Мы видели, что в 1576 г. король Наваррский Генрих бежал из-под надзора, в котором держали его Екатерина Медичис и Генрих III, и стал снова во главе протестантской партии, оставив католицизм, к которому был принужден обратиться после Варфоломеевской ночи. Гугенотьт действовали в то время заодно с партией политиков. В том же году состоялся мир, которым гугенотам предоставлено было много частных прав, право иметь свои вооруженные города, исправлять богослужения в городах за исключением Парижа, иметь своих советников в парламенте (Chambres miparties). Вообще должно сказать, что эти условия повторялись почти в каждом из многочисленных миров между протестантами и католиками. От 1576 - 1584 г. Генрих Наваррский живет частью в своих владениях в Беарне, частью в провинции, в которой он был наместником, в Гиэни (Guienne). Он держит строго изданные мирные постановления, равно наказывает нарушителей их — протестантов и католиков; в нем нет того религиозного фанатизма, который так сильно развивался вокруг него: многие лица, принявшие его прежде по расчетам, теперь ожесточились и война принимала жестокий с обеих сторон характер. Впрочем, в продолжение этих восьми лет мир часто прерывался. Положение партии в сущности не изменилось, но возникло одно великое учреждение, которое могло иметь бесконечно великое влияние на всю последующую историю Франции,- это Лига. Мы видели характер Генриха III: им недовольны были все подданные, кроме небольшого числа любимцев (les mignons). Еще при Карле IX Таванн и некоторые другие вожди католической партии выразили мысль составить союз с целью противодействовать успехам протестантов: этот союз образовался в 1576 г. Кто был его виновником, отвечать невозможно; хотя много писали об этом, но мысль о такого рода великих учреждениях возникает не вдруг и не в одной голове. Самым деятельным, впрочем, лицом здесь был парижский адвокат Давид, мало известный. Он ездил несколько раз в Рим, хлопоча об этом учреждении, переезжал от одного вождя католической партии к другому, склоняя их к союзу. Важно одно, что он был близкий человек к семейству Гизов, следовательно, интересы Гизов совпадали с образованием Лиги. Цель союзников была следующая, она высказана была начальником пикардийских городов, Яковом д'Юмвьером (d'Humieres): «Лига должна защищать религиозные и государственные учреждения в прежних их формах»; последние слова по самой неопределенности своей заключали нечто грозное против правительства. В Лиге приняли участие 9/10 целой Франции, центром был Париж; муниципальное устройство делало его наиболее способным к той роли, которую он начал играть в Лиге. Масса народа, особенно низшая, была глубоко проникнута здесь католическими идеями. В Париже, несмотря на то, что он никогда не был общиной, муниципальные учреждения носили свой средневековый характер: цехи выбирали своих начальников, была городовая милиция, город разделен был на 16 кварталов, во главе их стоял выборный от горожан. Вся администрация города находилась, следовательно, в руках последних. В эпоху католического движения против протестантов все лица городового управления были выбраны из католиков. Таким образом, городовое парижское правительство стало во главе Лиги. Это повторилось в большей части городов французских; везде магистрат был выбран из ревностных католиков: образованная и наклонная к протестантизму часть среднего сословия должна была замолкнуть. Движение масс было слишком грозно, и на эти массы со всей силою действовали католические проповедники, большей частью из Ордена иезуитов. Это была странная, не лишенная некоторого величия эпоха в истории духовного красноречия во Франции; в числе деятелей было много талантливых проповедников, страстно увлеченных против реакции католицизму; все они готовы были жертвовать собой, чтобы доставить торжество католическим идеям (мы имеем об этом превосходную монографию Essaisur les predicateurs de la Ligue, par Labitte). Новейшие историки Франции хотели найти одну какую-либо идею в Лиге, стремление бесполезное, ибо ее цели и намерения были разнообразны; только одна идея религиозная была здесь. К ней приступили и лица, принадлежащие к партии политиков, из страха, чтобы найти только безопасность. Но одно можно наверное сказать, что Лига не остановилась бы ни пред чем в своем начале; для нее самая монархия в случае противодействия потеряла бы свою святость. Главою Лиги был герцог Генрих Гиз, но главою непризнанной явно. В самом деле, это был замечательный человек, достойный стать во главе движения. Сын того Франца Гиза, который погиб под стенами Орлеана, Генрих имел все качества, нужные для вождя партии: очень красивый собой, красноречивый, смелый, носивший личину фанатизма, бесконечно честолюбивый и чрезвычайно умный. В народе уже ходили слухи, что он даже имеет более прав на престол, чем Генрих Валуа; составлялись родословные, доказывавшие превосходство прав его. Нужно заметить к тому, что вообще Гизы обладали в высшей степени способностью действовать на умы народа и настраивать их сообразно со своими целями. Зато и народ был редко кому-либо так предан, как Гизам; один современный историк говорит: «1а France etait folle de cet homme, elle etait amoureuse de lui» (прим. «Франция обезумела от этого человека, она была влюблена в него».). В самом деле Франция казалась влюбленной в Гиза. Когда Генрих III узнал о составлении Лиги, он смутился; он понял, что она ему грозила столько же, как протестантам, и спешил предотвратить грозившую опасность; по-видимому, он проснулся от долгой праздности, он принял благородные меры и первым подписался в числе членов Лиги и объявил себя ее главою. На время он устранил таким образом Гиза. Но эта роль - не былая роль Генриха, лишенного постоянной энергии: он мог просыпаться только на время от своего усыпления. В 1584 г. умер герцог Алансонский, брат Генриха III и наследник престола (у Генриха не было и не могло быть детей). Тогда отношения партии приняли другой характер: ближайшим наследником престола оказался еретик, отступник, Генрих Наваррский. Лига торжественно объявила, что она никогда не признает королем отступника; папа, чтобы обеспечить себя с этой стороны, произнес новое проклятие над королем Наваррским. Все пути к престолу были таким образом заграждены для последнего. Но за него действовали события. Вынужденный Лигой объявить ему войну, Генрих III вел ее вяло и несчастливо, в чем он, впрочем, был не совсем виновен, ибо главная причина неудач заключалась в недостатке денег. Часть некоторых успехов против протестантов, именно поражение немецких протестантских войск, шедших на помощь, досталась опять-таки не ему, а Генриху Гизу: зато в церквах проповедники сравнивали короля с Гизом, как Саула с Давидом. Волнение росло в городах; требовали решительных мер против протестантов, требовали, чтобы Гизу вверено было начальство в войне и чтобы ему доставлены были к тому средства. Король не мог сделать ни того, ни другого, ибо, во-первых, это значило бы ему решительно отказаться от престола, а, во-вторых, ему неоткуда было взять денег. Более всего боялся Генрих прибытия Гиза в Париж. Он послал сказать последнему, чтобы не являлся сюда; но у него не было денег, чтобы послать это приказание с курьером, надо было послать по почте. Получил ли Генрих Гиз это письмо, или он разъехался с ним, это неизвестно, но только, несмотря ни на что, он прибыл в Париж 10 мая 1588 г. Драматический рассказ о событиях этих майских дней мы находим у итальянца Давиды (Davila), близкого человека ко двору Екатерины Медичис. Когда Гиз приехал в город, народ встречал его как спасителя; женщины осыпали его цветами, обливали благовониями. «Ты здесь, - говорили ему,- и мы ничего не боимся». Навстречу ему пели: «Благословен грядый во имя господня...» Народ только что не нес его на руках. Когда Генрих узнал о его прибытии, он побледнел и закрыл лицо руками. При нем были в эту минуту два советника, итальянец аббат dе1 Ве11o и корсиканец Орнано. Они тотчас дали королю совет пригласить Гиза и зарезать его; аббат подкрепил этот совет даже текстом: «Поражу пастыря и разыдутся овцы». Король был готов последовать совету, но, несмотря на неоспоримое личное мужество, он не решался: дело, точно, было трудное при тогдашней настроенности духа в народе. Когда Гиз представлялся королю во дворце, он был также бледен; проходя сквозь ряды телохранителей, он кланялся, ему не отвечали; начальник их Крильон сурово и грозно посмотрел на него. Генрих встретил его строгими упреками — зачем он приехал в Париж; Гиз поспешил окончить свидание и удалиться. На другой день он снова явился во дворец, но уже в сопровождении 400 дворян, вооруженных пистолетами и кинжалами, и тогда он говорил уже другим языком. 12 мая король решился подавить движение в Париже, швейцарские войска заняли главные тракты города: но это было уже поздно — везде возникли баррикады. Войска должны были отступить, король бежал. Униженный, опозоренный, он клялся возвратиться в Париж, но уже не иначе, как чрез пролом. В планы Гиза вовсе не входило бегство короля, и в эту минуту он, конечно, мог уже думать о принятии королевского титула. Но для него чрезвычайно важно было овладеть особою Генриха III. Впрочем, дела его шли так, что успех казался только отсроченным. В октябре король собрал чины в Блуа; Генрих Гиз отправился туда спокойный, смело надеясь на дворянство и зная, что чины будут на его стороне. Но там ждало его дело, которого он не рассчитывал в своей самонадеянности. Генрих решился убить его. Он предложил об этом Крильону. Тот отказался; тогда он обратился к одному из незначительных офицеров, и тот согласился. 23 декабря (1588 г.), в день, определенный для заседания чинов, Гиз получил вдруг повеление поспешно явиться к королю, он отправился в кабинет его. Накануне еще он получил несколько предостерегательных записок; одну из них он прочел, улыбнулся и сказал: «Он не посмеет». Но, когда он вошел в комнату пред кабинетом короля, он заметил, что затевается что-то недоброе; дворяне смотрели на него такими глазами, которые не предвещали хорошего, когда он проходил мимо них, они положили руки на шпаги. Гиз подошел и положил руки на замок: в эту минуту его ударили сзади, и в несколько ударов он был убит. Король вышел из кабинета, толкнул его тело ногой и сказал: «Как велик он! По смерти кажется еще больше». Чрез несколько часов был убит кардинал Лотарингский. Ему дали время на молитву, закрыли голову плащом и расстреляли. Несколько приверженцев Гизов были также убиты. Но эти убийства также мало достигли цели, как убийства Варфоломеевской ночи. По всей Франции раздался общий клик негодования: Генриха называли убийцей. В Париже Сорбонна объявила короля лишенным престола; члены парламента, противоречившие решению, были взяты под стражу; президент d'Harly, двое его товарищей и 60 советников были отведены в Бастилию.
Генриху III не оставалось никаких средств к усмирению мятежных подданных; он решился броситься в объятия протестантов и отправился в лагерь к Генриху Наваррскому. Этот поступок переменил совершенно отношения последнего. Доселе он стоял во главе протестантов, которые не могли ожидать победы, составляли меньшинство и в политическом смысле имели мало весу и значения: теперь король отдает себя в руки этой партии; Генрих Наваррский является защитником законной власти. Оба короля отправились вместе и осадили Париж в 1589 году. Город был обложен войсками, но он защищался упорно. В нем, кроме того, стоял уже испанский гарнизон: Филипп II вмешался в дело и помогал им деньгами, он надеялся, что по смерти Генриха вступит на французский престол дочь его Изабелла, которую он хотел выдать замуж за одного из Гизов. Тем не менее осада шла успешно. Но в лагерь короля Генриха явился некто Жак Clement, молодой доминиканский монах, с письмами из Парижа; он был допущен к королю, и в то время, как тот читал письма, он вонзил ему нож в живот (1 августа): фанатические страсти, разогретые иезуитами, производили плоды.
Франция оставалась без короля, хотя права на престол получил теперь Генрих IV; но между ним и престолом стояла религия и та партия, которую он не мог оставить теперь, не оскорбив ее. С другой стороны, фамилия Гизов была еще могущественна, хотя между членами не было совершенного согласия видов и целей. Сверх того надобно было силой или обещаниями привлечь на свою сторону правителей областей, которые, пользуясь ослаблением монархического начала, действовали в своих провинциях с самостоятельной властью. Католические офицеры и войска, прибывшие в лагерь протестантов с Генрихом III, объявили, что они будут служить Генриху IV только в течение срока, данного им для решения. «Лучше умереть, чем служить королю гугенотов»,— говорили они ему в лицо. И здесь-то обнаруживается уже вполне характер Генриха Наваррского; он колеблется перейти к католицизму не из внутреннего убеждения, а только потому, что выискивает средства, как бы сделать дело повыгодней для себя. Немногие могли бы быть так равнодушны к религиозным вопросам, как Генрих, Он сам острил впоследствии над своим переходом к католицизму. Но это дело надобно было сделать при благоприятных обстоятельствах: и Генрих ведет переговоры с одной стороной, показывая в то же время, что готов защищать оружием права другой. Битвы при Арке и Иври (Jvry) доставили ему много славы и привели в его лагерь многих католиков. В июне 1593 года он отказался от протестантства. В следующем году Париж отворил ему ворота: это событие требует подробного объяснения. Мы видели, до какой степени были раздражены религиозные страсти. Лига имела на своей стороне все условия успеха; пока она прикрывалась идеей права, она имела сильное значение для народа. Но, когда погиб Генрих Гиз, тот из Гизов, который мог вести массу и давать ей идеи и который в самом деле, кажется, становился во главе среднего сословия Франции, когда погиб Генрих Валуа, законным королем явился Генрих Наваррский. Ему недоставало только религиозного освящения: он выразил готовность принять католицизм. Право теперь было на его стороне. С другой стороны, действия Филиппа II против Генриха служили в пользу последнего, войска испанские вступили во враждебные отношения с лигистами: чувство национальной гордости протестовало против королевы-иностранки; среднее сословие, игравшее такую роль в Лиге, было оскорблено гордостью испанских дворян. Наконец, это движение приняло характер демократической революции; сначала парижский парламент и Сорбонна имели большое влияние на массу; но в течение пятилетней борьбы с королем в Париже взяла верх демократическая партия. Начальники кварталов были избраны из самых рьяных лигистов, частью из низшего сословия, чтобы держать в повиновении, они прибегнули к мерам страха: двое из членов парламента были повешены, другим грозило тоже. Тогда среднее сословие парижское испугалось, вошло в сношения с Генрихом. Это движение общественного мнения выразилось в литературе. Несколько молодых людей, между ними знаменитый впоследствии трудами другого рода Питу, соединились в Париже для литературных трудов: возник политический памфлет под названием «la Satire Menippee» (прим. П. Питу (1539 - 1596) - юрист и публицист, известен главным образом своими работами в области права. Он был также автором ряда политических памфлетов и одним из соавторов «Менипповой сатиры», анонимного памфлета, направленного против Католической лиги (см. P. Pithоu. La Satire Menippee. Tours, 1594).), чрезвычайно остроумный, исполненный того здравого смысла, который так сильно действует на народ. Среднее сословие затронуто здесь было умно, ловко и метко. Памфлет распространялся быстро, высказывая затаенные чувства среднего сословия: в нем указывалось на упадок материального благосостояния, одним словом, на все преимущественные интересы последнего. Этот памфлет помог Генриху IV столько же, как выигранные им победы. В мае 1594 года начальник Бастилии Вгissа1 продал ему город за 1600000 ливров. Его называют предателем, но в сущности он был только исполнителем намерений среднего сословия, он продал королю то, что и без того принадлежало ему. Вскоре Генрих IV поспешил вступить в сношения с папою, но страсти, разожженные Лигой, еще не утихли, мы увидим последствия.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |