Море... не знает великодушия. Ни одно проявление качеств человеческой натуры, таких, как мужество, бесстрашие, несгибаемость, выносливость, уверенность, никогда не трогало его беспощадное самолюбие. Подобно варварскому владыке, океан имеет нрав, испорченный раболепным поклонением. Океану невыносима сама видимость вызова. Он остается непримиримым врагом людей и кораблей с тех пор, как корабли и люди возымели дерзость перед его омраченным челом выходить в плавание. В тот самый день начал он истреблять флоты и людей, и число жертв - это огромное количество разбитых кораблей и загубленных жизней - не могло его унять. Джозеф Конрад
С облегчением покидают люди угрюмые, промозглые широты. Название, которое они дали раскинувшемуся перед ними океану, достаточно красноречиво. Пигафетта беззаботно отдается наблюдениям:
«В названном океане обитают огромные косяки рыб, из которых три вида достигают в длину два и более футов - это золотая макрель, альбакора и скумбрия, они преследуют другую рыбу, известную под названием колондрино, умеющую летать. Она достигает фута длины и очень вкусна. Если рыбы трех упомянутых видов выследили в море летучих рыб, те без промедления выскакивают из волн и летят, пока их «крылья» остаются влажными, на расстояние большее, чем выстрел из арбалета. В то время как одни уже заканчивают полет, другие его только начинают, нагоняя их тени. Но стоит им упасть в воду, как преследователи их сразу хватают и пожирают. Наблюдать такую охоту очень приятно и интересно, мы не раз ею любовались».
Если бы беззаботные зрители знали, что их ожидает, они бы ловили рыбу, пока не онемеют руки. Неуклюжего патагонского «великана» уже нет среди них, семнадцать человек пришлось вычеркнуть из судовых ролей, как минимум шестьдесят бежало на «Сан-Антонио». Остальные вполне довольны, так как монотонная береговая линия западной Патагонии уходит на север и определяет для них курс, который вскоре приведет в теплые воды. Даже в предпоследнюю неделю декабря все еще можно было разглядеть Огненную Землю, потом генерал-капитан велел повернуть на северо-запад. На этом закончилось приятное лицезрение летучих рыб. Изо дня в день теперь открывается однообразная синь моря. Пигафетта обращает свой интерес к ночному небу. Он описывает два больших скопления звезд недалеко от Южного полюса, которые с тех пор называются Магеллановыми облаками, описывает Южный Крест, дает советы, как с помощью созвездия Гидры найти «антарктический полюс». Кроме того, он демонстрирует просто ошеломляющие познания по географии, заимствованные, видимо, у Магеллана. Например, он говорит, что если плыть все время на запад от мыса Десеадо, то только у Кабо-Вирхенес натолкнешься снова на землю. Правильный вывод, для нас совершенно естественный, но весьма удивительный для того времени, когда большинство ученых считало, что на тех широтах расположен гигантский южный континент. Из замечания также следует, что итальянец нимало не сомневается в шарообразной форме Земли. То же самое он утверждает в книге "Regole sull'arte della navegazione" («Руководство по искусству навигации»), написанной во время транстихоокеанского перехода: «Земля круглая и неподвижно парит в середине между другими небесными телами». Неверная геоцентрическая картина мира восходит к временам античности, а то, что в этой фразе правильно, будет вскоре доказано практически.
Уж не голод ли гонит Пигафетту на палубу ночью рассматривать звездное небо? Прошло почти четыре недели после выхода из пролива, а на горизонте не обозначилось ни островка. У хрониста есть свои заметки, у капитана - размышления и морские карты, командам остаются ежедневный изнурительный труд, все более скудный рацион да барабаны и тамбурины, купленные для них в Севилье. В октябре Магеллан уверял спутников, что провизии хватит на три месяца. И вот на носу рождество, но нет никакой надежды, что вынужденный, равно как и богоугодный, пост с его приходом наконец кончится.
Кормчие озадачены недоразумениями иного рода. Чего стоит пересечение Атлантики по сравнению с тем, что предстоит сейчас? До сих пор географическую долготу худо-бедно определяли по пройденному расстоянию, потом следовали вдоль побережья и могли ограничиться лишь широтой. Сейчас же знание долготы стало необходимым. Но все попытки определить географическую долготу приводили к ошибочным результатам: когда достигли Филиппинских островов, выяснилось, что кормчий Франсиско Альбо при определении географической долготы ошибся на 53°. Кроме того, Тихий океан, кажется, безбрежен. Действительно, его протяженность, как и окружность земного шара до сего времени сильно преуменьшались. Встречались даже более грубые ошибки, чем заблуждение Руя Фалейру, считавшего, что длина экватора составляет 35 560 километров. Потом оказалось, что компасы врут. Никто не догадывается, что неправильные показания компасов вызваны магнитным склонением, а если кто-нибудь и подозревает об этом, то остаются неизвестными и величина магнитного склонения, и его изменения. Магеллан объясняет кормчим, что флотилия, видимо, слишком удалилась от Северного полюса, поэтому его сила недостаточна, чтобы притягивать стрелку компаса. Таким образом, теперь в показания компаса вносятся поправки, которые просто ужасают. Например, один кормчий говорит о поправке более чем 20°. Недостаточное знание географии заставляет людей испытывать страх. Нельзя также забывать, что почти все они суеверны и косны, их представления о морских «страстях» порождены средневековьем; им кругом мерещатся гигантские морские змеи, Мальстрем, магнитные горы, «Клейкое море»26. Общие географические понятия были до такой степени запутанны, что Пигафетта однажды высказал мнение, будто флотилия движется мимо Японских островов.
Наконец 24 января 1521 года на горизонте показался низкий песочно-желтый островок. Видны пальмовые рощи, много морских птиц, но ни единого человека. Генерал-капитан назвал остров Сан-Пабло. Это могли быть Напука, Факахина или Пукапука из архипелага Туамоту. Полинезийское название архипелага Паумоту - Остров-Облако. Если бы Магеллан взял более западный курс, он углубился бы в лабиринт островов, которые его последователи еще долго будут проклинать. Все острова, за малым исключением, - коралловые рифы, вздымающиеся из больших глубин. Они бедны пресной водой, фауна и флора весьма скудны, атоллы в основном безлюдны. Как правило, тщетно ищут там моряки подходящий грунт для якорной стоянки, а высокий прилив препятствует высадке на берег, равно как нет достаточно защищенных бухт, куда бы корабли могли беспрепятственно войти. Все перечисленное не миновало Магеллана и его спутников. Уже через одиннадцать дней они увидели Isla de los Tiburones - Акулий остров, названный так из-за множества обитающих там акул. По всей вероятности, то был остров Кэролайн, Восток или Флинт из группы островов Лайн. И здесь высокий прибой не позволяет высадиться на берег. Так что матросы вынуждены заняться ловлей акул, чтобы обеспечить себя свежей пищей. Особенно вкусными их не назовешь. Один натуралист, современник Магеллана, например, пишет о мясе акулы: «Когда его жуешь, оно жесткое, твердое, даже упругое, с каким-то неприятным животным запахом, кровь - густая и вязкая». Понятно, почему острова Сан-Пабло и Акулий получили общее название - острова Невезения.
Еще 4 февраля флот повернул на северо-запад. Если мы проследим за его курсом по современным картам, то сразу же постигнем, до чего же им все-таки не везло. Совсем недалеко на западе раскинулись Полинезийские острова, населенные миролюбивыми людьми и богатые всеми дарами тропической природы. Об этом, конечно, никто не догадывается. Правомерно также было бы задать вопрос: почему Магеллан, когда вышел из пролива, не поплыл вдоль побережья? Не говоря о возможных географических открытиях, такой маршрут пролегал бы там, где легко раздобыть еду. Тогда удалось бы избежать многих неприятностей, если бы, согласно распространенной системе «навигации по географической широте», повернули затем вдоль экватора к островам Пряностей. Вполне правомерный вопрос, но при этом не учитывается то обстоятельство, что речь идет о парусных судах. Лишь из-за одного-единственного представления, что Тихий океан значительно уже, чем был на самом деле, Магеллан умышленно отдал свою флотилию на волю юго-восточного пассата. Кстати, штормы и бури их миновали, но моряки скоро вынуждены убедиться, что океан таит в себе много других опасностей:
«В течение трех месяцев и двадцати дней мы были предоставлены Тихому океану, нигде и ни разу нам не удалось существенно пополнить запасы провизии или взять на борт что-нибудь свежее. Мы ели только старые сухари, кишевшие червями и превратившиеся в крошево после их старательной и прожорливой деятельности. Пили тухлую желтую воду. Кроме того, мы ели воловью кожу, очень жесткую, так как солнце, дождь и ветер ее окончательно продубили. Поэтому мы клали ее на четыре-пять дней в соленую воду для размягчения, затем - на короткое время в раскаленную золу и уж потом делили между собой. Крысы считались исключительным лакомством. За полдуката их перекупали и перепродавали.
Помимо этих пыток голодом почти всех людей мучила еще одна злая напасть: нижние и верхние десны у многих до такой степени опухли, что они не могли жевать, а это означало смерть. Умерло двадцать девять человек наших, второй великан [?] и индеец, захваченный в Верзине [Бразилии]. Кроме тех, кто умер, двадцать пять - тридцать человек страдали разнообразными недугами рук, ног, других частей тела, так что оставалось очень мало здоровых людей. Я же, божьей милостью, был невредим. И если бы наш всеблагой господь и дева Мария не позаботились об отличной погоде и не привели нас туда, где мы смогли подкрепиться и запастись всем необходимым, мы бы все сгинули в этом необъятном море. Мне сдается, никто и никогда не отважится больше на подобное плавание».
И это те самые «невероятные и ужасные события, происходящие в океане», которые Пигафетта считает достойными упоминания? Конечно, он не обходит вниманием и другие, однако цинга, признаки которой так точно подметил Пигафетта, продолжала оставаться в течение трех ближайших столетий бичом мореплавания. Причиной этого тяжелого заболевания был недостаток витаминов в однообразной «морской кухне». Для начальной стадии болезни характерна ломота в конечностях и быстрая утомляемость, потом возникают гнойники, начинают выпадать зубы, появляются внутренние кровотечения, в конце концов происходит распад костной структуры организма, влекущий за собой смерть. Очень часто на ранней стадии заболевания происходит отек неба и десен, так что больной уже не в состоянии принимать пищу.
Для придания наибольшей объективности повествованию кажется уместным еще раз обратиться к свидетельству очевидца. Это мекленбуржец Карл Фридрих Беренс, который в 1722 году в составе голландской экспедиции под руководством Якоба Роггевена пересек южную часть Тихого океана. Беренс значительно более красочно, чем его итальянский предшественник, описывает, как свирепствовала цинга:
«На кораблях от мертвых и больных людей исходил ужасный запах. Только от него запросто можно было заболеть. Больные так душераздирающе выли и стонали, что могли разжалобить даже камень. От цинги одни стали худыми и немощными, словно смерть. Эти люди умирали, сгорая как свечи. Другие же, напротив, растолстели и раздулись неимоверно. Эти перед своим концом впадали в буйство. У некоторых из них открывался кровавый понос. Но за два-три дня до смерти они извергали из себя вместо крови кучу скверной и мерзкой кашицы серого цвета, очень похожей на серу. Как только это наступало, с ними все было кончено. Третьих цинга совершенно скрючила. Они передвигались на карачках, помогая себе руками и коленями».
Неизвестно, сколько людей из флотилии Магеллана тогда «сгорели как свечи». В списках умерших значатся всего лишь девять человек. Историк Эррера говорит о двадцати, а Пигафетта в использованной нами копии заметок называет двадцать девять человек. Сохранился, видимо, только список членов экипажа, умерших на «Виктории», и похоже, что их общее число, сообщенное Эррерой, наиболее близко к истине. Среди умерших был и Вашку Галлегу, португальский кормчий, пытавший счастья в Испании. Это доказывает, что голодали все, что содержимое тарелок из капитанских кают ничем не отличалось от содержимого мисок «людей с бака». И вот становится реальностью то, что предсказывал Магеллан, но вряд ли воспринимал всерьез, - пустили в пищу кожаную обтяжку рей.
13 февраля пересекли экватор. Встает вопрос, почему генерал-капитан продолжает следовать прежним курсом на северо-запад? Ведь он уже находится на широте конечной цели его путешествия. Один из кормчих сообщает об имеющихся у Магеллана сведениях, будто бы на Молуккских островах нельзя будет пополнить запасы провизии, поэтому он решил сначала достичь Азиатского материка. Звучит не очень убедительно. Скорее всего, генерал-капитан опасается, что удручающее состояние его флота вызовет у португальцев на Молукках желание дать отпор. И, конечно же, вводят в заблуждение неверные представления об общей картине мира. Он считает, что Азия вот-вот покажется на горизонте. 23 февраля, уже на двенадцатом градусе северной широты, он вынужден сдаться. Сначала поворачивают на запад, затем - на юго-запад, навстречу земле Каттигара. Под этим понятием руководители флотилии, видимо, имеют совершенно обобщенно в виду Юго-Восточную Азию. Возможно также, что имеется в виду Каттигара Птолемея, который предполагал, что она лежит на сто восемьдесят градусов восточнее Канарских островов и на восемь с половиной градусов южнее экватора, и подразумевал под ней, скорее всего, полуостров Малакку.
Но 6 марта на горизонте возник не материк, а архипелаг из трех островов. Сразу же направились к самому крупному из них. Все словно зачарованные разглядывают остров: на севере светлые скалы высоко вздымаются прямо из моря, к югу местность понижается; тут и там видны коралловые рифы; весь остров покрыт негустыми лесами и пальмовыми рощами; казуарины, похожие на кустарник, окаймляют песчаный берег, от которого отделилось навстречу кораблям множество лодок с балансирами. Это юркие, пестро раскрашенные суденышки, которые движутся с помощью треугольного паруса из листьев пандануса, «перепрыгивая с волны на волну, словно дельфины». И нос, и корма у них совершенно одинаковые. Испанцы заметили, что лодки прибывших двигались то носом, то кормой вперед, причем балансир постоянно поворачивали по ветру. Сидевшие в них люди были хорошо сложены, с кожей светло-коричневого оттенка и гладкими черными волосами. Одежда их как нельзя лучше гармонировала с солнечной тропической местностью: плетенные из пальмового лыка фартуки и шапочки из пальмовых листьев. Само собой разумеется, островитяне не имели ни малейшего представления о правовом понятии собственности: «Жители того острова поднялись на корабли и буквально ограбили нас, да так, что ничего нельзя было поделать. Когда мы легли в дрейф и собирались убрать паруса, чтобы причалить к берегу, они тут же украли маленькую весельную лодку, которая была укреплена на корме флагманского корабля. Это его [Магеллана] очень рассердило». Историк Эррера сообщает, что пришлось даже воспользоваться пушками и убить многих аборигенов, прежде чем они покинули корабли. Бесспорно, эта встреча людей разного уровня культуры и общественного развития проходит таким образом, что вызывает у сегодняшнего наблюдателя чувство неловкости. Наконец «разбойники» были выдворены с кораблей, а флотилия продолжала всю ночь дрейфовать недалеко от берега, чтобы не подвергнуться еще раз подобному паломничеству. На следующий день ранним утром Магеллан с сорока людьми высадился на берег.
Его намерения совершенно ясны. Никому даже не приходит в голову, что можно понять друг друга, не пуская в ход арбалеты и аркебузы. Нам следует помнить, что Магеллан и некоторые его офицеры научились на португальской службе в Индии презирать права других народов. Непрекращающееся разграбление чужих стран от имени короля было для них весьма почетным делом, напротив, кража нескольких безделиц, тем более лодки его королевского величества, показалась кощунством и варварством. Итак, идет подготовка к бою. Больные просят принести им внутренности убитых островитян, так как думают, что такая пища поможет им вылечиться. До нас не дошли сведения, была ли выполнена их просьба, последующие события и без того достаточно отвратительны. Все происходит без малейшего затруднения. После первых выстрелов европейцы уже победили. Семь трупов валяются на земле, сорок-пятьдесят хижин поджигаются. Как замечает Пигафетта, местные жители были вооружены только копьями с наконечниками из рыбьих костей, они даже не знали лука и стрел. «Каждый раз, когда мы ранили аборигенов, пронзая их стрелой, часто насквозь, они удивленно ee разглядывали, пытались вытащить и, наконец, не сходя с места погибали».
Правда, хронист во время пребывания на острове успевает разузнать как можно больше об образе жизни местных жителей. Он, например, упоминает, что некоторые мужчины имели бороды, длинные до пояса волосы носили в пучке, завязанном сзади узлом, их идеал красоты - выкрашенные в красный или черный цвет зубы. Такой цвет зубы приобретали, видимо, из-за листьев бетеля, которые островитяне постоянно жевали. Но летописец за столь короткое время не успел это установить. И конечно, он не может знать, что перед ним представители народа чаморро, распространившегося из юго-восточной части Азиатского континента и заселившего здешние острова. Они будут испанцами поголовно истреблены. Чаморро были ловкими и умелыми рыбаками и мореходами, знали в отличие от живших восточнее народностей Тихого океана гончарное дело, изготовляли ткани из луба деревьев, а также достигли удивительных высот в области культуры. Доказательства тому мы обнаружим на соседнем Тиниане. Там сохранились опорные столбы гигантских свайных построек, достигающие четырех метров высоты.
Питаются островитяне, сообщает далее Пигафетта, рыбой, кокосовыми орехами, бататом, «фигами длиной с ладонь» [видимо, бананы] и мясом разных птиц, их жилища «построены из дерева и крыты досками и связками листьев фигового дерева... спят они на очень мягкой пальмовой соломе, все помещения, как и постели, очень чистые и застелены пальмовыми циновками». Даже женщин успевает рассмотреть жаждущий знаний итальянец: «Они симпатичны, нежны, кожа у них светлее, чем у мужчин, их очень черные волосы распущены и ниспадают с плеч.
8 поле они не работают, а остаются в хижинах и делают одежду и корзины из пальмовых листьев... Некоторые женщины натирают тело маслом кокосовых орехов и конопли».
Неизвестно, когда он собрал такие сведения, дошло ли до меновой торговли или необходимые продукты были просто отняты силой. Последнее наиболее вероятно, так как при отплытии 9 марта флотилию преследовали лодки местных жителей. На испанцев обрушился град камней. Опять моряки восхищаются ловкими суденышками. Те, кто ими правит, проявляют презрение к громоздким каравеллам - они проворно проскальзывают между кормой каравелл и пришвартованными к ахтерштевню лодками. Поэтому Магеллан назвал те земли Islas de las Velas Latinas (острова Латинских парусов), но скоро название Islas de los Ladrones («Воровские» острова) снискало большую популярность. В наше время это открытие Магеллана известно как Марианские острова, названные так в честь одной из испанских королев. А остров, где все это случилось, был, судя по всему, Гуам.
Оттуда флот движется на юго-запад, пока на горизонте опять не появляется земля. Это остров Самар на востоке Филиппин. Генерал-капитану он показался населенным. Не желая повторения каких бы то ни было инцидентов, Магеллан поворачивает на юг, к безлюдному, видимо, островку Хомонхон. Как только бросили якоря, он распорядился доставить больных на берег и устроить в палатках, а также велел забить для них свинью - самое ценное из захваченной на Гуаме провизии. Вот и закончились «три месяца и двадцать дней». Несколько удивительным кажется то обстоятельство, что Магеллан регулярно навещает хилых и хворых. Он внушает им не падать духом и не унывать, самым слабым собственноручно разливает и подает кокосовое молоко. Что подвигло сего сурового мужа на самаритянскую службу? Не благодарность ли за все, ведь он подозревает, что открытый им еще неизвестный в Европе архипелаг является мостом в царство пряностей. Знает ли он, что сбылась мечта Колумба? Лес с буйной растительностью, из которого доносится пение птиц, переливающихся всеми цветами радуги, бамбуковые рощи, запах сандалового дерева, витающий в воздухе, - это же Индия! Эти пальмы с разлапистыми, похожими на перья листьями он видел раньше в Гоа, а теми сверкающими орхидеями с цветами наподобие бокала он любовался уже в Малакке.
Архипелагом Святого Лазаря называет Магеллан новый островной мир, так как он был открыт в день святого Лазаря. Может быть, сам святой заступник взирает сейчас с удовлетворением с небес на выздоравливающих больных и увечных.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |