Императорская власть и церковь в Византии были связаны множеством прочных нитей. Дело не только в том, что императоры присвоили некоторые священнические права (они были единственными из мирян, кто мог вступать в алтарь), и, наоборот, некоторые высшие иерархи церкви (как патриарший синкелл, ближайший советник патриарха) являлись непременными членами синклита, — императорская и патриаршая власть взаимодополняли друг друга, и их функции нередко смешивались. Так, наряду с императорским патриарший суд мог принимать апелляции на решения всех судебных инстанций, вплоть до суда эпарха и квестора. Если император обладал решающим словом в поставлении патриарха, то начиная с IX в. патриарх приобретает право помазания на царство; если императоры вмешивались в церковные дела и даже в богословские диспуты, то и патриархи бывали регентами, управлявшими политической жизнью государства.
Развитие византийской церкви во второй половине IX—X в. определяется в конечном счете общим направлением истории Византии этого времени, и прежде всего укреплением феодальных порядков. После восстановления иконопочитания, а особенно с начата X в., византийские церкви и монастыри расширяют фонд своих земельных владений, превращаясь нередко в крупных феодальных собственников (см. выше, стр. 124); впрочем, в X столетии церкви и монастыри жили не только за счет земельных владений, но и по-прежнему продолжали получать различного рода выдачи (солемнии) из государственной казны. Так, константинопольская церковь св. Софии в середине X в. получала от государства 100 золотых фунтов, а к 1028 г. эта сумма возросла до 180 фунтов41.
Укрепление феодальных элементов во всем византийском обществе и в самой византийской церкви накладывало определенную печать и на ее организационные формы. Если в середине IX в. всякие приношения епископам (и мирян, и духовных лиц) носили еще нерегулярный характер, то с середины X в. византийская церковь предпринимает попытки превратить эти приношения в обязательные42. С этого времени епископы начинают взимать определенные взносы за священнические действия; клирики должны были платить им за рукоположение, миряне — за разрешение на брак, взималась также поминальная плата. Особенно важным было введение церковного налога — каноникона (с конца X в.); каноникон взимался с каждой деревни пропорционально числу домов в ней; он уплачивался как деньгами, так и натурой: баранами, курами, мукой, ячменем, вином. И все же, в отличие от Западной Европы, в Византии не взималась церковная десятина.
С увеличением экономической мощи византийской церкви постепенно возрастал и усложнялся управляющий ею аппарат должностных лиц. К X в. высшие епископальные чины (хартофилак, эконом, сакеларий, скевофилак и сакелий) образовали замкнутую «пятерку» (пентаду), сосредоточившую в своих руках управление епископией. Хартофилак был начальником епископального секрета (канцелярии), сакелий и эконом — казначеями епископии, скевофилак ведал церковной утварью, а сакеларий (подобно императорскому сакеларию) осуществлял функции контроля за всем финансовым управлением епископии, в том числе он контролировал хозяйство подчиненных епископии монастырей.
Централизация церковного управления значительно укрепилась в сравнении с ранневизантийским периодом. Константинопольский патриарх стал к этому времени непререкаемым главой византийской церкви, поскольку все остальные патриаршие престолы Востока оказались с VII в. на территории, принадлежащей арабам. В X в., правда, византийским войскам удалось вступить в Антиохию, но, разумеется, патриарх завоеванного города не мог соперничать с епископом византийской столицы.
В усилении политического влияния константинопольского патриарха немаловажную роль сыграло право ставропигии, т. е. создания епископальных монастырей. Постепенно епископы и митрополиты были лишены права ставропигии, и только константинопольский патриарх мог основывать монастыри — в том числе и в чужих епархиях. Ставропигиальными монастырями со временем стали называть монастыри, находившиеся в непосредственном подчинении патриарха.
В период иконоборчества наиболее значительную роль играли столичные монастыри, и в первую очередь Студийский (см. выше, стр. 71). Хотя и Студийский монастырь, и некоторые иные столичные обители продолжали в X в. оказывать известное влияние на политическую жизнь, однако первенствующая роль постепенно переходит к провинциальным монастырям, из которых во второй половине IX и X столетии наибольшей известностью пользовался комплекс монастырей на вифинском Олимпе. Олимпийские монастыри были тесно связаны с византийской аристократией, а олимпийские игумены принимали активное участие в политической жизни Византийской империи. В IX—X вв. возникает много новых монастырей в глухих горных районах, где монахи — сперва собственными руками, а затем при помощи труда зависимых крестьян — осваивают новые земельные массивы; в частности, с конца IX в. начинается освоение монахами Афонского мыса, где впоследствии создаются могущественные монастыри (см. выше, стр. 123).
Процесс укрепления феодальных элементов в церкви выразился, в частности, в обмирщении быта духовенства и монашества; несмотря на постоянные призывы к пустынножительству, многие монахи и священнослужители жили в роскоши и неге, занимались торговлей и ростовщичеством. Внутри самой церкви все более отчетливо вырисовывались социальные градации, свойственные феодальному обществу: если епископы и игумены вливались в класс феодалов, то младшие монахи и рядовые клирики по своему положению сближались с зависимым крестьянством.
Внутреннее расслоение в монашеской среде порождало стремление известной части высшей монастырской братии к выделению частной собственности монахов. Юстинианово право не знало свободы завещания монахов, но уже к концу IX в. монахи получили право распоряжаться своим имуществом и составлять завещания43.
Сложности социальной структуры Византийской империи соответствовала и сложность ее государственного механизма. Внешне византийская государственность казалась воплощением принципов римского права и христианства, провозглашавших всеобщее равенство и справедливость, в действительности же это мнимое равенство превращалось в обоснование всеобщего угнетения. Огромный бюрократический аппарат претендовал на то, чтобы являть собой стройную систему учреждений, управляющих разнообразными сторонами общественной жизни. На самом деле многочисленные ведомства дублировали друг друга, а разграничение между императорским и государственным хозяйством — ясное в теории — на практике оказывалось крайне смутным и неопределенным.
Две противоречивые тенденции оказывали определяющее влияние на развитие государственного строя в Византии: тенденция к децентрализации государственного аппарата, связанная с процессом феодализации, и тенденция к его централизации; последняя тенденция в IX—X вв. оказывалась более сильной. Византийская иерархия сложилась как иерархия титулов и должностей, и именно своеобразное «дворянство мантии» (а не родовитая аристократия землевладельцев) пыталось оформить себя как привилегированное сословие.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |