Кризис III в., хотя и не в такой степени, как на Западе, все же неблагоприятно отразился на сельском хозяйстве областей, вошедших позднее в состав Византии. Пришли в упадок ирригационные сооружения, деградировали агрикультура и агротехника, из-за нехватки рабочих рук были заброшены большие площади земли. Использование пустующих земель было одной из важнейших проблем для государства. Пра1вительству не удалось полностью разрешить ее ни в IV, ни в V, ни в VI вв. Правда, последствия кризиса III в. были в Византии частично преодолены. Было восстановлено большинство ирригационных сооружений, вновь обработана значительная часть заброшенных земель (главным образом, поселившимися на них варварами). В IV—VI вв. широкое применение получили механизмы для орошения полей, а на полевых работах в отдельных областях — усовершенствованные орудия: колесный плуг, запряженные быками жатки, косилки, молотильные телеги. По свидетельству Палладия, многие из этих орудий изготовлялись в Малой Азии не только для собственных потребностей страны, но и для вывоза в Италию. Трактаты греческих агрономов IV в. свидетельствуют о продолжавшемся развитии агрикультуры. Писатели IV—VI вв. говорят о повсеместном применении удобрений. Григорий Нисский сообщает о высоком уровне садоводства, о выведении новых сортов плодов садоводами, о «природе, измененной их искусством».
Как показывают материалы раскопок, в византийских имениях и деревнях в IV—V вв. весьма интенсивно строились новые колодцы и цистерны, сооружались масляные и виноградные прессы1. Развивалось и животноводство: разводились различные породы скота — тонкорунные козы и овцы, вьючные и верховые лошади. В большинстве областей империи хозяйство носило интенсивный по тому времени и притом товарный характер (хлебопашество, оливководство, виноградарство, садоводство)2.
Однако прогресс сельского хозяйства был чрезвычайно медленным. Его развитие тормозили производственные отношения, существовавшие в Византии.
На ее аграрном строе отразились противоречия, характерные для эпохи, переходной от рабовладельческой к феодальной формации. Хотя рабский труд уже не играл решающей роли в сельском хозяйстве, все же он сохранял еще весьма заметное значение. Источники IV—V вв. нередко упоминают сельских рабов. Они имелись и у некоторых мелких земельных собственников, и в имениях средних землевладельцев-куриалов, и в поместьях земельных магнатов. Закон запрещал рабам императорских имений вступать в армию и на государственную службу. Как показывает отчетность имения крупнейших землевладельцев Египта — Анионов, затраты на содержание рабов составляли здесь одну из постоянных статей расхода. Однако абсолютное большинство рабов-земледельцев в имении — это рабы, посаженные на землю, рабы на пекулии. Подобно колонам, они обрабатывали свои участки и вели свое хозяйство.
Рабский труд в земледелии больше всего применялся в Элладе и на Пелопоннесе, на островах Эгейского моря, в западных районах Малой Азии. Судя по рассказу Ливания об имении его друга, коринфского куриала Аристофана3, в нем, по-видимому, и в IV в. довольно широко использовался труд рабов. Вопрос о продаже рабов рассматривает закон 327 г., адресованный комиту Македонии. О рабах-земледельцах говорят и фрагменты кадастровых записей из Тралл, с о-ва Феры4. На рынках Малой Азии в IV в. шла бойкая торговля рабами.
По-видимому, значительно распространен был тогда рабский труд и в имениях Киренаики. Киренский куриал Синесий писал в конце IV — начале V в.: «Я уменьшил свои земельные владения, многие из моих рабов сделались полноправными гражданами»5.
В других областях империи (Сирия, Египет, дунайские провинции, внутренние районы Малой Азии) труд посаженных на землю рабов, вероятно, не имел столь большого значения. Обычно рабы здесь не использовались на основных земледельческих работах. Это были рабы-пастухи, рабы, присматривавшие за господскими садами и виноградниками, занятые в домашнем хозяйстве имения — давильщики винограда, работники на масляных прессах, господской мельнице, рабы-ремесленники, разного рода прислуга и низший административный персонал в имении6.
В IV в. заметно возросла хозяйственная самостоятельность раба, окрепла его связь с пекулием. Закон 366 г. запрещал продавать рабов-земледельцев отдельно от их земли. Меньшая, сравнительно с западными провинциями, численность рабов в Византии IV—V вв., живших при доме господина и работавших на домениальной земле, объясняется исторически сложившимися особенностями развития рабства в восточных провинциях. Оно и раньше не получило здесь столь широкого распространения, как на Западе. Тут было много рабов, посаженных на землю, работавших не в господском хозяйстве, а на выделенных им участках, и пользовавшихся известной хозяйственной свободой. В свое время, в эллинистическую эпоху, в таком положении находились царские рабы и иеродулы храмов, ближе стоявшие по своему положению к зависимым крестьянам, чем к рабам эргастулов Запада. Все это, как и наличие на Востоке более мягких форм рабства, при которых рабу предоставлялась известная фактическая и юридическая правоспособность (так, греко-египетские рабы еще во II—III вв. владели собственным имуществом)7, облегчало в восточных провинциях выведение рабов на пекулий. Хотя их земля, имущество, скот, орудия труда, семена принадлежали господину, фактически они имели значительные права распоряжения этим имуществом. Практика отпуска сельских рабов на свободу, широко распространенная и в IV в., еще более приближала их положение к положению зависимых крестьян, колонов. По закону 371 г. вольноотпущенники были прикреплены к имениям своих господ. Уже Дигесты рассматривали раба, посаженного на землю, как колона, не зачисляя его в инвентарь имения.
Основную массу сельского населения в IV—V вв. составляли колоны разных степеней зависимости.
Вопрос об общественно-экономической сущности восточноримского колоната еще недостаточно разработан, хотя по нему и существует обширная литература8. В буржуазной историографии главное внимание обращается на юридический статус колонов и на роль государства в формировании колоната. Изучение социально-экономического содержания этого института начато лишь в марксистской историографии.
По своему происхождению колон — первоначально свободный арендатор земли у земельного собственника. В период империи колоны были прикреплены к земле. В восточных провинциях колонат еще в первые века нашей эры получил очень широкое распространение. Его развитию благоприятствовало наличие массы мелких свободных собственников в деревне. Прикрепление к земле было также хорошо известно в восточных провинциях, где оно практиковалось в эллинистическую эпоху в царских и храмовых имениях. Пережитки этого института сохранились и в эпоху римского владычества. Они стали возрождаться в период распада рабовладельческих отношений. Издавна на Востоке существовали и различные категории зависимых держателей на городских и частных землях9.
Численность колонов в IV в. увеличивалась — частично за счет посаженных на землю, а затем освобожденных рабов, военнопленных, варваров-поселенцев, которые в IV—V вв. в подавляющем большинстве превращались в колонов, но главным образом за счет разорявшихся мелких земельных собственников, свободных арендаторов, безземельных работников, инквилинов10, трибутариев11. Положение различных категорий держателей чужой земли продолжало сближаться. Они все более сливались в единый слой колонов, в котором оформлялись две основные категории: свободные колоны, или элевтеры (ελευδεροι), и адскриптиции — приписные колоны, или энапографы (εναπογραφοι).
В то время еще сохранилось значительное число мелких свободных арендаторов, которые имели право уйти с арендуемой земли по истечении срока договора.
Прослойка мелких независимых земельных собственников и свободных арендаторов все более сокращалась. Начавшееся с IV в. прикрепление колонов к имениям, в которых они арендовали землю, было мерой, вызванной не только фискальными интересами правительства. Оно прежде всего отражало сложившуюся зависимость большинства колонов от собственников земли, в силу которой колоны фактически уже были прикреплены к своим участкам. Государство в своей фискальной политике закрепляло реально складывавшиеся отношения. Знаменитый закон 332 г. de fugitivis colonis предписывал ловить и возвращать обратно на их участки всех беглых колонов так же, как и рабов.
В большинстве старых эллинизированных областей восточных провинций прикрепление колонов к земле было в первой половине IV в. обычным явлением. В областях, где рабовладельческие отношения не получили столь широкого распространения, где значительную часть сельского населения составляло свободное крестьянство, этот процесс протекал значительно медленнее. Так, колоны Илли-рика были прикреплены лишь в 371 г., колоны Фракии — в 392 г. Прикрепление колонов было в основном завершено к концу IV в.
Юридическое положение прикрепленного к земле свободного колона в IV—V вв. было двойственным. С одной стороны, он обладал собственностью и считался лично свободным человеком, с другой — был прикрепленным к земле наследственным держателем. Наряду с той землей, орудиями, рабочим скотом и прочим имуществом, которое колон получал от господина, он мог иметь и собственную землю, инвентарь, скот, семена. Формально его отношения с господином ограничивались уплатой (в соответствии с обычаями местности) оброка натурой (иногда — деньгами, иногда — и тем и другим) и выполнением обусловленных договором работ. В случае приобретения земли или имущества, достаточного для существования, он мог вновь стать независимым собственником.
Как лично свободный, колон сам уплачивал государственные подати и выполнял государственные повинности. Как собственник, он отвечал своим имуществом «не только за взнос аренды, но и за инвентарь, за налоги и за другие обязательства, вытекавшие из договоров и местных обычаев». Постепенно, в результате роста недоимок по податям и долгов, колоны теряли принадлежавшую им собственность. В IV в. велось активное наступление крупных земельных собственников на права свободных колонов. Были изданы многочисленные императорские постановления, свидетельствовавшие о нарушении прав колонов, о попытках увеличить их оброки и повинности. Если раньше у колонов оставалась половина или третья часть урожая, то в V в. она составляла не более четвертой или пятой доли. Большинство колонов стало неоплатными должниками своих господ. А задолженность свободных колонов собственникам земли приводила к повышению их платежей и увеличению повинностей.
Ухудшение материального положения колонов отразилось и на их юридическом статусе. Законодательство IV—V вв. включает оброки и повинности в список имущества, принадлежащего собственнику имения, наряду с инвентарем, рабами и скотом. Колоны не могли уже свободно распоряжаться своим имуществом. Согласно эдикту 365 г. они утратили право отчуждать свою собственную землю без согласия господина.
Превращение свободных колонов в наследственных зависимых держателей было сложным процессом. Конечно, свободные колоны вправе были протестовать против насилий и притеснений своего господина и даже судиться с ним, если он пытался увеличить платежи и поборы: «Если господин требует от колона больше, чем колон обычно платил раньше и чем взыскивали с него в предшествующий период,— говорится в Кодексе Юстиниана, — пусть колон пойдет к судье... и установит правонарушение, чтобы человеку, уличенному в том, что он требовал больше, чем обычно получал, было запрещено делать это в дальнейшем». Однако в большинстве случаев рост платежей и повинностей колонов находил оправдание в их задолженности господину.
Сдвиги в положении колонов в определенной мере тормозились тем, что в Византии многие свободные колоны являлись не индивидуальными арендаторами, а сидели на частной земле целыми общинами, деревнями (χωμη, χωριον), это давало им известную коллективную сплоченность в борьбе с землевладельцем. Так, часть земель Ливания обрабатывали колоны-иудеи, поселившиеся на ней компактной группой, вероятно, деревней, «четыре поколения назад» и дававшие отпор своему господину довольно организованно. Они сообща избирали и направляли ходоков в суд, собирали деньги и продукты для подкупа судей и лиц, способных оказать влияние на исход дела. И все же обычно эта борьба заканчивалась поражением колонов: вследствие реальной силы их господина, получавшего к тому же поддержку в классовой политике государства и его представителей, перевес оказывался на стороне магната.
Свободные колоны со временем превращались в приписных — в адскриптициев, или энапографов, не располагавших земельной собственностью, орудиями труда, рабочим скотом, семенами, нередко и остальным имуществом и получавших пекулий от господина. Они были арендаторами земли и господского имущества, которыми не могли свободно распоряжаться и которые имели право лишь передавать по наследству. Такие колоны были прикреплены к имению; им запрещалось покидать его без разрешения господина и даже вступать в брак за его пределами. В отличие от свободных колонов, энапографы и юридически не признавались свободными лицами. Они были записаны в ценз своего господина, и только через него осуществлялись все их отношения с государством, прежде всего уплата податей.
К концу V в. фактическое положение свободных колонов и энапографов во многом сблизилось. Свободные колоны, утрачивая свою собственность и свободу, все более превращались в наследственных держателей земли господина (согласно закону V в., по истечении 30 лет колон навсегда терял право покинуть участок) и обрабатывали землю с помощью его орудий и скота. Энапографы, среди которых было немало испомещенных на землю рабов, постепенно укрепляли свои владельческие права на землю и имущество господина, которыми пользовались. Он не имел права сгонять этих колонов с участков, продавать своих адскриптициев отдельно от их хозяйства.
По-видимому, несмотря на утрату частью свободных колонов своей земли, инвентаря и скота, общей тенденцией развития являлось упрочение хозяйственной самостоятельности колонов ж расширение их владельческих прав. Законодательство свидетельствует о том, что в VI в. колоны обладали правом распоряжения своим пекулием12.
Прикрепление колона к земле было одним из последствий разложения рабовладельческого хозяйства. Поскольку в рассматриваемую эпоху экономически наиболее выгодным стало не крупное (домениальное), а мелкое хозяйство, постольку собственно господская земля сокращалась, а экономическая самостоятельность земледельцев возрастала. Прикрепление колонов к земле в этих условиях гарантировало господину их эксплуатацию.
Таким образом, аграрные отношения в Византии претерпевали глубокие изменения. Наряду с непосредственной утратой колонами их собственности, происходило укрепление мелкого хозяйства этих земледельцев, увеличение их прав в области фактического распоряжения землей и инвентарем, хотя юридически то и другое большей частью находилось в собственности господина13.
В IV—V вв. колоны, свободные и энапографы составляли большинство зависимого сельского населения. Так, в имениях упоминавшихся уже египетских землевладельцев Анионов более 90% земли находилось в руках держателей разных категорий: это были участки (γηδιον) колонов.
Указанные обстоятельства определяли и хозяйственную структуру византийского имения (χτημα χωριον) IV—V вв. Ведь уже в более раннее время значительная часть земли в восточноримских имениях обрабатывалась держателями, нередко целыми селениями зависимых земледельцев-общинников. К тому же на Востоке, особенно в Малой Азии, крупные и даже средние владения далеко не всегда являлись единым территориальным комплексом, единым господским хозяйством. Подчас, напротив, они состояли из множества небольших имений, вероятно, представлявших собой лишь поселения зависимых земледельцев на господской земле, поселения, в которых, однако, не было хозяйских усадеб. Таковые имелись лишь в крупных поместьях, и здесь обычно большее количество земли занимало собственно господское хозяйство. Однако и там, где оно сохранялось, в III—V вв. происходило его дальнейшее сокращение.
Теперь господское хозяйство редко включало в свой состав значительные массы пахотных земель (ιδιοσπειραι αρουραι)
Господский дом, вилла, постепенно переставал быть средоточием хозяйственной жизни имения, каким он являлась раньше, а все более превращался в центр эксплуатации расположенных на территории имения хозяйств колонов, их деревень и селений14, в пункт обработки и хранения поступавших от них продуктов. В связи с этим изменялся самый облик господской виллы: археологические данные свидетельствуют о том, что в это время исчезли жилища работников, ранее строившиеся близ виллы, многочисленные помещения для хранения инвентаря, содержания рабочего скота, необходимого для обработки господской земли. Как показывают, в частности, материалы раскопок в Сирии, одни господские виллы постепенно пришли в упадок и вовсе перестали существовать, другие утратили прежнее хозяйственное значение. Зато на территории имений вырастали хозяйства держателей, селения колонов15. Появилось множество новых деревень и поселков, развивалось деревенское строительство.
На окружавшей господский дом земле располагались огородные участки, сады и виноградники (здесь выращивались лучшие плоды и сорта винограда), луга для выпаса господских коней; тут же имелись водоемы и пруды, в которых разводилась рыба для стола владельца имения. Господский дом все более приобретал облик загородной резиденции вольможи, в которой он и его семья проводили свой летний отдых. В IV—V вв. шло интенсивное строительство больших, светлых, красивых вилл с многочисленными помещениями для отдохновения и развлечений, банями, беседками и т. д.16 Описание одного из таких имений сохранилось у Григория Нисского: «Издали, словно какое-то пламя от огромного костра, засияла перед нами красота зданий... Каждое из них представляет что-то особенное, придуманное для удовольствия. Выдающиеся башни, постройки для пиршеств, широкие и высокие ряды деревьев перед дверьми, увенчивающие вход... И все эти сады, кроме красоты, отличаются обилием каждого сорта деревьев, расположением всех насаждений и стройной живописностью... А дорожка под привязанными к деревьям виноградными лозами, и приятная тень от гроздьев, и новый ряд стен по сторонам — из кустов роз и виноградных ветвей, и в конце каждой дорожки водоем и в нем выкармливаемые рыбы... Потом привели меня к некоему дому, словно предназначенному для отдыха, ибо крыльцо побуждало нас думать о доме, но, переступив порог, мы очутились не в доме, а в галерее. Галерея же стояла на возвышении, весьма высоко поднимавшемся над глубоким прудом. Вода ударяла в фундамент, поддерживающий эту галерею, которая как бы служила преддверием внутренней роскоши, ибо галерея заканчивалась домом с высокой кровлей, отовсюду освещаемым солнечными лучами, расцвеченным различными живописными изображениями: так что мы, будучи на этом месте, почти забыли о том, что видели прежде...»17.
На некотором расстоянии от виллы были разбросаны деревни и селения обрабатывавших ее землю колонов. Жившие в таком имении рабы были главным образом слуги, конюхи, виночерпии, егеря а т. д. Из рабов, работавших на земле, в источниках упоминаются садовники и рабы, обслуживавшие виноградные и масляные прессы, а также занятые на господской мельнице.
Письменные и археологические памятники дают довольно полное представление о сирийской вилле этого времени. Она представляла собой более или менее правильный прямоугольник, одну сторону которого занимал каменный двухэтажный господский дом с портиком. К дому примыкали различные хозяйственные и жилые постройки. Свободные стороны этого прямоугольника были ограждены стенами; в одной из них имелись ворота. Под жилье для рабов и живших в имении зависимых работников могло быть использовано сравнительно немного помещений. По-видимому, число таких людей в самой вилле было довольно ограниченным. Большее место занимали различные хозяйственные постройки — помещения для хранения и переработки сельскохозяйственных продуктов. На территории виллы находились также виноградные и масляные прессы, более совершенные, чем те, которыми пользовались колоны.
От сирийских вилл несколько отличались виллы малоазийских магнатов. Расположенные среди их обширных владений, в окружении десятков зависимых селений, они в какой-то мере походили на феодальные поместья последующего времени. Их хозяева дольше, чем крупные землевладельцы Сирии, жили в своих имениях, находившихся вдалеке от городов. Поэтому господский дом здесь более напоминал дворец, богато украшенный мрамором, резьбой и мозаиками. Вследствие удаленности от городов в имении малоазийского магната было в большей степени развито собственное ремесленное производство: здесь жили «ремесленники, обученные всякому ремеслу и необходимому и изобретенному для наслаждений, и роскоши, повара, рыболовы, виночерпии, охотники, ваятели, живописцы, устроители всякого рода развлечений». Обычно такое поместье было хорошо укреплено и своим внешним видом напоминало замок.
Существенными особенностями отличались виллы IV в. на Балканах, раскопанные археологами в последние годы. Они также представляли собой господский центр имения и по своему типу были близки к малоазийским; в них имелось относительно развитое поместное производство, что связано с меньшим развитием городов, а также с постоянной военной опасностью, заставлявшей сосредоточивать все господское имущество в укрепленной вилле.
Основные работы на господской земле и в господском хозяйстве осуществлялись в то время не столько рабами, сколько преимущественно колонами. Выполняя барщину, они производили запашку господского поля, посев и уборку урожая, обработку господских виноградников (если те не сдавались в аренду). Некоторое сокращение сферы применения рабского труда, очевидно, обусловливало стремление землевладельцев к увеличению отработок колонов, особенно там, где было выгодно сохранять господское хозяйство. Иоанн Златоуст говорит о «бесконечных работах», к которым господа принуждают своих колонов. Помимо выполнения разного рода повинностей, зависимость колонов от господина ограничивалась уплатой ему в определенные сроки оброка. В остальном же деревня колонов, как свидетельствует одно из высказываний Иоанна Златоуста, жила самостоятельной хозяйственной жизнью.
Уменьшение числа рабов в господском хозяйстве не коснулось тех из них, кто занимался сбором и хранением поступавших господину продуктов. Численность господских ключников, сборщиков, учетчиков, писцов, мелкой администрации из рабов, возможно, даже увеличилась.
Как уже указывалось, господское хозяйство обычно состояло из садов, огородов, виноградников и участков с оливковыми насаждениями; постоянный текущий уход и надзор за ними также осуществлялся рабами. Но на время сбора урожая ни рабов, ни колонов не хватало: на этот сезон широко привлекались мистоты — поденщики из городской и свободной деревенской бедноты.
Часть расходов по содержанию наемной рабочей силы шла на оплату труда ремесленников, приглашавшихся работать в имение, — строителей, специалистов по ремонту наиболее сложных хозяйственных и оросительных сооружений18. Более мелкие работы по поддержанию в порядке и улучшению оросительных систем в пределах селений зависимых земледельцев проводились самими общинниками. Первичная обработка сельскохозяйственной продукции также зачастую производилась в хозяйствах колонов. У них нередко имелись собственные масляные и виноградные прессы — правда, маленькие, грубые и примитивные. Прессы больших размеров принадлежали всей деревне.
При таких условиях значительная часть продуктов сельского хозяйства поступала господину уже в готовом для потребления или продажи виде, а постоянную часть расходов имения составляли расходы на покупку всевозможной тары — корзин, сосудов для хранения и транспортировки масла, зерна, вина. В целом расходы господина — на содержание рабов, найм работников, приобретение необходимого инвентаря — не превышали, как правило, четверти расходов имения.
В Византии IV—V вв. были распространены не только крупные и средние имения богатых землевладельцев, но и хозяйства мелких земельных собственников. Свободные крестьяне большей частью жили общинами, или комитурами, митрокомиями (χωρια ελευδεριχα, χωμητουραι μητροχωμια). Они существовали в большинстве областей империи: в Египте, Сирии, на Балканах, в Малой Азии. Нередко общины представляли собой «деревни большие и многолюдные»19 с несколькими сотнями жителей. Остатки свободных деревень обнаружены при раскопках в Сирии. Деревни эти, говорит Ливаний, «принадлежат многим, причем каждый владеет небольшой долей земли»20.
Много свободных деревень было во Фракии, Дакии, а также во внутренних областях Малой Азии и в Армении. На территории империи имелись общины разных типов, представлявшие разные стадии общинного развития. Одни объединяли почти независимых друг от друга земельных собственников-крестьян различного достатка, обладавших правом полного распоряжения своей землей, правом продажи, отчуждения ее в целом и по частям. Члены других общин располагали более ограниченным правом собственности: крестьяне могли здесь распоряжаться своей долей (μερος) лишь в целом, т. е. полностью продавать свой участок и свои права на пользование общественными угодьями. Существовали и общины сравнительно архаического типа, где строго соблюдался принцип равного пользования землей, периодически производились земельные переделы, запрещалось отчуждать надел или дробить его. В некоторых горных районах продолжали сохраняться остатки кровнородственной общины21. Однако преобладающим типом была соседская община — митрокомия с правом частной собственности крестьянина на участок, но ограниченным в возможностях его отчуждения.
Наряду с индивидуальными участками крестьяне имели общественную землю, которая являлась коллективной собственностью селения. Она использовалась односельчанами совместно и могла быть подарена, продана, сдана в аренду лишь с единодушного согласия общинников.
В сельских общинах иногда складывалась зажиточная верхушка. Особенно это было характерно, видимо, для Фракии и дунайских провинций, где более состоятельные односельчане (солдаты и ветераны) пользовались привилегиями по сравнению с остальными общинниками. В ходе раскопок во Фракии в ряде селений были вскрыты весьма богатые захоронения. В общинах Сирии, Египта и других провинций таких различий не наблюдается. Археологические материалы и данные письменных источников свидетельствуют об относительном равенстве в положении крестьян. Как правило, у общинников не было ни частных, ни общественных рабов22. Жили крестьяне-общинники в небольших, сложенных из мелких камней и глины домиках с маленьким, огороженным стеной двором, где размещался скот, хранились орудия труда, находился примитивный масляный или виноградный пресс, был вырыт колодец. Крестьянин работал вместе с членами своей семьи. Наемный труд также не находил в его хозяйстве сколько-нибудь широкого применения. Община в значительной степени регулировала хозяйственную жизнь односельчан. Силами деревни организовывались совместные работы на общинной земле — ремонт и строительство каналов, насыпей, дамб, рытье коллективных колодцев и водоемов. Расходы на такие работы покрывались из средств общины, поступлений от ее общественных имуществ и сборов с односельчан. Община же контролировала распределение воды по крестьянским участкам.
В IV—V вв. византийская сельская община сохраняла известные элементы самоуправления (неодинаковые по своему объему в различных районах). Она избирала своих старост (комархов, протокомитов) и других должностных лиц: смотрителей плотин, контролировавших распределение воды, особых надзирателей, ведавших сооружением общественных построек, иринархов, следивших за порядком (деревенская полиция). На общих собраниях крестьяне решали общественные и хозяйственные дела, регулировали отношения между членами своей общины и с ее соседями. Община сама собирала подати с односельчан и вносила их в казну. Во Фракии, где было мало городов и преобладали сельские округа, деревенские общины являлись очень важными общественными ячейками. Во многом сходное положение наблюдалось и в Египте. Общины имели здесь сравнительно развитые органы самоуправления и довольно широкий круг должностных лиц23. Менее развитыми были общины, расположенные близ городов, например в Сирии, где все земли были приписаны к городским территориям, а общинное самоуправление подавлено властью муниципальной организации. Так, в деревне Северной Сирии в IV в. отсутствовали строго определенные выборные должностные лица, которые бы отвечали за сбор податей; не было и своих стражников — все эти функции осуществляла городская муниципальная организация24.
Являясь самоуправляющейся организацией свободных крестьян, община была одновременно и низовой административно-фискальной ячейкой государственного аппарата, своего рода придатком его низших звеньев. Она выступала как податная община, члены которой были связаны круговой порукой, коллективной ответственностью за поступление податей, выполнение повинностей и поддержание общественного порядка. Распределение податей между крестьянами и сбор их — там, где он не осуществлялся куриалами-сборщиками (как это было в Сирии), — производились должностными лицами общины: сборщик и староста, в первую очередь, отвечали перед государством за полное и своевременное поступление податей и выполнение повинностей. Община уплачивала в казну и подати за пустующие и заброшенные крестьянами земли: соответствующие суммы раскладывались на всех жителей деревни.
В IV—V вв. подати и повинности непрерывно росли. Всей своей тяжестью они ложились на мелких свободных собственников. Это были прежде всего аннона — основная поземельная подать, взимавшаяся натурой или деньгами, и всевозможные отработочные повинности — munera sordida (строительство дорог, мостов, укреплений, извозная повинность, перевозка государственных грузов, постой войск и т. д.). Увеличение податей и повинностей, злоупотребления чиновников, военных командиров, куриалов, крупных землевладельцев ускоряли разорение мелких земельных собственников. Особенно быстро исчезала прослойка мелких городских землевладельцев, не объединенных в общины и бессильных противостоять натиску властей и произволу богатых соседей. Беднело и общинное крестьянство. Рост податной задолженности и притеснения власть имущих заставляли многих деревенских жителей покидать свои участки. «Раньше, — пишет Ливаний, — у земледельцев были и сундуки, и платье, и деньги... Теперь же приходится проходить мимо заброшенных полей, которые привело в запустение жестокое взыскание податей»25. «Всюду,— говорит он в другом месте, — бедность, нищенство и слезы, и земледельцам кажется более подходящим просить милостыню, чем обрабатывать землю»26.
По словам его современника Иоанна Златоуста, «тяжесть податей разрушает дома бедных как бурный поток, наполняя селения стоном...» Правительство в V в. уделяло все большее внимание вопросам использования участков односельчан, продавших или покинувших свою землю, усиливало коллективную ответственность за полное поступление податей — систему так называемой прикидки — эпиболэ (уплата за пустующие или покинутые соседями участки).
Общинное крестьянство вело упорную борьбу за свое существование. Аресты властями старост деревень, не уплативших сполна податей, столкновения крестьян с куриалами-сборщиками, посылка воинских отрядов в деревни для взыскания налогов силой становятся широко распространенным явлением. Иногда крестьянам удавалось добиться отмены недоимок и получения некоторых льгот, в частности, права самим, минуя местный фискальный аппарат, вносить подати в государственное казначейство - право автопрагии, избавлявшее крестьян от злоупотреблений местных властей. Этого права добилось после долгой упорной борьбы в конце V в. большое сплоченное селение Афродито в Египте.
Разорение свободного крестьянства приводило и к обострению противоречий в его собственной среде. Соседние селения в Египте нередко враждовали друг с другом, происходили настоящие битвы за земли и водные источники. В Сирии, как видно из речей Ливания, не прекращались тяжбы между деревнями, сопровождавшиеся захватом земли, имущества, скота, уничтожением посевов, порубкой плодовых деревьев, уничтожением колодцев27. Борьба, тянувшаяся долгие годы, завершалась разорением более слабой деревни, за счет которой более сильная пыталась поддержать свое благополучие.
Однако ни борьба крестьян против злоупотреблений чиновников, ни бесплодные указы правительства против вымогателей и взяточников не избавляли свободных общинников от главного источника их бедственного положения — растущих податей и повинностей. В IV—V вв. реальное положение большинства свободных крестьян но существу мало чем отличалось от положения колонов, находившихся в зависимости от частных землевладельцев и государства.
Выступления против налогового гнета жестоко подавлялись правительством. Неплательщиков податей подвергали телесным наказаниям. Египетский крестьянин редко уплачивал подать, не будучи предварительно нещадно высечен. По словам Аммиана Марцеллина. египетские крестьяне гордились своими рубцами от плетей, как солдаты ранами28. Сопротивление свободного крестьянства в какой-то мере сдерживало нажим правительства. Аналогичную роль, особенно в пограничных областях, играло и давление варварской периферии. Оно вынуждало правительство остерегаться недовольства свободного крестьянства, борьба которого могла слиться и нередко сливалась с выступлениями варваров против империи.
Одним из важнейших последствий разорения мелких земельных собственников в IV в. было развитие патроната. В своей чистой форме, получившей наиболее широкое распространение к V в., патронат представлял собой передачу мелким собственником своей земли более крупному, привилегированному собственнику, иногда с соблюдением всех необходимых юридических формальностей (акт продажи, дарения, уплаты долга), и отдачу самого себя под его покровительство, означавшее признание своей зависимости, превращение в колона. При этом патрон, как правило, возвращал землю ее бывшему собственнику в качестве прекария, без юридического обеспечения каких-либо прав крестьянина на участок, и получал с патронируемого натуральный или денежный оброк. Становясь держателем крупного и влиятельного магната, прежний владелец земли, теперь уже — колон, избавлялся от некоторых из своих податей и повинностей (от munera sordida, например) и получал в лице патрона известную защиту против притеснений и вымогательств чиновников, военных властей, а также более сильных соседей. Как говорится в законе 395 г., крестьяне с помощью патроната «сопротивляются государственным повинностям». В IV—V вв. в качестве патронов обычно выступают senatores, consulares, magistri militum, tribuni, а в качестве прибегающих к патронату — minores possessores, coloni, con-vicani.
Патронат практиковался еще в III в., но в IV в. принял необычайно широкие размеры. Причем, если до середины IV в. в основном преобладал индивидуальный переход под патронат, то со второй половины IV в. отдача под патронат становится массовой: целые свободные деревни ищут «покровительства» магнатов.
Развитие patrocinia vicorum — специфическая особенность восточных провинций, где сохранилась крестьянская община, — накладывало определенный отпечаток на эволюцию патронатных отношений29. Если отдававшийся под патронат мелкий земельный собственник сразу же попадал в полную зависимость от патрона, то патронат над свободной общиной, поскольку последняя обладала известной сплоченностью, а также потому, что, в отличие от индивидуального, такой патронат не мог быть законно оформлен и в принципе не признавался государством, приводил лишь к постепенной утрате крестьянами-общинниками своей собственности на землю и свободы.
Со временем зависимость деревни от патрона, часто долговая, т. е. сложившаяся в результате того, что он уплачивал недоимки по податям за ее жителей, росла. Египетские папирусы сообщают, например, о случаях, когда в связи с долгами всей деревни сельские старосты подвергались заключению в тюрьму землевладельца. Исподволь патрон подбирался и к общинной земле, которая, как показывает закон 468 г., переходила к нему в результате фиктивного дарения или прямой продажи. Так или иначе, но в конце концов крестьяне лишались своей земельной собственности и превращались в колонов богатого землевладельца.
Патронат развивался не только вследствие заинтересованности в нем свободного крестьянства, но и по инициативе самих крупных землевладельцев, стремившихся использовать этот институт как средство закабаления общины и присвоения земли общинников. Хитростью, а нередко и силой влиятельные собственники навязывали патронат свободным деревням, которые иногда еще и не особенно в нем нуждались. Наибольших масштабов переход под патронат достиг во второй половине IV в., особенно к концу его, и в начале V в. Не имея возможности противостоять крупным землевладельцам, правительство вынуждено было идти на уступки, признав de jure вследствие давности владельческие права патронов на патронируемые деревни. Уже в начале V в. были издан эдикт, согласно которому все сложившиеся к 397 г. патронатные отношения считались законными.
Развитие патроната в разных областях империи протекало неравномерно. Там, где преобладала крупная земельная собственность (например, в Сирии, Египте), оно происходило более бурно в конце IV — начале V в. В тех же областях, где было особенно многочисленным свободное крестьянство, а крупное землевладение играло сравнительно небольшую роль (как, например, во Фракии и дунайских провинциях), деревня дольше сохраняла свою свободу. Патронат получил здесь широкое распространение лишь в V в. и развивался медленнее.
С ростом патроната численность свободного крестьянства непрерывно сокращалась. Но в условиях IV—V вв. это сокращение в целом не было особенно значительным, поскольку на европейской территории Византии, а частично и в Малой Азии происходил постоянный приток варваров. Во Фракии, Дакии, отчасти Македонии и Иллирике число свободных крестьян скорее возросло в связи с поселением десятков тысяч бастарнов, гепидов, готов, карпов, сарматов и других племен, обычно оседавших здесь в качестве федератов и лимитанов, которые получали для заселения обширные пространства и обязаны были нести военную службу29а. Большинство поселений варваров представляло собой свободные земледельческие и скотоводческие общины.
Таким образом, благодаря упорному сопротивлению сплоченного свободного крестьянства и образованию новых поселений варваров-общинников в Византии в IV—V вв. продолжала сохраняться довольно многочисленная прослойка свободных крестьян.
Распространение патроната наносило наибольший ущерб хозяйствам мелких и средних муниципальных землевладельцев-куриалов, не пользовавшихся такими привилегиями, какими обладали магнаты. В IV—V вв. бегство рабов и колонов с земель куриалов и переход под патронат крупных земельных собственников приняли весьма широкие размеры. Ливаний говорит, что колоны частных лиц целыми селениями отдаются под патронат магнатам30. Свободные колоны самого оратора отказались выполнять работы для своего господина и прибегли к патронату влиятельных лиц.
За поддержку против своего господина колоны платили патрону часть тех продуктов, которые они должны были вносить прежнему хозяину. Лишенный доли доходов и притесняемый патроном «законный» собственник имения быстро разорялся и оказывался вынужденным продавать за бесценок свое имение тому же могущественному патрону.
Одной из важнейших черт эволюции аграрных отношений в Византии IV—V вв. был нараставший упадок муниципального землевладения и рост независимого от городов крупного частного землевладения — сенаторского, императорского, церковного31. Еще в начале IV в. города лишились большей части собственных земель, когда-то пожалованных им эллинистическими монархами, ныне же конфискованных императорской властью и вошедших в состав императорских имуществ, а также розданных крупным собственникам. Кроме того, были конфискованы земельные владения храмов, фактически находившиеся в руках муниципальной организации. Упадку муниципального землевладения способствовал рост налогового бремени, так как на куриалов, помимо несения муниципальных повинностей, была возложена ответственность за полное поступление податей с жителей города и его территории. Мелкие городские земельные собственники продавали свои земли крупным землевладельцам. Например, в конце IV в. абсолютное большинство граждан Антиохии уже не было связано с земельной собственностью32. Очень активно протекал также процесс разорения муниципальной аристократии — средних городских землевладельцев-куриалов. Будучи не в состоянии вынести расходов по покрытию недоимок, они нищали и разбегались. «Другие хозяйничают в их имениях», с горечью писал Ливаний33. В течение IV в. число куриалов Антиохии сократилось с 600 до 60.
За счет муниципального землевладения увеличивалась крупная независимая земельная собственность. Источники IV—V вв. свидетельствуют о «ненасытной жадности» византийских магнатов, присоединявших к своим владениям все новые и новые «тысячи плефров земли». Владения магнатов охватывали тысячи гектаров и были разбросаны по многим провинциям. Как писал Аммиан Марцеллин, «крупные землевладельцы умножают ежегодные доходы от своих плодородных нив, раскинутых от самого востока и до крайнего запада»34.
Имения крупных собственников, представителей сенаторского сословия были свободны от муниципальных повинностей, от чрезвычайно обременительных для остального населения munera sordida, от экстраординарных поборов и взносов за рекрутов. Правда, и крупным землевладельцам-сенаторам приходилось уплачивать поземельные подати, однако налоги и повинности, взимавшиеся с их имений, были значительно меньшими, чем с остальных землевладельцев. Привилегии, которыми пользовались магнаты, привлекали под их патронат массу рабов и колонов мелких и средних землевладельцев.
В IV—V вв. крупные земельные собственники добивались от правительства все новых привилегий, в частности автопрагии. Возраставшее экономическое могущество и влияние в политической жизни приводили к усилению независимости магнатов от чиновной администрации. Становился более сложным и многочисленным аппарат их частной власти. С конца IV в. стали сооружаться частные тюрьмы, куда могущественные собственники сажали не только рабов и колонов, но и своих должников, свободных крестьян и прочих соседей, не желавших подчиняться их воле. Сначала в скрытой, а затем и в открытой форме появилась частная полиция, частные дружины.
Разветвленная частная администрация, как показывает пример египетских землевладельцев Анионов, имевших собственные тюрьмы и огромный аппарат учетчиков, сборщиков и стражников35, была одним из важнейших орудий закрепощения массы попадавших в зависимость от Анионов должников и искавших покровительства свободных крестьян. В V в. крупные землевладельцы все в более широких размерах укрывали у себя беглых рабов и колонов, принадлежавших не только частным лицам, но и государству, практиковали прямой захват земли более слабых соседей.
Некоторые имения как в пограничных провинциях, так и во внутренних областях империи превратились в настоящие крепости. В одном из таких имений в Малой Азии укрылся от своих врагов Иоанн Златоуст. Владелица имения выслала против его преследователей вооруженных людей. Крупные собственники хозяйничали не только в своих поместьях, но и на прилежащих к ним территориях, мало считаясь с провинциальной администрацией, а иногда и с императорской властью.
Наряду с крупной светской земельной собственностью в Византии IV—V вв. складывается обширное церковно-монастырское землевладение36. Уже в начале IV в., со времени официального признания христианства, церкви было разрешено приобретать земли. Основу ее земельных богатств составили владения, подаренные ей императорской властью (главным образом, из числа конфискованных государством храмовых и, частично, городских земель). В дальнейшем имения церкви росли как за счет новых пожалований императоров, так и обильных дарений частных лиц.
Церковные земли пользовались важными налоговыми льготами. До 360 г. они были вообще свободны от поземельной подати. В дальнейшем огромные льготы сохранили константинопольская, александрийская и фессалоникийская церкви. Остальные пользовались свободой как от большей части экстраординарных поборов, так и от муниципальных и государственных повинностей.
Все эти привилегии привлекали в клир и под патронат духовенства многих куриалов и мелких земельных собственников.
Особенно интенсивно росло в Византии монастырское землевладение. Начиная со второй половины IV в. множество куриалов и мелких свободных землевладельцев устремилось в монастыри, спасаясь от тяжелого налогового гнета и разорительных повинностей. В V в. многочисленные монастыри, мелкие и крупные, густой сетью покрывали всю страну.
Быстрее всего монастырское землевладение расширялось там, где происходило массовое разорение свободного крестьянства и превращение его в колонов — в Сирии, Палестине, Египте. Несколько медленнее протекал этот процесс во Фракии и Дакии, внутренних областях Малой Азии. Здесь бурный рост церковно-монастырского землевладения начинается не со второй половины IV, а в V в. Так, только в небольшой долине Дана в Северной Сирии в начале V в. было уже около 40 монастырей, а к концу этого столетия их число удвоилось37. Наряду с массой мелких, появляются и крупные монастыри, в которых жили сотни монахов. Складываются большие монастырские хозяйства, охватывавшие обширные территории: таковы хозяйства монастырей Тавенисси и Сохаге, Дейр-Турманин и Каср-эль-Банат в Сирии. Церковь проявляла исключительную предприимчивость в приобретении земельных имуществ. Она не только получала их в виде дарений и через патронат, но и скупала, отнимала за долги, захватывала. К концу IV — началу V в. она стала одним из крупнейших землевладельцев империи и, по признанию Иоанна Златоуста, в его время епископы и клирики были больше «озабочены сбором винограда, жатвой, продажей, покупками», нежели своими духовными обязанностями38.
По подсчетам некоторых исследователей, уже к этому времени церковные имения занимали 1/10 всех земельных владений39. Здесь работали десятки тысяч колонов и рабов.
Обычно лишь монастыри вели собственное хозяйство. Церковные имения, как правило, сдавались в аренду крупным светским собственникам. Обладавшая огромными земельными владениями, тесно связанная с массой зависимых от нее земледельцев, церковь в IV— V вв. стала играть важную роль в экономике Византии. Экономическое могущество было одной из важнейших основ огромного влияния духовенства и в социально-политической жизни империи.
Крупнейшим землевладельцем Византии был император. Он распоряжался обширными государственными (императорскими) земельными владениями. Императорские домены имелись почти во всех провинциях Византии — в Сирии и Палестине, Понте и Финикии, Месопотамии и Каппадокии, Азии и Фракии, занимая иногда до трети и даже до половины их территории. Египет до конца IV в. в значительной своей части представлял огромный императорский домен. Императорские имения покрывали большую часть Каппадокии. В охватывавшей по Диоклетиановскому делению 6000 кв. км провинции Азии 400 кв. км занимали домены императора40.
В первой половине IV в. эти земельные фонды значительно пополнились за счет конфискаций храмовых и городских, а также выморочных владений, собственности проскрибированных и осужденных за политические преступления магнатов. Эти имущества находились под управлением особого ведомства — comitiva rei privatae, из которого в V в., в связи с увеличением императорских владений, выделилось специальное управление fundi patrimoniales. Эксплуатация таких земель осуществлялась двояким образом. На некоторых из них велось домениальное хозяйство, им руководили назначавшиеся императорской властью управляющие41. Другие земли сдавались в аренду частным лицам, иногда — крупным собственникам-сенаторам, представителям военно-чиновной верхушки империи, а также средним и даже мелким землевладельцам. Арендаторы обязаны были уплачивать в установленном размере государственную ренту. Население императорских имений, включая арендаторов, освобождалось от ряда поборов, от поставки рекрутов и экстраординарных повинностей.
Администрация императорских поместий разоряла их своей бесхозяйственностью и хищениями. Ведомство res privatae не могло обеспечить сохранение доходности значительной части хозяйств. Все это побудило императорскую власть более широко сдавать свои земли в аренду. Причем по мере падения их доходности, наряду с краткосрочной (ежегодной) арендой (annonae praestatio), все чаще практиковались различные формы долгосрочной, льготно йаренды, особенно на пустующих и заброшенных, но плодородных землях, а также в разоренных имениях.
Уже в IV в. было распространено держание по jus perpetuum, не ограниченное временем и с неизменной рентой. Перпетуарий мог передавать эту землю по наследству, продавать, дарить ее, отдавать в аренду, но отвечал за поступление канона и (в случае его неуплаты) лишался земли. Близкой к только что указанной была аренда по jus privatum salvo canone, когда арендатор, уплачивая постоянный ежегодный налог, получал право полной частной собственности на участок или имение (dominium). Применялась и аренда по jus privatum dempto canone: арендатор фактически покупал здесь право частной собственности на арендуемую землю, внося сразу часть цены и выплачивая остальное в виде вечной ренты, меньшей, чем вносившаяся по условиям аренды предыдущего типа.
Однако наиболее распространенным в V в. видом льготной аренды, постепенно вытеснявшим все другие ее формы, стал эмфитевсис, известный в восточной половине империи и ранее, — долгосрочная или вечно-наследственная аренда с освобождением от уплаты ренты в течение первых нескольких лет эксплуатации участка или имения и уплатой в дальнейшем фиксированной ренты, составлявшей 5/6 обычного канона. Эмфитевту предоставлялись очень широкие права распоряжения арендованным участком, включая его продажу. Но императорская власть или собственник земли могли отобрать у эмфитевта его держание в случае несоблюдения им условий аренды. Развитие эмфитевсиса облегчало возможность присвоения эмфитевтами своих держаний (не случайно во второй половине V в. между византийскими юристами возник спор — является ли эмфитевсис арендой или отчуждением).
Все эти виды аренды, отражавшие распад старых, античных форм собственности, развивались в основном там, где земля сдавалась достаточно состоятельным арендаторам, способным затратить значительные средства на улучшение хозяйства и обеспечить уплату канона. Собственное хозяйство в V в. сохранилось главным образом на частных землях императоров.
С другой стороны, льготные условия аренды, которыми пользовалась значительная часть правящей верхушки империи, способствовали ее более тесному сплочению вокруг императорской власти.
Своеобразие развития аграрных отношений в Византии IV— V вв.— одна из причин того, что вопрос об их характере является в нашей науке дискуссионным.
На наш взгляд, в Византии IV—V вв. происходила глубокая ломка рабовладельческих порядков, рушились остатки античных, рабовладельческих форм собственности, росло не связанное с городом крупное частное землевладение, развивались условные формы держания и собственности на землю.
Изменение аграрных отношений в различных областях Византии отличалось большим своеобразием, зависевшим от преобладания тех или иных категорий крестьянства, соотношения крупного, среднего и мелкого землевладения, городской и независимой от городов земельной собственности. В некоторых областях, например в Греции, рабовладельческие устои были сломлены только славянскими вторжениями, в других, где численность свободного крестьянства была больше, а рабство оказывало слабое влияние на развитие колоната, его превращение в феодальную зависимость могло совершаться более интенсивно. В отдельных областях империи, как известно, раннефеодальные отношения стали складываться на основе внутренней эволюции рабовладельческого строя. Таково было положение в значительной части Малой Азии, ставшей впоследствии областью наиболее быстрого развития византийского феодализма, — она не знала варварских поселений в IV—V вв., а в VII в. успешно противостояла славянским и арабским вторжениям.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |