В 1822 году в Германии, в деревне Анкерсгаген, в герцогстве Мекленбург-Шверин, у приходского пастора Эрнста Шлимана родился сын Генрих. Маленький Генрих рос в очень скромной обстановке. У него было богатое воображение, и с раннего детства он увлекался сказками и легендами.
Тогда считали, что всякий образованный человек должен знать латинский язык, литературу и историю греков и римлян. Такие знания давало так называемое "классическое образование". Генриха с детства обучали латинскому языку и древней истории. В детские годы Генрих очень много слышал о раскопках Помпеи, которыми тогда все интересовались. У подножия вулкана Везувий, в Италии, недалеко от Неаполя, был раскопан подвластный Риму город Помпеи, залитый лавой во время извержения Везувия в 79 году н. э. Были раскопаны древние улицы, храмы, дома с утварью и картинами, найдены даже древнегреческие книги, - они представляли собой намотанные на палки свитки из папируса. Все это было найдено почти в том же виде, как оно существовало две тысячи лет назад, потому что было засыпано пеплом и залито лавой во время извержения вулкана.
Отец рассказывал об этом маленькому Генриху, и эти рассказы производили на мальчика большое впечатление. Не меньшее впечатление произвела на него и "Илиада", которую отец читал ему в немецком переводе.
Еще больше Генрих увлекся древностью, когда отец подарил ему книгу "Всемирная история для детей". В этой книге Генрих нашел картинку "Пожар Трои". На ней были изображены горящие стены и башни Трои. Уже тогда мальчик стал мечтать о том, чтобы раскопать стены древнего города, погребенного под землей.
Одиннадцати лет Генрих был принят в гимназию в городе Ней-Стрелиц. Тогда вся Германия состояла из мелких самостоятельных государств, и, хотя Ней-Стрелиц находился очень близко от Анкерсгагена, родной деревни Шлимана, это было уже другое государство - Мекленбург-Стрелиц. Отец высылал Генриху деньги на жизнь. Мальчик учился очень усердно, особенно много он занимался латинским языком. Но в гимназии Генрих пробыл только три месяца: его отца прогнали со службы, он совсем обеднел и не смог платить за обучение сына в гимназии. Генрих перешел в реальное училище (В этих училищах не обучали греческому и латинскому языкам), а вскоре ему пришлось и совсем бросить школу, так как отец не мог больше посылать ему денег. Четырнадцати лет Генрих начал сам зарабатывать себе на жизнь. Он поступил в мелочную лавочку и работал там с утра до поздней ночи.
В это время произошло событие, которое, по словам Генриха Шлимана, он запомнил на всю жизнь. В лавку, в которой работал Генрих, зашел работник с мельницы, по фамилии Нидергоффер, и начал выразительно читать по-древнегречески стихи из "Одиссеи". Звучные греческие стихи очаровали Генриха, хотя он не понимал по-древнегречески ни слова. Он уговорил Нидергоффера три раза прочитать ему отрывок из "Одиссеи" и с восхищением слушал. Уже тогда Шлиман решил научиться греческому языку. Но он был слишком занят, свободного времени не оставалось. А тут он еще заболел и вынужден был оставить работу в лавке. Кое-как перебиваясь, он изучил бухгалтерию и в 1841 году ушел пешком в Гамбург. В Гамбурге ему не удалось найти работу, тогда он поступил юнгой на корабль, отправлявшийся в Южную Америку, в Венесуэлу. Дорогой произошло кораблекрушение: корабль наскочил на мель у берегов Голландии. Генрих очутился в море, но его спасли. Он добрался до Амстердама, и здесь ему удалось поступить рассыльным в банк.
Работа была тяжелая и унизительная, но он теперь не был так занят, как в мелочной лавке в Ней-Стрелице. У него оставалось время для учения. Генрих видел, что только богатые могут заниматься интересными вещами, не приносящими никакого дохода (например, изучением Греции гомеровского времени). Если они и бездарны, то все равно пользуются уважением, тогда как даровитые и талантливые бедняки гибнут в борьбе с нуждой. И он решил разбогатеть, во что бы то ни стало. А разбогатеть во времена Шлимана легче всего было тому, кто занимался международной торговлей. Но, чтобы заниматься международной торговлей, надо было знать много языков, а Генрих, несмотря на свои способности к языкам, в то время не знал, как следует, и своего родного немецкого языка, так как говорил на "плятдойч", на наречии немецкого языка, которое больше отличается от общенемецкого языка, чем, например, украинский язык от русского. Генрих стал настойчиво учиться и в короткое время изучил не только немецкий, но вслед за ним английский, французский, голландский, испанский, португальский и итальянский языки.
Языки Шлиман изучал особым способом. Способ этот был такой: он брал какой-нибудь отрывок текста на иностранном языке и сравнивал его с тем же отрывком, переведенным на его родной язык, стараясь понять каждое слово не отдельно, а в целом предложении. Затем он заучивал этот иностранный отрывок и писал пересказы и переводы с родного языка на иностранный. Для проверки и исправления ошибок в этих пересказах и переводах он нанимал бедных иностранцев и на это тратил свой заработок, а сам жил впроголодь. Чтобы научиться правильно произносить слова, он ходил на проповеди в церкви, где богослужение совершалось на иностранных языках, тихонько повторял то, что говорил проповедник, и так учился иностранному произношению.
Таким же способом он изучил впоследствии и другие языки. Вот что писал он об этом: "На зубрежку грамматических правил я не потерял ни минуты из своего драгоценного времени. Видя, что ни один из мальчиков, которых в течение восьми и больше лет истязают грамматическими правилами, впоследствии не в состоянии написать письмо (на иностранном языке) без сотен грубейших ошибок, я пришел к убеждению, что школьный метод насквозь неправилен: хороших познаний в грамматике можно достичь исключительно путем практики, то есть путем внимательного чтения отрывков классической прозы и заучивания наизусть отдельных отрывков. Таким образом, я теперь совершенно бегло пишу и без труда могу говорить о любом предмете, никогда не забывая слов. Всех правил грамматики я придерживаюсь полностью, хотя и не знаю, записаны ли они в учебниках".
Хорошее знание иностранных языков было причиной того, что Шлиман получил лучшее место: он поступил корреспондентом и бухгалтером в торговый дом Шредера, где получал уже довольно высокую плату. Имея такой заработок, Шлиман мог бы жить в хорошей комнате, хорошо одеваться и питаться, тратить деньги на развлечения. Однако Шлиман продолжал жить очень бедно и все деньги тратил на учение.
Фирма, где работал Шлиман, торговала больше всего с Россией, и этой фирме был нужен человек, знающий русский язык. А таких людей среди ее служащих не было. Шлиман решил изучить и русский язык, но в Амстердаме он не нашел никого, кто бы знал этот язык. В магазине старых книг ему удалось достать только русскую грамматику, словарь и перевод одной французской книги на русский язык. Однако уже через три месяца Шлиман мог написать письмо по-русски.
В 1844 году торговая фирма Шредера послала его своим торговым представителем в Петербург. В то время Россия была отсталой страной, с неразвитой промышленностью; значительную часть самых необходимых вещей она получала из-за границы.
Чиновники - от самых высших до самых низших были по большей части взяточниками; при помощи взятки можно было добиться чего угодно. И Шлиман стал получать выгодные заказы. Россия тогда очень нуждалась в красках, например в синей краске индиго, которую как раз поставляла в Россию фирма Шредера. Шлиман быстро разбогател, стал почетным гражданином города С.-Петербурга и открыл собственный торговый дом "Шлиман и Ко".
Особенно быстро стало расти его богатство, когда началась в 1853 году Крымская война между Россией и Турцией. Для изготовления пороха и пуль нужно было много селитры, серы и свинца, а именно этими товарами и торговал Шлиман.
По случаю войны западная граница России была закрыта, получать товары можно было только через Швецию и Финляндию, а здесь у Шлимана не было знакомых. Чтобы успешно вести торговлю, он в самое короткое время изучил шведский язык и наладил торговлю с этими странами.
Шлиман старался как можно быстрее увеличить свой капитал. Он действовал не всегда честным путем и, наконец, стал крупным богачом: его состояние выросло до многих миллионов.
Но Шлиман собирал богатства не просто из любви к деньгам. "Разве счастье в том, чтобы зарабатывать тысячи талеров?" - писал он в 1848 году. Любым способом он добывал деньги для того, чтобы стать независимым и влиятельным человеком, не думать о пище, одежде и жилище, а заниматься лишь тем, что его интересует. Другого способа получить эту возможность Шлиман не видел. Торговые дела по временам тяготили его. "Я должен бросить торговлю, - писал он, - я хочу на свежий воздух!"
Не надо забывать, что Шлиману пришлось много лет подряд бороться с жестокой нуждой, что он все это время мечтал стать одним из тех людей, которые ни в чем не нуждаются и ни от кого не зависят: наоборот, их сограждане и даже правительства зависят от них. Эта постоянная мысль о деньгах делала его подчас равнодушным к чужим страданиям и превращала погоню за деньгами в какой-то спорт.
Но страсть к деньгам не смогла заглушить мечту детства Шлимана: наступило время, когда ему стала противна жизнь банкира и "почетного гражданина", жизнь дельца и торговца, и он решил ее совершенно перестроить.
Правда, и после этого Шлиман продолжал интересоваться своими денежными делами и следить за тем, чтобы его богатства сохранились, но теперь это уже не было основной задачей.
Главным увлечением было изучение истории древнейшей Греции, а для этого нужно было знать древнегреческий язык. И на этот раз он изучил этот язык "шлимановским" практическим способом. Шлиману не нужна была сухая грамматика, ему нужно было живое греческое слово. Поэтому он начал изучать не древнегреческий, а новый греческий язык. Он сличал два одинаковых текста: на новогреческом и на французском языке, заучивал греческие фразы. Правильность его произношения проверял его учитель - грек. Через полтора месяца Шлиман уже говорил по-новогречески и только после этого перешел к изучению "мертвого", древнегреческого языка. Он перечитал множество древних авторов, писавших о Гомере.
После этой подготовки Шлиман решил бросить торговлю и заняться тем, что было его заветной мечтой: начать раскопки в Малой Азии и на Балканском полуострове. В это время Шлиман женился на молодой гречанке.
Раскопки он решил начать с Трои. Однако приступить к раскопкам можно было только с разрешения правительств: турецкого - для раскопок на месте древней Трои, греческого - для раскопок на месте древних Микен, столицы царя Агамемнона.
Но ни турецкое, ни греческое правительства не думали, что могут быть люди, которые станут тратить деньги на раскопки только из научного интереса, не ожидая для себя никакой денежной выгоды. Они были убеждены, что Шлиман ищет клад, который принесет ему новые миллионы. Кроме того, чиновники всячески мешали ему приступить к раскопкам, ожидая крупных взяток. Больше года пришлось Шлиману потратить на мучительные хлопоты, чтобы получить у турецкого султана разрешение вести раскопки в Трое, и только в сентябре 1871 года разрешение было наконец получено, но к Шлиману был приставлен специальный чиновник для наблюдения за раскопками.
Преодолев все эти препятствия, Шлиман прибыл на берег Геллеспонта, чтобы приступить к раскопкам на месте гомеровский Трои.
Вести раскопки было очень трудно: жить приходилось в доме, где было так холодно, что чернила замерзали в чернильнице, все время дули сильные ветры, не было хорошей питьевой воды.
Однако находки Шлимана вполне вознаградили его за все эти страдания. На холме Гиссарлык под развалинами позднейшего греческого города, называвшегося Новым Илионом, был найден даже не один древнейший город, а целых шесть; стало ясно, что существовавший на этом месте город много раз разрушался, а затем снова отстраивался. Найдены были остатки стен, различная посуда и оружие. Во втором снизу из этих семи городов Шлиман опознал гомеровскую Трою ( Это было ошибкой. В действительности "второй город" много древнее гомеровской Трои; ко времени Гомера относится "шестой город"). Здесь были найдены стены, сложенные из огромных камней, такие же, какие описаны у Гомера, была найдена вымощенная каменными плитами дорога, она вела к городским воротам. Сохранились и сами ворота, и остатки башни над ними; о такой же огромной башне над Скейскими воротами в Трое рассказывается в "Илиаде".
Особенно большое значение при археологических раскопках имеет древняя глиняная посуда, так называемая керамика. В каждую историческую эпоху глиняная посуда изготовлялась иным способом, имела иную раскраску и иные изображения. По характеру посуды обыкновенно и решают, к какому времени относятся и другие найденные при раскопках вместе с посудой предметы и остатки зданий. Но посуда, найденная во "втором городе" на холме Гиссарлык, нисколько не походила на греческую.
Самой интересной находкой был так называемый "большой троянский клад". Вот что об этом писал Шлиман: "Когда мы раскапывали крепостную стену, я натолкнулся к северо-западу от ворот на большой медный предмет необыкновенной формы; я им очень заинтересовался - мне показалось, что между кусками земли блеснуло золото. Чтобы сохранить ценный клад для науки, необходимо было прежде всего как можно скорее, соблюдая все меры предосторожности, спасти его от жадных рук моих рабочих; поэтому я приказал немедленно объявить пайдос (так называется по-гречески перерыв на завтрак), хотя было рано и очень далеко до завтрака. В то время как рабочие ушли, чтобы отдыхать и завтракать, я при помощи большого ножа высвободил клад из окружающей его земли, твердой, как камень, хотя мне каждую минуту грозила опасность, что часть земли, находящаяся над кладом, упадет мне на голову. Но мне никогда не удалось бы вытащить клад, если бы моя жена не помогла мне. Во время этой работы она стояла около меня, складывала выкопанные предметы в свой платок и уносила их. Все эти предметы лежали вплотную один к другому; меньшие были вложены в большие".
По форме всего этого клада - с прямыми углами по краям - Шлиман догадался, что он когда-то лежал в большом деревянном ящике, но ящик со временем сгнил и превратился в труху.
Раскопанный клад состоял из множества золотых вещей. Такое количество золота, думал Шлиман, могло принадлежать только могущественному царю: здесь были чаши и кубки из золота, серебра и электрона (так назывался сплав золота с серебром), две замечательной работы золотые короны, с которых свисали золотые цепочки, двадцать четыре золотых ожерелья, шестнадцать статуэток, множество золотых серег, браслетов, колец и булавок. Всего оказалось немногим менее девяти тысяч предметов.
Такое количество золота само по себе стоило очень много денег и могло бы покрыть все расходы по раскопкам. Но не это интересовало Шлимаиа: денег у него и без того было достаточно. Он был убежден, что нашел сокровища троянского царя Приама и что найденная им золотая корона - это корона спартанской царицы Елены. Шлиману удалось тайком вывезти этот клад из Турции - он боялся, что турецкое правительство, узнав о кладе, переплавит его на монеты. Уже после того, как Шлиман вывез клад из Турции, он уплатил турецкому правительству пятьдесят тысяч франков; это было в четыре раза больше цены найденного золота. Турецкое правительство было очень довольно.
Трудно было получить у турок разрешение на раскопки в Трое, но еще труднее было получить разрешение копать в Микенах у греческого правительства. Греческий министр просвещения считал Шлимана крупным международным жуликом; он приказал даже сделать у Шлимана обыск и забрать все найденное.
Только в 1874 году Шлиману разрешили делать раскопки в Греции, но поставили тяжелые условия: все, что он найдет, переходит в собственность греческого государства, он может копать только в одном месте и с небольшим числом рабочих; к нему и здесь приставили надзирателя.
Шлиман приехал в Грецию и принялся за раскопки Микен. Здесь надзор над Шлиманом был еще более строгий, чем в Турции, - греческое правительство боялось, как бы Шлиман не увез из Греции найденные им драгоценности.