Развитию науки и образованности в иконоборческий период никак не могли способствовать ни тяжелое внешнее положение империи, ни ожесточенная длительная борьба между иконоборцами и иконопочитателями. И иконоборцы, и иконопочитатели в пылу столкновений не стеснялись в средствах и причинили немало вреда просвещению, знанию, книжным богатствам. Так, Феофан сообщает о разорении иконоборцами монастырских библиотек3. Об иконоборцах как врагах просвещения писал и современник событий — лангобардский историк Павел Диакон4.
Среди монахов-иконопочитателей невежество не считалось большим пороком, так как для монаха и христианина следовать церковным заповедям было важнее, нежели уметь читать5. Наставник Иоанна Дамаскина, суровый простой монах, говорит Иоанну: «И не возносись знанием, которое ты приобрел; знание монашеское и подвижническое не ниже его (т. е. мирского знания), но гораздо выше его по своему положению и мудрости... О мирских науках, которые ты изучил, не говори и не вспоминай вовсе»6. VII вселенский собор, собор победивших иконопочитателей, предъявлял весьма скромные требования к образованности кандидатов на епископские кафедры: от них обязательно требовалось только хорошее знание псалтири, а осведомленность в евангелиях и прочих библейских книгах признавалась только желательной. Следовательно, общий уровень образования духовенства не был высоким7.
Чем вызывался упадок византийской образованности? По мнению Е. Э. Липшиц8, его «вернее было бы отнести за счет гонений на светские науки, начавшихся с VI в.», т. е. за счет активной борьбы церкви с языческим наследием, за счет стремления церкви подчинить своему влиянию всю культуру, всю духовную жизнь греческого народа. Возможно, этот период следует считать временем не столько упадка византийской культуры, сколько ее перестройки. В самом деле, в византийской культуре IV—VII вв. сохранялось многое от античной и эллинистической Греции; напротив, в IX в. средневековая наука, средневековая система образования, средневековая литература сохраняют наследие древности лишь в той мере и в тех формах, в каких это соответствовало потребностям и уровню развития средневекового общества. Е. Э. Липшиц высказывает мнение, что «об упадке науки можно говорить лишь в том смысле, что исчез старый научный центр в столице и не было создано на место его нового — до времен Феофила. Частное же преподавание и изучение философии и других наук, по всей вероятности, продолжались»9.
Хотя прямых свидетельств об организации начальной и высшей школ в VII—IX вв. не сохранилось, в источниках можно найти данные и о начальном обучении детей, и о том, какого рода знаниями надлежало овладеть высокообразованному византийцу10.
Как и раньше, начальное обучение дети проходили у частных учителей, в частных школах или в школах при монастырях. Так, св. Евдоким, современник императора Феофила, родившийся в Каппадокии, учился в школе, где его ленивые товарищи подвергались за нерадение наказаниям. В этой школе учились не только маленькие дети, но также подростки или юноши: в свободное от занятий время товарищи Евдокима забавлялись охоте и и верховой ездой11. Начальное обучение проходили нередко и девочки.
Есть основания предполагать, что иконоборцы пытались подчинить своему влиянию и школу. Феодор Студит, описывая в одном из своих писем12 гонения на иконопочитание, жалуется, что детей воспитывают в неблагочестивых догматах, в неправой вере, так как их учат по «книгам, данным учителем». Вероятно, это были книги, составленные в духе иконоборчества.
Круг наук, составлявших высшее образование, сохранялся в об тем тот же, что и на всем протяжении византийской истории. Иоанн Дамаскин дает следующий обзор наук, входящих в общее понятие «философии».
«Философия разделяется на теоретическую и практическую. Теоретическая в свою очередь разделяется на богословие, физиологию и математику, а практическая — на этику, экономику и политику. Теоретической философии свойственно украшать знание. При этом богословие рассматривает бестелесное и невещественное: прежде всего бога, поистине невещественного, а затем ангелов и души. Физиология есть познание материального и непосредственно нам доступного, например животных, растений, камней и т. п. Математика есть познание того, что само по себе бестелесно, но созерцается в теле, т. е. чисел и гармонии звуков, а кроме того, фигур и движения светил. При этом рассмотрение чисел составляет арифметику, рассмотрение звуков — музыку, рассмотрение фигур — геометрию, наконец, рассмотрение светил — астрономию. Все это занимает среднее место между телами и бестелесными вещами... Практическая философия занимается добродетелями, ибо она упорядочивает нравы и учит, как следует устроить свою жизнь. При этом, если она предлагает законы одному человеку, она называется этикой; ...если же городам и странам — политикой»13.
Жития, один из наиболее важных источников для истории образования, отмечают как высокое достоинство знакомство святых с науками цикла «тривиум» и «квадривиум». Георгий Амастридский (ум. в начале IX в.) прошел все «энкиклическое образование» — духовное и светское, причем его биограф подчеркивает, что духовным образованием Георгий овладел полностью, а из светских знаний извлек только полезное14.
Арабские вторжения привели к тому, что перестали существовать высшие школы в Антиохии, Бейруте и других восточных городах, потерянных в VII в. Византией. Обстановка на Балканском полуострове также не благоприятствовала научной и учебной деятельности: Афины, которые еще в первой половине VII в. привлекали жадных до наук юношей из далекой Армении, затем перестают быть научным центром; в Фессалонике в первой половине IX в. невозможно было найти учителя, способного сообщить что-либо, кроме элементарных сведений.
Высшее образование сосредоточивается в Константинополе. Правда, Лев III закрыл оппозиционное иконоборчеству высшее училище15. Но ни он, ни его преемники в острой идеологической борьбе не могли обходиться без квалифицированных полемистов, знатоков священного писания и патристики. По-видимому, и при иконоборцах какая-то высшая школа действовала в Константинополе16.
Оппозицию централизаторской тенденции в образовании составляли монастыри. Их роль была двойственной, противоречивой: с одной стороны, они были враждебны всему «языческому» и с узостью фанатиков насаждали рабски догматизированное мышление, с другой — они сохраняли старые книги и энергично распространяли иконопочитательские сочинения среди широких масс. Особенно важная роль в распространении монашеской идеологии (и соответственно — письменности) принадлежала Студийскому монастырю в Константинополе.
Разумеется, богословие стало в эту пору наукой наук. Крупнейшим богословом иконоборческой поры был Иоанн Дамаскин.
Иоанн родился во второй половине VIII в. в богатой христианской семье в Дамаске. Он учился в доме отца вместе со своим «духовным братом» Косьмой (позднее — епископом маюмским) у какого-то пленного калабрийского монаха. Если верить «Житию Иоанна Дамаскина», оба юноши приобрели основательные познания в грамматике, диалектике, этике, астрономии. Агиограф даже утверждает, что в знании арифметики они уподоблялись Пифагору и Диофанту (александрийскому математику III в. н. э.), а познания в геометрии позволяли их считать Евклидами17. Впрочем, трудно думать, что Иоанн Дамаскин действительно впитал всю сумму знаний, завещанных античностью: люди средневековья умели брать из прошлого то, что было им нужно и полезно; недаром наставник Дамаскина, говоря о Пифагоре Самосском, указывал Иоанну в первую очередь на «аскетические элементы» в его учении — на предписанное Пифагором молчание.
Возможно, что Иоанн был преемником своего отца, занимавшего важный пост в финансовом ведомстве халифа; благорасположение арабских властей он сумел сохранить позднее, когда стал монахом монастыря св. Саввы и неофициальным советником иерусалимского патриарха. Умер он около 753 г.18
Перед Иоанном Дамаскином стояли две основные задачи: полемическая и догматическая. Он полемизировал с иконоборцами, опровергал ереси несториан и манихеев. Вся вторая часть его основного сочинения, называющегося «Источник знания», посвящена описанию и критике старых и новых еретических учений, а также полемике с исламом.
Вместе с тем Дамаскин попытался систематизировать богословскую науку, разработать полное догматическое учение о боге, о сотворении мира, о человеке. Получилась грандиозная система, объемлющая всю христианскую науку и послужившая в дальнейшем образцом для западноевропейской схоластики. Правда, Иоанн не принадлежал к творческим умам и твердо придерживался провозглашенного им принципа: «Не люблю ничего моего». Не разум, а авторитет отцов церкви (особенно Григория Богослова) кажется ему надежным руководителем. К тому же из святоотеческой традиции он осторожно выбирает лишь то, что санкционировано соборами и не несет на себе ни малейшего отпечатка свободомыслия: так, одного из наиболее самостоятельных мыслителей в истории христианства, Оригена, он вспоминает только как объект для критики.
Дамаскин понимал значение античной философии для выработки богословской системы: в «Источнике знания» он излагал физику и логику по Аристотелю и его комментаторам, утверждая, в частности, что логика — такое же оружие богословия, как мысль — оружие философии.
Иоанн Дамаскин создал богословскую школу в халифате. Одним из его учеников был Феодор Абу-Курра, епископ Харрана; к Дамаскину примыкал и Иоанн Иерусалимский. Полемика с иконоборцами обеспечивала христианским богословам покровительство халифата — после разгрома иконоборчества значение этой школы сходит на нет.
Константинопольские богословы в обстановке обостренной религиозной борьбы ограничивались практическими задачами — полемикой и дисциплинарными вопросами — и не пытались создать такой же обобщающий труд, как «Источник знания». Впрочем, и среди них было немало образованных людей: патриархи Тарасий, Никифор, Иоанн Грамматик, диакон Игнатий, славившийся знанием Гомера, Еврипида и Платона. Игнатий учился у Тарасия и лекции своего учителя отдавал в переписку лучшим писцам19. Одно время с Игнатием был близок Иоанн Грамматик, иконоборческий политический деятель (см. выше, стр. 78), известный своей ученостью. Само прозвище Иоанна — «Грамматик» подчеркивает это. Его называли также Леканомантом («предсказателем»), так как он производил какие-то опыты, дававшие современникам повод считать, что он занимается черной магией.
Богословское влияние испытали в ту пору и другие науки, прежде всего история. Оба важнейших исторических сочинения того времени — Феофана и Никифора (см. выше, стр. 9—10) пронизаны монашеской идеологией и полны легенд, часто невероятных. Изложение событий ведется по годам; описание чудесных явлений подчас оттесняет описание человеческой деятельности, ибо в чудесных явлениях авторы видят отчетливое выражение божественной воли.
Широко распространяются в эту пору краткие хроники, излагающие в самых общих чертах историю от Адама и библейских патриархов. Они были рассчитаны на малообразованного читателя, знакомя его с библейскими преданиями и с поучительными эпизодами всемирной истории.
О естественных науках того времени мы знаем очень мало. Во второй половине VII в. византийская алхимия создала греческий огонь20, но после этого мы ничего не слышим о ее успехах. Возможно, что в VIII—IX вв. был составлен свод алхимических сочинений более ранних авторов, известный по рукописям X столетия21.
По-видимому, несколько замирает разработка медицинских проблем22, но какие-то медицинские школы продолжали существовать, и известно, что грек-врач принимал участие в основании Салернской медицинской школы23. В правление Феофила некий врач Лев, получивший прозвище врача-мудреца, написал компилятивный «Обзор медицины». Его современнику, монаху Мелетию, принадлежало сочинение (ныне утерянное) о строении человеческого тела24.
Крупнейшим ученым, стоящим уже на грани следующего периода, был Лев, получивший прозвище, «Математика»25. Он родился в начале IX в. и дожил до 869 г. Свое образование Лев завершил на острове Андросе, где изучал риторику, философию и математику под руководством какого-то учителя, чье имя нам неизвестно26. Можно только строить догадки, почему Лев оставил Константинополь и отправился на остров, который в IX в. был полузаброшенным обиталищем монахов и беглых стратиотов.
Слава Льва была так велика, что халиф собирался пригласить его к себе. В 840 г. Лев был поставлен фессалоникским архиепископом, но низложен сразу же после смерти Феофила.
С именем Льва связаны два изобретения: система световой сигнализации, с помощью которой сообщалось во дворец о событиях, происходивших в халифате, а также приводимые в движение водой статуи (рычащие львы, поющие птицы), которые украшали приемную залу Большого дворца (см. о них выше, стр. 28, прим. 33). Огромное значение имело применение Львом букв как арифметических символов27 — таким образом, он по существу заложил основы алгебры.
Лев был широко образованным человеком. Его библиотека содержала книги Птолемея, Архимеда, Евклида, философов Платона, Порфирия, Прокла и многих других. Он составил медицинскую энциклопедию, включавшую выписки из старых книг28. Наконец, он писал стихи.
Светские интересы и обширные познания Льва Математика раздражали фанатичных монахов, и они объявили его тайным язычником, что, по-видимому, не соответствовало действительности.
Важным фактом в истории византийской культуры начала IX в. является возникновение минускула, нового типа книжного письма на пергамене, сменившего древнее книжное письмо — унциал29.
Возникновение минускула было подготовлено развитием письма в литературных папирусах предыдущих веков. Немало способствовало появлению минускула и завоевание Египта арабами в середине VII в., в результате чего в Византию перестал поступать древний писчий материал — папирус. Это обстоятельство, несомненно, усилило нехватку писчего материала и повысило его цену. Унциал — письмо, как правило, крупное, в котором буквы стоят раздельно, — был не экономичен, и потому начались попытки применения курсива для написания книг; византийский минускул представляет собой именно регуляризованный курсив. Процесс становления минускула, с одной стороны, скрыт от современных исследователей отсутствием памятников, а с другой — еще недостаточно прослежен по папирусам литературного содержания. Однако известно, что выработка нового типа книжного письма, как правило, более мелкого, связанного и широко применяющего лигатуры (т. е. более экономичного по сравнению с крупным унциалом) была заслугой монахов Студийского монастыря. В типике этого монастыря, составленном Феодором Студитом, одним из образованнейших людей своего времени, среди прочих наставлений указаны правила поведения писца и правила для книгохранителя (т. е. библиотекаря), которому вменялось в обязанность содержать книги в порядке.
Древнейший датированный образец минускульного письма — евангелие 835 г., переписанное одним из ближайших учеников Феодора Студита — Николаем Исповедником.
Изменяется и оформление книги. В VIII—IX вв. были выработаны приемы убранства рукописи с помощью заставок, инициалов, миниатюр, приемы распределения материала на листе путем выделения полей, разлиновки листов, различных помет, помогающих читателю ориентироваться в тексте. В это же время была разработана и так называемая иерархия шрифтов для выделения частей текста: заголовки стали писать шрифтом, отличным от шрифта текста. Заголовки в рукописях обычно писали вязью, а примечания — так называемые схолии — более мелким письмом, чем основной текст, с применением множества сокращений; в минускульных кодексах схолии нередко писали беглым мелким унциалом.
Если ранее книга производилась в скрипториях, где под диктовку писцы (нередко рабы) писали сразу несколько экземпляров, то в VIII—IX вв. возникают многочисленные скриптории при монастырях, где тексты, как правило, переписывали не под диктовку, а держа копируемый текст перед собой и читая его про себя. В Византии, однако, в отличие от Западной Европы, существовали не только монастырские скриптории, но также и светские. Светские скриптории, видимо, были сосредоточены в столице империи, куда с начала IX в. стекаются книги со всей империи30.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |