требованием помочь в замышляемом им крестовом походе. Германский император настаивал, чтобы Византия ежегодно выплачивала 50 кентинариев золота, и лишь впоследствии согласился снизить эту сумму до 16 кентинариев. Алексей приказал обложить все население «немецким налогом» — αλαμανιχον. Это вызвало бурное негодование, и Алексею пришлось отказаться от своего намерения. Он попытался использовать для уплаты золотую и серебряную церковную утварь, но натолкнулся на решительное сопротивление духовенства. Пришлось снять золото с царских гробниц. В 1197 г., в разгар подготовки к походу, Генрих VI умер, и предприятие сорвалось. Филиппу Швабскому в первые годы правления пришлось отказаться от активной политики на Востоке, ибо в Германии подняли голову его политические противники.
В таком международном окружении Византия вступала в XIII век, чтобы вскоре, в 1204 г., пасть под ударами участников IV крестового похода.
В 1198 г. папа Иннокентий III направил грамоты с призывом начать новый крестовый поход против неверных. Инициатива папы нашла широкий отклик, в походе собирались принять участие французские и фламандские рыцари, немцы, англичане, сицилийские норманны, венгры. Крестоносцы полагали отправиться морем, направив основной удар против Египта, где среди наследников Салах ад-Дина происходили постоянные междуусобицы. В апреле 1201 г. между шестью представителями крестоносцев и венецианским дожем Энрико Дандоло было заключено соглашение о переправе крестоносцев «за море». Венеция должна была предоставить суда для перевозки 4500 всадников с лошадьми, 9 тыс. щитоносцев и 20 тыс. пехоты. Корабли предоставлялись сроком на год; содержание крестоносцы получали от Венеции. За все это они уплачивали 85 тыс. серебряных марок — по две марки с человека и по четыре с коня или мула. Во главе крестоносцев должен был встать Теобальд Шампанский, но вскоре после соглашения он умер, и по настоянию французского короля Филиппа II вождем крестоносцев избрали итальянского князя Бонифация Монферратского.
Весной 1202 г. крестоносцы начали собираться в Венеции, многие самостоятельно продолжали путь к Палестине. По условиям договора крестоносцы должны были уплатить фрахт независимо от числа собравшихся участников похода. Собралось же значительно меньше, чем ожидали, рыцари не смогли сделать последний взнос в 34 тыс. марок. Венеция не замедлила воспользоваться сложившимся положением и предложила крестоносцам отсрочку с тем условием, что они помогут захватить город Задар на Далматинском побережье. Крестоносцы ответили согласием, хотя город принадлежал венгерскому королю, также принявшему крест.
Весной 1202 г. произошло событие, которое повлияло на дальнейшее изменение направления похода. Из Византии в Италию бежал сын свергнутого императора Исаака Ангела — Алексей. Он явился к папе Иннокентию III и просил помочь ему и отцу вернуть утраченный престол. Ответ папы был уклончивым, и Алексей направился в Германию, к своему шурину Филиппу Швабскому. По дороге, в Вероне, он вел переговоры с крестоносцами, которые решили отправить и своих послов к Филиппу. Если Алексей поможет им освободить святую землю, говорили они, они будут способствовать ему в возвращении на престол. Таким образом, свои дальнейшие действия крестоносцы начали сообразовывать с возможностью активного вмешательства во внутренние дела Византийского государства55. Миссия царевича увенчалась успехом. Филипп направил к крестоносцам послов и просил помочь Алексею вернуть престол. Уже в Задаре, захваченном 24 ноября 1202 г., между послами Алексея и крестоносцами было заключено соглашение, согласно которому царевич, водворившись на престоле, должен был выплатить участникам похода 200 тыс. марок и в течение года содержать флот крестоносцев. Алексей соглашался выступить в Палестину с отрядом в 10 тыс. воинов и, кроме того, содержать в Палестине 500 воинов. Византийская церковь по этому соглашению должна была подчиниться римскому папе. 25 апреля 1203 г. Бонифаций Монферратский и Алексей прибыли в Задар, 1 мая — на остров Корфу, 23 мая флот направился в Константинополь.
Причинам изменения маршрута IV крестового похода посвящена значительная литература56. В ряде работ предпринята попытка выявить какую-либо основную причину, вызвавшую отклонение похода от первоначального пути и завоевание значительной части христианского государства. Между тем отклонение было вызвано не политической интригой, заблаговременно сплетенной Венецией, папством или Германией, а совокупностью противоречий между Византией и Западом, которые сложились в конце XI—XII вв. Папство мечтало о подчинении греков-схизматиков римской курии. Венеция добивалась безраздельного торгового господства, стремилась вытеснить из Византии конкурентов — Геную и Пизу. Немецкий двор издавна строил планы политического господства на Востоке. Для массы феодального рыцарства, наконец, выгоды, связанные с завоеванием Византии, казались несравненно реальнее, чем пресловутое освобождение святой земли.
Совокупность этих факторов и привела к «неожиданному» исходу похода, чему в немалой степени способствовали действия Алексея и Исаака Ангелов.
Крестоносцы приближались к столице, совершенно не подготовленной к обороне. Только после того, как в Диррахии признали императором царевича Алексея, Алексей III предпринял некоторые шаги, чтобы подготовить Константинополь к встрече с неприятелем, снарядил до 20 судов и приказал разрушить здания, находившиеся за городскими стенами. Византийцы старались забросать приближающиеся корабли ядрами, но были обращены в бегство. В это же самое время, утверждает Никита Хониат, дука флота Михаил Стрифн продавал гвозди, якоря, паруса, канаты, так что в гаванях не осталось ни одного крупного корабля.
Крестоносцы со всех сторон обложили город. Алексей III повел с ними переговоры, но без успеха — крестоносцы требовали отречения в пользу Алексея IV. 17 июля 1203 г. крестоносцы начали штурм города. Под влиянием всеобщего возмущения Алексей попытался защитить столицу, но было поздно, и он бежал, захватив с собой 10 кентинариев золота. Императором вновь был провозглашен Исаак Ангел. Крестоносцы узнали об этом с удовлетворением, направили к Исааку послов, требуя, чтобы он подтвердил соглашение, заключенное в Задаре. Только после выдачи соответствующей грамоты крестоносцы покинули Константинополь и обосновались в Пере, а царевич Алексей вступил в столицу. Дальнейшая политика Алексея IV и Исаака (последний, впрочем, вскоре лишился реальной власти) проводилась исключительно в интересах крестоносцев. Была выплачена половина требуемой суммы — 100 тыс. серебряных марок. На это пошли все деньги, оставшиеся в казне после бегства Алексея III, суммы, конфискованные у его супруги Евфросиньи и ее родственников. Исаак посягнул также на церковные сокровища — мера, к которой в Византии прибегали лишь в исключительных случаях. Выплата второй половины долга оказалась очень затруднительной. Исаак попытался обложить столичных жителей экстраординарным налогом, но это вызвало решительное противодействие57. Обострялись также отношения между Ангелами и крестоносцами, но Алексей IV не решался выступить против них, как того требовали жители Константинополя.
25 января 1204 г. в храме св. Софии было созвано собрание синклитиков и высшего духовенства. Здесь бурно обсуждали вопрос об избрании нового императора. На этом собрании присутствовал и историк Никита Хониат. Никита был против смещения Алексея, утверждая, что эту меру крестоносцы используют для нового вмешательства во внутренние дела империи. Но судьба Ангелов была предрешена. После долгих споров в качестве кандидата на престол знать выдвинула Алексея Дуку Мурчуфла. Народ же настаивал на кандидатуре простого воина Николая Канава. Канав был коронован в храме св. Софии, но без патриарха58. Поначалу Мурчуфл соглашался признать Канава первым среди синклитиков, лишь бы тот отказался от венца. Но в решительный момент сторонники покинули Канава, и Мурчуфлу удалось схватить его59.
Мурчуфл пришел к власти благодаря своим обещаниям освободить город от «латинян». Он решился обложить налогом тех, кто при Ангелах занимал высшие государственные должности, при нем начали укреплять городские стены. Эти меры, однако, оказались безрезультатны. В марте 1204 г. крестоносцы приняли решение о разделе Византии (Partitio Romanie)60. 9 апреля начался штурм города. Мурчуфл бежал, в Константинополе же разгорелась борьба между двумя претендентами на власть — Феодором Дукой и Константином Ласкарисом. Константин одержал верх, но даже не успел короноваться61. Он тоже пытался организовать оборону, но все было напрасно. С ничтожными (по сравнению с греками) силами62 крестоносцы 12—13 апреля овладели византийской столицей, подвергнув ее неслыханному грабежу.
Последние десятилетия XII и начала XIII в. заполнены напряженной классовой и политической борьбой, охватившей все слои византийского общества. Интересы различных классов или классовых группировок иногда совпадали, но каждый класс преследовал свои собственные цели.
Раздираемая внутренними противоречиями, находящаяся в Состоянии глубокого политического кризиса, Византия была не в состоянии сопротивляться натиску крестоносцев. Борьба внутри господствующего класса лишала правительство возможности консолидировать силы и противостоять надвигающейся опасности. Классовая база правительства резко сузилась. Вместе с тем нежелание господствующих классов поступиться своими интересами способствовало ожесточенности классовой борьбы и усугубляло кризис.
Таковы были непосредственные причины, обусловившие поражение Византии в 1204 г.
Глава 15. РУССКО-ВИЗАНТИЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В XI—XII ВВ.
После заключения соглашения между Василием II и Владимиром отношения между Русью и Византией вступили в новую фазу. Ни с каким другим независимым государством Европы Византия не была тогда столь связана, как с Русью. Обе правящие династии были связаны тесными родственными узами. С согласия Владимира русский шеститысячный корпус остался на императорской службе и стал постоянной боевой единицей византийского войска1. Число русских наемников на военной службе в Византии стало весьма велико.
В Византии сложилось два центра, к которым тяготели все русские, по той или иной причине оказавшиеся в империи. Одним из них стал русский монастырь на Афоне, основанный, по-видимому, на рубеже X—XI или в самом начале XI в. Первое упоминание об этом монастыре, носившем имя Ксилургу («Древодела»), относится к 1016 г. Русский монастырь на Афоне возник, несомненно, в силу особой договоренности между правителями обеих стран2. Русские поддерживали монастырь вкладами и пожертвованиями. Русские паломники стали частыми гостями на Афоне, а также в Константинополе и в далеком Иерусалиме.
Гораздо большую роль играл русский центр в столице империи. Здесь создалось своеобразное землячество, объединявшее не только купцов и дипломатов, но и военных, служивших в византийском войске, паломников, путешественников, духовных лиц. Русская колония в столице империи была, по всей вероятности, многочисленной и составляла, с точки зрения византийских государственных деятелей, определенную политическую и военную силу. В 1043 г., когда стало известно о походе русских против Константинополя, император, опасаясь мятежа внутри города, распорядился выселить в разные провинции проживавших в столице русских воинов и купцов3. С русскими в Константинополе находились в тесном общении норманские купцы и воины. Норманские наемники входили, по-видимому, в состав русского корпуса.
На Руса, прежде всего в Киеве, в свою очередь появилось греческое население: штат греческого митрополита, возглавившего русскую православную церковь, византийские архитекторы, живописцы, мозаичисты, стеклоделы, певчие. Многие епископские кафедры Древнерусского государства были заняты греками.
Значение русского корпуса в военных силах империи ромеев было особенно велико именно в период между 988 и 1043 гг. Русский отряд принимал участие в войнах Василия II за завоевание Болгарии; в 999—1000 гг. русские участвовали в походе в Сирию и на Кавказ; в 1019 г. они защищали византийские владения в Италии от норманнов; в 1030 г. благодаря мужеству русских телохранителей Роман III Аргир избежал плена во время похода в Сирию. В 1036 г. русские входили в состав войска, взявшего крепость Перкрин на армянской границе; в 1040 г. они были в составе армии Георгия Маниака, посланного в Сицилию.
Отношения между Византией и Русью не претерпели существенных изменений и после смерти Владимира в 1015 г., несмотря на новое столкновение между византийцами и русскими. В конце царствования Василия II перед византийской столицей появился на Однодеревках отряд русской вольницы во главе с родственником Владимира неким Хрисохиром (вероятно, прозвище — «Золотая рука»). Прибывшие заявили о своем желании поступить на византийскую службу. Однако на требование императора сложить оружие и явиться для переговоров Хрисохир ответил отказом, прорвался к Авидосу, разгромил отряд стратига Пропонтиды и появился у Лемноса. Здесь русские были окружены превосходящими византийскими силами и уничтожены4.
Набег Хрисохира не отразился заметно на отношениях между обоими государствами. В 1016 г. Василий II был вынужден отправить «в Хозарию» (в Крым) военный флот, который «с помощью Сфенга, брата Владимира, зятя василевса, подчинил страну, захватив при первом же натиске ее архонта Георгия Цула»5. Сфенг неизвестен по другим источникам6. Георгий же Цул был стратегом Херсона.
Возможно, русские помогли византийскому императору Подавить восстание Херсона против империи7.
До войны 1043 г. мирные дипломатические и торговые сношения Византии с Русью развивались непрерывно. Более того, можно предполагать, что в это время постепенно возрастала не только военная, но и политическая роль русских в Византии. Вполне вероятно, что русские были среди тех «варваров», которых приблизил к своей особе родной брат русской княгини Анны Константин VIII. С ним он решал важнейшие вопросы, возводил их в высокие достоинства и щедро награждал.
Не изменилось отношение к русским и при Романе III Аргире. В начале 30-х годов XI в. совершившие набег на Кавказ русские возвращались домой с добычей через земли империи, выйдя к Черному морю8. При Михаиле IV Ярослав Мудрый заложил в Киеве храм св. Софии с помощью византийских архитекторов. В это время собранные Ярославом «письце многы» переводили на славянский язык греческие книги. При Михаиле IV явился на службу к императору с 500 воинов друг, а впоследствии зять Ярослава Гаральд Гардар. Михаил V окружил себя «скифами»: «одни из них были его телохранителями, другие служили его замыслам»9. Русских и болгар отправил Михаил V против патриарха, приверженца сосланной императором Зои10. Иноземная гвардия защищала дворец, когда уже весь город был охвачен восстанием против Михаила V.
Резкие перемены в отношениях с русскими произошли с приходом к власти Константина IX Мономаха. Враждебность нового правительства отразилась на положении всех слоев русского населения империи. Константин очищал государственный аппарат от приверженцев и ставленников Пафлагонцев. Должны были пострадать все, кто пользовался расположением Михаила IV и Михаила V. Немилость императора — ставленника столичной гражданской знати отразилась особенно сильно на командном составе византийского войска. Мономах удалил не только советников Михаила V, но и те военные контингенты, которые пользовались особым расположением Пафлагонцев. Тотчас по воцарении Мономаха стал проситься домой Гаральд, ревностно служивший Михаилу IV и Михаилу V. Мономах отказал Гаральду, что по отношению к свободному наемнику, представителю правящей династии Норвегии, было явно враждебным актом. Гаральд тайно бежал из Константинополя и вернулся домой через Киев, где сосватал себе дочь Ярослава Мудрого11. Важное значение для политического курса Константина по отношению к русским имел, несомненно, факт участия русского корпуса в мятеже Георгия Маниака12.
Мономах воцарился в июне 1042 г. Антирусский курс Мономаха достаточно явно проявился уже в 1042 г. К этому времени следует относить и ссору на константинопольском рынке между русскими и греками. В результате ссоры был убит знатный русский и русским был причинен материальный ущерб.
Может быть, первым вестником об этих событиях в Византии и был Гаральд, рассказы которого в Киеве не могли, конечно, быть благоприятными для нового императора. Вполне возможно, что уже в это время на Афоне подверглись разгрому пристань и склады русского монастыря13.
Убийство знатного русского в Константинополе, конечно, не могло быть подлинной причиной последовавшего военного столкновения. Ярослав Мудрый, весьма дороживший международными связями и авторитетом Руси, использовал этот факт лишь как повод к походу14, причины которого лежали в изменении общей политики Византии по отношению к Руси15. У Мономаха были все основания остерегаться войны с русскими. По крайней мере весной 1043 г. он знал о предстоящем походе: Катакалон Кекавмен, стратиг Паристриона, получил приказ охранять западные берега Черного моря, а из Константинополя были выселены русские купцы и воины.
В мае или июне 1043 г. флот русских во главе с сыном Ярослава Владимиром достиг болгарского побережья. Кекавмен препятствовал русским высаживаться на берег. В составе русского войска находились и норманские союзники Ярослава. В июне 1043 г. множество русских судов появились в виду Константинополя. Мономах пытался завязать переговоры, обещая возместить ущерб, понесенный: русскими, и призывая «не нарушать издревле утвержденного мира». Владимир был непреклонен. Однако в завязавшемся морском сражении русские потерпели поражение. Византийские суда жгли русские однодеревки греческим огнем и опрокидывали их. Поднявшийся ветер выбросил часть русских ладей на прибрежные скалы. Спасшихся на берегу встречало византийское сухопутное войско. Русские отступили, однако посланные вдогонку византийские военные корабли были окружены ими в одной из бухт и понесли тяжелые потери.
У русских не хватало судов для обратного пути, и часть отрядов, во главе с воеводой Вышатой должна была возвращаться по суше. Однако немногочисленное пешее русское войско встретилось с Кекавменом близ Варны. 800 русских, в том числе и сам Вышата, попали в плен.
По-видимому, вскоре после похода между русскими и византийцами начались переговоры. Обе стороны желали мира. Очевидно, Византия пошла на уступки. Через три года Вышата был отпущен: ущерб русскому монастырю на Афоне был возмещен. Новый договор был скреплен в промежуток между 1046 и 1052 гг. браком сына Ярослава Всеволода с дочерью Мономаха, которая носила, может быть, имя Марии16. Вероятно, в 1047 г. на помощь Константину IX прибыл русский отряд, принимавший участие в подавлении восстания Льва Торника17. Таким образом, дружественные отношения русских с империей были восстановлены.
Новые осложнения возникли в 1051 г. Русь в это время находилась в дружественных отношениях с западноевропейскими странами, и с папством, тогда как Византия стояла на пороге схизмы 1054 г. Вероятно, непомерные политические притязания Кирулария, попытавшегося через киевского митрополита воздействовать на внешнюю политику Древней Руси, получили отпор. Ярослав был недоволен митрополитом-греком, и в 1051 г. вопреки воле Константинополя возвел на митрополичий престол русского церковного деятеля Илариона. Конфликт был, однако, вскоре улажен. Митрополитов на Русь по-прежнему поставляла Константинопольская патриархия.
После смерти Ярослава ослабла власть великого князя. Разные княжеские центры Руси стремились к независимой внешней политике. Глухое соперничество вылилось в междоусобицы, захлестнувшие Русь после 1073 г. Отношение к Византии утратило характер единой государственной политики. В борьбе за политическое преобладание важное значение приобрел вопрос о взаимоотношениях между епископскими центрами, обострились отношения отдельных епископий с Киевской митрополией. Князья мечтали об учреждении автокефальной церкви или собственной митрополии, независимой от киевского митрополита. Все это позволило византийской дипломатии вести тонкую и сложную игру на Руси. Наибольшее внимание Византии привлекал, как и прежде, Киев, затем Тмуторокань и Галицкая Русь.
В торговых отношениях Византии и Руси в XI—XII вв., очевидно, не произошло особенно глубоких перемен. Русские купцы торговали на рынках империи, а греческие приезжали на Русь. Вероятно, непосредственная зависимость торговли от политики, характерная для IX—X вв., постепенно ослабевала. Падало значение русских военных сил в византийской армии. Экономический прогресс местных русских центров и возрастание потребности соперничавших друг с другом князей в военной силе обусловили сокращение потока русских наемников в Константинополь. В 50—70-х годах XI в. русские наемники еще служили в византийском войске. Однако к концу XI в. сведения о них становятся редкими. С 1066 г. место русских в византийской армии постепенно занимают англичане18, особенно после того, как в 1079—1080 гг. варяго-русская дружина в Константинополе подняла мятеж против Никифора III Вотаниата и подверглась репрессиям.
С середины XI в. взоры византийских императоров все сильнее привлекает Тмуторокань. К 1059 г. Византия владела Восточным Крымом (Сугдеей)19. Между населением греческих колоний в Крыму и жителями Тмуторокани установились дружественные отношения. Экономическое значение Херсона падало, и овладение богатой и удаленной от основных русских земель Тмутороканью становилось для Византии все более заманчивым делом. Однако Византия соблюдала осторожность. Случай представился лишь в царствование Алексея I. В 1079 г., еще при Вотаниате, по соглашению с византийским двором великому князю Всеволоду удалось сослать в Византию тмутороканского князя Олега. Олег и стал орудием замыслов Алексея I. Он прожил в Византии четыре года. Там он женился на знатной гречанке Феофано Музалонисе. В 1083 г. Олег вернулся и, видимо, с помощью империи снова утвердился в Тмуторокани, которой владел, может быть, до своей смерти в 1115 г.20 С 1094 г. упоминания о Тмуторокани исчезают из русских летописей. Разгадку этого, по всей вероятности, следует видеть в том, что, помогая Олегу вернуться, Алексей обеспечил себе верховные права на Тмуторокань. Подтверждение этому можно усмотреть в сообщении Мануила Страворомана о том, что Алексей I сделал приобретение на «Боспоре Киммерийском»21, где и находилась Тмуторокань.
До 1115 г. между Киевом и Константинополем сохранялись тесные дружественные связи, заключались династические браки, члены семьи киевского князя путешествовали в Константинополь, ширилось паломничество. И совершенно неожиданно в 1116 г. русские войска великого князя приняли участие в походе против Византии на Дунай. Эти действия могли быть ответом на захват Тмуторокани Алексеем I. Владимир Мономах даже попытался удержать за собой несколько византийских городов на Дунае.
Мирные отношения были, однако, вскоре восстановлены и сохранялись почти до середины XII в. В 40-х годах этого столетия Русь оказалась втянутой в конфликт между Венгрией и Византией. Киевская Русь вступила в союз с враждебной Византии Венгрией. Галицкая и Ростово-Суздальская Русь были, напротив, врагами Венгрии и Киевской Руси и союзницами империи. Таким образом, тылам каждого участника одной из этих обширных коалиций угрожал участник другой коалиции22.
Эта расстановка сил не замедлила сказаться на отношениях между Киевом и Константинополем. Шурин венгерского короля Гейзы II киевский князь Изяслав в 1145 г. прогнал греческого митрополита. На митрополичий престол был возведен русский иерарх Климент, который занимал этот пост дважды, в 1147—1149 и в 1151—1154 гг. Став великим князем, ростово-суздальский князь, союзник Византии, Юрий Долгорукий вернул русскую церковь под византийское верховенство. Однако через несколько лет после его смерти греческий митрополит был снова изгнан из Киева. Киевский князь Ростислав отказался в 1164 г. принять нового греческого митрополита. Лишь с помощью богатых даров Мануил I смог заставить Ростислава уступить. Великий князь требовал, чтобы патриарх впредь назначал митрополита с его согласия, и, может быть, постепенно этот порядок стал неофициальным правилом в отношениях Руси и Византии23.
В 60-х годах XII в., таким образом, наметился союз между Византией и Киевской Русью. Галицкая Русь, напротив, разорвала при Ярославе Осмомысле дружественные связи с империей, вступила в союз с Венгрией и оказала поддержку сопернику Мануила I — знаменитому авантюристу Андронику Комнину24. Но императору удалось не только упрочить союз с Киевом, но и отколоть Галицкую Русь от Венгрии. Свидетельством тесных дружественных связей Византии с Русью в это время является быстрый рост числа русских монахов на Афоне. В 1169 г. афонский протат уступил русским большой запустевший монастырь Фессалоникийца со всеми его владениями, сохранив за русскими и обитель Ксилургу. Монастырь Фессалоникийца, или Русский монастырь св. Пантелеймона, скоро стал одним из крупнейших монастырей Афона, и в течение многих веков играл значительную роль в развитии культурных русско-византийских и русско-греческих связей. Существовал к концу XII в. и в Константинополе специальный русский квартал («убол» — «эмвол»).
Дружественные отношения Византии с русскими сохранялись при представителях династии Ангелов. Политика доброго согласия с Русью стала с середины XI в. традиционной для византийских государственных деятелей, несмотря на все превратности внутренней политической жизни империи. Можно предполагать, что в какой-то степени эта политика обусловливалась общей половецкой опасностью, угрожавшей и Руси и Византии. Борьба русских с половцами отвечала интересам империи. Иногда русские князья оказывали прямую военную помощь Византии против половцев25.
Постепенно в тесные отношения с империей втягивались и другие русские центры (Новгород, Ростов, Суздаль, Владимир, Полоцк, Перемышль). Именно в XI—XII вв. сложились и окрепли те культурные русско-византийские связи, которые оставили глубокий след в духовном развитии Руси. Падение Константинополя в 1204 г. и завоевание европейских владений империи латинянами временно нарушило нормальное развитие русско-византийских отношений.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |
