Междоусобие. Изгнание Мономахова дому из южной России. Благоразумие россиян в делах веры. Подвиги Мстислава. Строгость Я рославова. Голод в Новегороде. Славная битва Липецкая. Великодушие Мстислава. Епископ Симон.
Совершив погребение отца, Георгий, с одобрения вельмож, возвратил свободу князьям рязанским, всем их подданным и епископу Арсению. Великое княжение Суздальское разделилось тогда на две области: Георгий господствовал в Владимире и Суздале, Константин в Ростове и Ярославле; оба желали единовластия и считали друг друга хищниками. Братья их также разделились: Ярослав-Феодор, начальствуя в Переяславле Залесском, взял сторону Георгия, равно как и Святослав, получив в удел Юрьев Польский; Дмитрий-Владимир остался верным Константину. Ростовский князь обратил в пепел Кострому, пленил жителей; Георгий два раза приступал к Ростову и, заключив весьма неискренний мир с Константином, выслал Димитрия из Москвы. «Даю тебе (сказал он) южный Переяславль, нашу отчину; господствуй в нем и блюди землю Русскую». Димитрий, как бы предчувствуя бедствие, неохотно поехал в сей удел, некогда знаменитый и столь любезный Для его деда; женился там на племяннице Всеволода Чермного и, едва отпраздновав свадьбу, долженствовал сразиться с половцами; не мог одолеть варваров и, плененный ими, был отведен в вежи. Он года чрез три освободился и княжил после в Стародубе на Клязьме.
Рюрик скончался: князь трезвый, набожный, усердный строитель церквей, впрочем не имевший доброй славы братьев своих: ни кротости Романовой, ни твердости Давида, ни воинской доблести Мстислава Храброго. Всеволод Чермный, желая один начальствовать в южной России и не боясь уже никого по смерти великого князя, изгнал сыновей племянников Рюриковых из уделов Киевской области. К сему насилию он прибавил клевету: «Вы (говорил Всеволод) хотели овладеть Галичем, возмутили там народ, повесили моих братьев, как разбойников; вы гнусным злодеянием посрамили имя отечества!» Изгнанники, удалясь в область Смоленскую, требовали защиты от Мстислава Новогородского. Сей мужественный князь был тогда стражем северо-западной России: с одной стороны тревожили оную литовцы, с другой — властолюбие немцев угрожало ей великими опасностями. Первые дерзнули ворваться в самый Псков, которого жители — изгнав князя своего, Владимира Мстиславича, за его дружескую связь с рижским епископом — ходили тогда в чудскую землю для собрания дани. Литовцы не могли завладеть городом, но выжгли его и разорили окрестности. Мстислав Новогородский дал псковитянам иного князя, своего племянника двоюродного, Всеволода Борисовича, а Владимир удалился в Ригу, будучи верным союзником ордена и тестем епископова брата, Дит-риха. Принятый им как друг и свойственник, он имел случай оказать немцам важную услугу. Современный летописец ливонский рассказывает, что князнь полоцкий, Владимир, желая объясниться с епископом Альбертом, назначил ему свидание на берегу Двины, близ нынешнего Крейцбурга. Альберт приехал туда с рыцарями, старейшинами ливонскими, купцами немецкими и с Владимиром Мстиславичем. Князь полоцкий говорил Альберту, чтобы он не тревожил язычников и не принуждал их креститься; что немцы должны следовать примеру россиян, которые довольствуются подданством народов, оставляя им на волю верить спасителю или не верить. «Нет! — ответствовал с жаром епископ: — совесть обязывает меня крестить идолопоклонников: так угодно богу и папе!» Князь грозился обратить в пепел Ригу и в гневе обнажил меч: рыцари также изготовились к битве; но Владимир Мстиславич встал между ими, молил, убеждал и сделал наконец то, что князь полоцкий, отдавая справедливость неустрашимости рыцарей, совершенно уступил им всю южную Ливонию. Сей князь чрез несколько лет думал поправить свою ошибку и выгнать немцев; но упал мертвый в самую ту минуту, как хотел сесть на ладию и плыть к устью Двины, чтобы осадить Ригу. Господствуя в южной Ливонии, рыцари желали покорить и северную, вместе с Эстониею: узнав, что отряды их грабят тамошних жителей, Мстислав Новогородский собрал 15 000 воинов; вместе с князем псковским и Давидом Торопецким, братом своим, выступил в поле; доходил до самого моря. Не встретив нигде немцев, которые заблаговременно ушли назад в Ригу, он требовал дани с чуди, осаждал Воробьин, или Вер-пель, взял с граждан 700 гривен ногатами и разорил многие окрестные селения. Сия западная часть нынешней Эстлянд-ской губернии находилась тогда в цветущем состоянии; земледельцы жили в изобилии, и деревни были хорошо выстроены; к несчастию, Альбертовы рыцари скоро огнем и мечом опустошили всю Эстонию.
Мстислав, отдав две части взятой дани новогородцам, а третью своим дворянам, или дружине, спешил от берегов Балтийского моря к Днепру; прибыв в Новгород, собрал вече на дворе Ярослава и предложил народу отмстить Всеволоду Чермному за обиду князей Мономахова племени. Граждане любили Мстислава (ибо он старался им угождать) и единодушно ответствовали: «Князь! Куда обратишь свои очи, там будут наши головы!» Сие усердие вдруг охладело на пути. Новогородские воины поссорились с смоленскими, убили одного человека в драке и торжественно объявили, что не хотят идти далее. Напрасно князь звал их на вече; напрасно думал усовестить неблагодарных: никто не слушал его повеления. «Итак, мы должны расстаться», — сказал Мстислав без всякой укоризны; дружески простился с ними и вышел с братьями из Смоленска. Новогородцы изумились: тогда посадник Твердислав напомнил им, что предки их гордились усердием к добрым князьям, охотно умирали за Ярослава Великого и служили примером для других россиян. Сия речь тронула новогородцев, легкомысленных, однако ж чувствительных к народной чести, ко славе великодушных подвигов. Они догнали князя и, пылая ревностию, нетерпеливо желали битвы. Скоро война кончилась. Города отворяли ворота; два князя отдалися в плен. Всеволод Святославич бежал из Киева, заключился в Чернигове и с горести умер; а брат его, Глеб, видя опустошение земли своей, покорностию и дарами купил мир. Победители отдали Киев Ингварю Ярославичу Луцкому, который добровольно уступил его князю смоленскому.
[1215 г.] Храбрый Мстислав, учредив порядок в завоеванной Днепровской области, возвратился в Новгород, но скоро объявил жителям на вече, что дела отзывают его в южную Россию; что он будет всегда защитником новогородцев, однако ж дает им волю избрать себе иного князя. Народ сожалел об нем; долго рассуждал, кем заменить князя столь великодушного; наконец отправил посадника, тысячского и десять старейших купцов звать Феодора Всеволодовича, Мстиславова зятя. Ярослав-Феодор начал свое правление строгостию и наказаниями, сослав в Тверь некоторых окованных цепями чиновников, велев разграбить двор тысячского, оклеветанного врагами, взяв под стражу сына и жену его. Возбужденный самим князем к действиям своевольным, народ искал жертв, новых преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан; а князь с досады на сих мятежников уехал в Торжок. Между тем в окрестностях Новагорода сделался неурожай: Ярослав, ослепленный злобою, захватил весь хлеб в изобильных местах и не пустил ни воза в столицу. Тщетно послы убеждали князя возвратиться: он задерживал их в Торжке, призвав к себе жену из Новагорода, где уже свирепствовал голод. Четверть ржи стоила около трех рублей шестидесяти копеек нынешними серебряными деньгами, овса рубль 7 копеек, воз репы два рубля 86 копеек. Бедные ели сосновую кору, липовый лист и мох; отдавали детей всякому, кто хотел их взять,— томились, умирали. Трупы лежали на улицах, оставленные на сведение псам, и люди толпами бежали в соседственные земли, чтобы избавиться от ужасной смерти. В последний раз новогородцы молили Ярослава утешить их своим присутствием. «Иди к Св. Софии, — говорили они: — или скажи, что не хочешь быть нашим князем». Он задержал и сих послов, вместе с купцами новогородскими. Чиновники скорбели; граждане воплем изъявляли отчаяние; а наместник Ярославов и дворяне его были равнодушными зрителями народного бедствия. [11 февраля 1216 г.] В то время явился утешитель: Мстислав великодушный. Новогородцы с восторгом увидели его на дворе Ярослава. Сей князь говорил, что он помнит свое обещание быть всегда их другом; что освободит невинных граждан, заключенных в Торжке, восстановит благоденствие Новагорода или положит свою голову. Народ клялся жить и умереть с добрым Мстиславом, который, взяв под стражу бояр Ярославовых, чрез одного умного священника объявил зятю, чтобы он, если желает остаться ему сыном, выехал из Торжка и немедленно возвратил свободу всем боярам и купцам новогородским. С гордостию отвергнув мирное предложение, Ярослав изготовился к войне; сделал на пути засеки, укрепления и прислал сто знаменитых новогородцев в отчизну их с приказанием выпроводить оттуда его тестя. Но сии люди, видя единодушие сограждан, пристали к ним с радостию. Тогда озлобленный Ярослав собрал на поле всех бывших у него новогородцев, числом более двух тысяч; оковал цепями и послал в свой город, Переяславь Залесский, отняв у них коней, деньги, все имение. В надежде на могущество брата, Георгия Владимирского, он грозился наказать тестя и смело поднял руку на кровопролитие междоусобное. Состояние Новагорода было достойно жалости: голод, болезни истребили немалую часть его жителей; другие скитались по землям чуждым; знатнейшие люди стенали в темницах Суздальской области; домы и целые улицы опустели. Мстислав, собрав вече, ободрял граждан своим мужеством. «Оставим ли братьев в заключении и постыдной неволе? — говорил он народу: — Да воскреснет величие столицы! Да не будет она презрительным Торжком, ни Торжок ею! Новгород там, где Святая София. Рать наша малочисленна; но бог заступник правых, и сильного и слабого!» Все казались единодушными; однако ж некоторые, тайно доброжелательствуя Ярославу, бежали к нему в Торжок. Мстислав выступил с остальными и с братом, князем Владимиром Псковским (который, был несколько времени начальником маленькой области в немецкой Ливонии, снова господствовал тогда во Пскове).
Сия война имела важное следствие: князь новогородский, хотев прежде дружелюбно разделаться с Ярославом, но принужденный искать управы мечом, взял свои меры как искусный военачальник и политик. Предвидя, что Георгий Всеволодович будет всеми силами помогать меньшему брату, Мстислав заключил тайный союз с Константином и дал ему слово возвести его на престол владимирский. Неприятельские действия началися в Торопецкой области. Святослав Всеволодович, присланный Георгием к Ярославу, с Десятью тысячами осадил Ржевку, где находилось только 100 воинов; но князь новогородский подоспел с 500 всадниками, заставил осаждающих удалиться и взял укрепленный Зубцов. Дружина Мстиславова хотела прямо идти к Торжку; но князь, призвав Владимира Рюриковича из Смоленска, вдруг обратился к Переяславлю Залесскому, чтобы удалить феатр войны от Новогородской области. Наконец обе рати сошлися близ Юрьева. Константин с полками своими находился в стане новогородском: Георгий, Ярослав и князья муромские, действуя заодно, вооружили самых поселян и в необозримых рядах стали на берегу Кзы. Летописцы сказывают, что князь Владимирский и меньший брат его имели 30 знамен, или полков, 140 труб и бубнов Благоразумный Мстислав еще надеялся отвратить кровопролитие. Послы новогородские говорили Георгию, что они не признают его врагом своим, будучи готовы заключить мир и с Ярославом, если он добровольно отпустит к ним всех их сограждан и возвратит Торжок с Волоком Ламским. Но Георгий ответствовал, что враги его брата суть его собственные; а Ярослав, надменный и мстительный, не хотел слушать никаких предложений. «Не время думать о мире, — говорил он послам: — вы теперь как рыба на песке; зашли далеко и видите беду неминуемую». Мстислав вторично представлял Георгию и Ярославу, что война междоусобная есть величайшее зло для государства; что он желает примирить их с большим братом, который уступит им всю облать Суздальскую, буде Георгий отдаст ему, как старшему, город Владимир. «Ежели сам отец наш (сказал Георгий) не мог рассудить меня с Константином, то Мстиславу ли быть нашим судиею? Пусть Константин одолеет в битве: тогда все его». Послы с горестию удалились, и князь владимирский, пируя в шатре с вельможами, желал знать их мнение. Один боярин советовал не отвергать мира и признать Константина старейшим государем земли Суздальской, представляя, что князья Ростиславова племени мудры и храбры, а воины новогородские и смоленские дерзки в битвах; что Мстислав в деле ратном не имеет совместника и что превосходные силы уступают иногда превосходному искусству. Князья слушали боярина с неудовольствием. Другие вельможи, льстя их самолюбию, говорили, что никогда еще враги не выходили целы из сильной земли Суздальской; что жители ее могли бы с успехом противоборствовать соединенному войску всех россиян и седлами закидают новогородцев. Одобрив сию безрассудную надменность и собрав военачальников, князья дали им приказ не щадить никого в битве: убивать даже и тех, на коих увидят шитое золотом оплечье. «Вам брони, одежда и кони мертвых, — сказали они: — в плен возьмем одних князей и решим после судьбу их». Отпустив воевод, Георгий с меньшими братьями заперся в шатре и вздумал уже делить всю Россию; назначил Ростов для себя, Новгород для Ярослава, моленск для третьего брата, а Киев для Ольговичей, оставляя Галич на свое дальнейшее распоряжение. Написав договорную грамоту и взаимною клятвою утвердив оную, сии кязья послали сказать неприятелям, что желают биться с ними на обширном Липецком поле. Мстислав принял вызов: долго советовался с Константином, обязал его торжественными обетами верности и ночью выступил из стана к назначенному для битвы месту, с трубным звуком, с грозным кликом воинским. Встревоженные полки Георгиевы стояли всю ночь за щитами, то есть вооруженные и в боевом порядке, ожидая нападения, и едва было не обратились в бегство. На рассвете Мстислав и Константин приближились к неприятелю, который зашел за дебрь и расположился на горе, окруженной плетнем. Напрасно Мстислав предлагал Георгию или мир, или битву на равнине. Сей князь ответствовал: «Не хочу ни того, ни другого; и когда вы уже не боялись дальнего пути, то можете перейти и за дебрь, где мы вас ожидаем». Мстислав стал на другой горе, велев отборным молодым людям ударить на полки Ярославовы. Бились с утра до вечера, слабо, неохотно: ибо время было весьма холодно и ненастливо. На другой день Мстислав думал идти прямо ко Владимиру, но Константин не советовал оставлять неприятеля назади и боялся, чтобы миролюбивые ростовцы, пользуясь случаем, не разбежались по городам. Между тем Георгиевы полки, видя движение в стане новогородцев и смолян, вообразили, что Мстислав хочет отступить, и бросились с горы, в намерении гнаться за ним; но Георгий и Ярослав удержали их. Тогда князь новогородский, сказав: «гора не защитит и не победит нас; пойдем с богом и с чистою совестию», велел своим готовиться к битве. На одном крыле стоял Владимир Рюрикович Смоленский, на другом Константин, в средине Мстислав с новогородцами и князь псковский. Учредив строй, обозрев все ряды, Мстислав ободрил воинов краткою речью. «Друзья и братья! — говорил он: — Мы вошли в землю сильную: станем крепко, призвав бога помощника. Да никто не озирается вспять: бегство не спасение. Кому не умереть, тот будет жив. Забудем на время жен и детей своих. Сражайтесь, как хотите: пешие или на конях». Новогородцы ответствовали: «Сразимся пешие, как отцы наши под Суздалем». [21 апреля 1216 г.] Оставив коней, они сбросили с себя одежду, даже сняли сапоги, и с громким кликом устремились вперед; за ним Мстислав и дружина конная. Ни крутизна, ни ограда не могла удержать их стремления. Смоляне также пешие вступили в бой, не хотев ждать воеводы своего, который упал с коня в дебри. Князь новогородский, видя кровопролитие, сказал Владимиру Псковскому: «не выдадим добрых людей!» — и мгновенно опередил всех; имея в руке топор, три раза с дружиною проехал сквозь полки неприятельские, сек головы, оставлял за собою кучи трупов. Летописцы живо представляют ужас сей битвы, говоря, что сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина: ибо многие новогородцы сражались за Ярослава; многие единокровные стояли друг проти друга под знаменами Георгия и Константина. Победа не была сомнительною. Новогородцы, смоляне дружным усилием расстроили, смяли врагов и, торжествуя, показывали в руках своих хоругви Ярославовы. Еще Георгий стоял против Константина; но скоро обратился в бегство за Ярославом. «Друзья! — сказал князь новогородский своим храбрым воинам: — не время думать о корысти; надобно довершить победу», — и новогородцы, ему послушные, не хотели прикоснуться к добыче, с жаром гнали суздальцев, топили их в реках, осуждая смолян, которые обдирали мертвых и грабили обозы неприятеля.
Урон был велик только со стороны побежденных: их легло на месте 9233 человека. В остервенении своем не давая никому пощады, воины Мстиславовы взяли не более 60 пленников; а смоляне нашли в Георгиевом стане и договорную грамоту сего князя, по коей он хотел делить всю Россию с братьями. Ярослав, главный виновник кровопролития, ушел в Переяславль и, пылая гневом, задушил там многих новогородских купцов в темнице; а Георгий, утомив трех коней под собою, на четвертом прискакал в Владимир, где оставались большею частию одни старцы и дети, жены и люди духовного сана. Видя вдали скачущего всадника, они думали, что князь их одержал победу и шлет к ним гонца; но сей мнимый радостный вестник был сам Георгий: в бегстве своем он сбросил с себя одежду княжескую и явился в рубашке пред вратами столицы; ездил вокруг стены и кричал, что надобно укреплять город. Жители ужаснулись. Ночью пришли в Владимир многие раненые; а на другой день Георгий, созвав граждан, молил их доказать ему свое усердие мужественною защитою столицы. «Государь! Усердием не спасемся, — ответствовали граждане: — братья наши легли на месте битвы; другие пришли, но без оружия: с кем отразить врага?» Князь упросил их не сдаваться хотя несколько дней, чтобы он мог вступить в переговоры.
Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и Ярославом, долго стоял на месте битвы и шел медленно ко Владимиру. Чрез два дня окружив город, сей князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины хотели идти на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но человеколюбивый Мстислав удержал их. Георгий уже не думал обороняться и, на третий день приехав в стан к новогородскому князю с двумя юными сыновьями, сказал ему и Владимиру Смоленскому: «Вы победители: располагайте моею жизнию и достоянием. Брат мой Константин в вашей воле». Мстислав и Владимир, взяв от него дары, были посредниками между им и Константином. Принужденный выехать из столицы, Георгий омочил слезами гроб родителя, в душевной горести жаловался на Ярослава, виновника столь несчастной войны; сел в ладию с женою и поехал в Городец Волжский, или Радилов. В числе немногих друзей отправился с ним епископ Симон, знаменитый не только описанием жизни святых иноков киевских, но и собственными добродетелями; обязанный Георгию саном святителя, он не изменил благотворителю своему в злополучии. Сей князь в 1215 году учредил особенную епархию для Владимирской и Суздальской области, не хотев, чтобы они зависели от Ростова.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |