Образование Чехословацкой республики в 1918 г. создало более благоприятные условия для развития исторических исследований и расширения их тематики.
Ведущим центром исторической науки в межвоенный период оставался Пражский университет. Кафедры истории были открыты в созданных в 1919 г. университетах Брно и Братиславы. В том же году начала функционировать Высшая архивная школа. Расширилась сеть научно-исследовательских и архивных учреждений. Была образована Чешская академия наук и искусств. Свою деятельность продолжало Общество наук, возобновила работу Матица словацкая в Мартине. Возникло Ученое общество имени П. И. Шафарика в Братиславе (1926). Важным центром исследований стал учрежденный в 1920 г. Государственный исторический институт. Были открыты Институт археологии (1924), Институт Востока, Славянский институт (1927). Появилось научное общество «Памятник национального возрождения», занявшееся исследованием образования самостоятельного государства. Созданный в Риме чехословацкий Институт истории развернул изучение, материалов ватиканского архива.
Расширилась сеть периодики. Выходили «Cesky casopis histo-ricky» («Чешский исторический журнал») и «Casopis Matice Mo-ravske» («Журнал Матицы моравской»), журнал «Cesky lid» («Чешский народ»), а также ряд изданий по археологии и нумизматике, по проблемам искусствоведения. С 1923 г. регулярно издавался журнал по вспомогательным дисциплинам. Выходили сборники Архива министерства внутренних дел (с 1926 г.), по истории Праги (с 1923 г.), военно-исторический сборник и региональный сборник по истории Южной Чехии. Издавалась «Летопись» Матицы словацкой.
В мирных договорах 1920 г. содержались установления о раз-Деле архивов между Австрией и Чехословакией. На этом основании в Земельный чешский архив были переданы фонды венских Центральных административных органов, касавшиеся чешской истории. Были образованы Архив министерства внутренних дел, Архив Пражского града, Архив по истории национального освобождения и др.
Оформление системы учреждений, занимавшихся историческими исследованиями, завершилось к I съезду чехословацких историков (1937). Общество чехословацких историков возникло сравнительно поздно — в 1935 г. и объединяло лишь профессионалов.
В рассматриваемый период ряд историков продолжали придерживаться «чистого позитивизма», считая себя последователями Я.Голла. Однако единой школы Голла уже не существовало, так как усилился процесс ее дезинтеграции. В методологии наряду с позитивизмом и неопозитивизмом определенное влияние завоевал исторический материализм. У части ученых наблюдалось стремле-ние применить системный подход, постичь существо исторического процесса, выявить основные тенденции общественного развития.
В буржуазной историографии межвоенного периода выделя-лись консервативное, либерально-демократическое и прогрессивное направления. На левом фланге немарксистской историографии за-метную роль играла Историческая группа и 3. Неедлы. В рассматриваемый период складывалась также марксистская наука.
Представителем правого крыла консервативного направления являлся ученик Голла Йозеф Пекарж (1870—1937). Он не создал своей школы, но, будучи автором учебников по истории, оказал заметное воздействие на формирование исторического сознания населения Чехословакии в межвоенный период.
Буржуазный субъективизм проявился у Пекаржа в заведомо тенденциозной оценке роли и значения гуситского движения («Жижка и его время», т. 1—4, 1927—1933). При характеристике Я.Жижки он использовал в первую очередь показания сторонних свидетелей и косвенных источников с тем, чтобы иметь возможность критиковать гусизм. Под влиянием послевоенного революционного подъема в стране Пекарж сначала оценивал гуситское движение как первую великую революцию во имя общечеловеческого прогресса, которая не была лишена социалистического и демократического содержания, писал, что гуситскому движению по силе, подъему и пафосу не было равных в Центральной Европе. Однако затем в работах Пекаржа это национальное, социальное и религиозное движение средневековья было сведено к национально-религиозному и рассматривалось как порожденное чешско-немецкими противоречиями и борьбой за исправление церкви. Смысл гуситского движения, значение его в чешской истории Пекарж стал видеть в национальном моменте. Гусизм, отмечал он, достиг своей цели — подорвал позиции немецкого элемента среди духовенства и в чешских городах.
Пекарж так и не смог объективно оценить ту эпоху во всех ее противоречиях и полноте, хотя и углубил разработку отдельных сторон проблемы. Испытав в начале своего творческого пути влияние Палацкого, Пекарж вскоре отверг строгий историзм и концепцию, высоко оценивавшую влияние гусизма на формирование «национального духа чехов». С правых консервативных позиций он резко высказался против воспевания историками бунта против государства и общества. По мнению Пекаржа, гуситская революция ослабила чешский народ и государство, расколола общество на католическое меньшинство и гуситское большинство, помешала развитию Чехии, прервав ее прежние связи с Европой.
Негативные последствия гусизма Пекарж усматривал в нарушении преемственности с «романо-католическим миром». Всю ответственность за последующее развитие страны он возлагал на таборитов, радикализм которых (и прежде всего Жижки) помешал в 1420 г. гуситам достичь соглашения с католической церковью и привел к опустошительным войнам. Из непонимания гусизма и отрицания его позитивного значения для развития самосознания чехов вытекало и отношение Пекаржа к Белой Горе («путь к Белой Горе шел через протестантов») и контрреформации.
Хотя основные свои работы Пекарж писал в духе буржуазного объективизма (подобно «Книге о поместье Кост»), в целом он, исследуя события и явления XVII—XVIII вв.., оставался на позициях исторической схемы, в основе которой лежали католицизм и апология шляхты. Он приписывал последней только положительную роль в истории Чехии, преувеличивая ее вклад в дело национального освобождения. С тех же позиций Пекарж характеризовал аграрную реформу межвоенного периода, находя ее чрезмерно радикальной. Зачастую он идеализировал политическую систему Австро-Венгрии, перенося ответственность за притеснения с династии Габсбургов на исполнителей ее воли.
В названиях своих университетских лекций Пекарж часто употреблял такие понятия, как социально-классовое расслоение и социальные аспекты развития общества, однако из содержания этих лекций и его работ следует, что он недооценивал или игнорировал роль классовых противоречий в развитии общества. Пекарж считал, что закономерности исторического процесса и его основное содержание можно постичь, мысленно вжившись в эпоху, психологически проникнув в ее дух. В данном случае сказалось влияние Н. Бердяева и К. Лампрехта, которое чешский историк признавал и сам.
В работе «Белая Гора, ее причины и последствия» (1921) Пекарж дал свою трактовку поражения чехов в битве у Белой Горы. По его мнению, это событие и последовавшая за ним контрреформация не означали начала упадка. Пекарж стремился радикальным образом изменить взгляд на период «темноты», исходя прежде всего из развития культуры. Он всячески преувеличивал роль католицизма и «немецкого элемента» в развитии чешских земель, считал, что католицизм вселил в чехов дух надежды и веры и способствовал сохранению их как народа. Оценивая годы контрреформации как период «веры», Пекарж все более предвзято относился к гуситскому движению. Он полагал, что за исключением византийского влияния в древний период чешская история в сущности являлась результатом воздействия Западной Европы и связей с ней.
Вслед за Голлом Пекарж игнорировал внутренние социально-экономические и политические факторы развития чешского народа. Антидемократизм, апология католицизма, шляхты и влияния Запада, философско-исторический иррационализм, негативная оценка роли революций в истории — все эти черты концепции Пекаржа были после мюнхенской катастрофы использованы оккупационными властями и коллаборационистами. В трудах Пекаржа наглядно проявился кризис методологии буржуазной историографии межвоенного периода.
Другой крупной фигурой консервативного направления и последователем Голла был Йозеф Шуста (1874—1945). В ранних его работах рассматривались проблемы аграрной истории средневековья (развитие крупного поместья, урбарии и др.). Шуста занимался преимущественно политической, культурной и социально-экономической историей Чехии периода развитого феодализма. Сущность социально-экономических процессов этого периода он усматривал в переходе от натурального к денежному хозяйству, считая главным источником такого развития рост добычи серебра в Чехии. Шуста выразил сомнение по поводу концепции Палацкого о массовом притоке немецкого элемента в Чехию в XIII в. Он доказал ненаучность утверждения немецкой историографии, что немецкий элемент имелся на территории Чехии еще до прихода сюда славян, а в XIII в. по численности превзошел славянское население. Шуста в «Книгах по чешской истории» (т. 1—2, 1917— 1919, 2-е изд.— 1926) и «чешской истории» (т. 1—4, 1935—1948) с позитивистских позиций многосторонне осветил правление последних Пршемысловичей и расцвет чешского государства при Карле IV. В многотомном исследовании охвачен период с 1300 по 1356 г. В след за Голлом Шуста акцентировал при этом романское влияние на развитие чешских земель.
Им исследовались также общие вопросы развития капитализма и истории Европы нового времени. В 1924—1931 гг. вышел его труд о политике великих держав в 1871—1914 гг. (т. 1—6). Шуста считал, что генезис капитализма был обусловлен духовной, нематериальной сферой, и выводил (вслед за М. Вебером) капитализм из так называемого капиталистического духа протестантской этики. Современный ему капитализм он рассматривал как империализм и связывал появление последнего с промышленной революцией XIX в. Из черт, присущих империализму, Шуста выделял такие, как борьба за мировое господство, за рынки и колонии, монополизация, рост роли банков, и признавал усиление неравномерности развития капиталистических стран.
Шуста считал, что результаты исследования во многом зависят от мировоззрения историка. Сам он был скорее сторонником историко-эмпирического метода, настороженно относившимся к теории, к оценочным моментам и обобщениям позитивизма, Шуста утверждал, что последний, будучи слишком генерализующим и гипотетичным, пытается все своеобразие исторического процесса загнать в смирительную рубашку нескольких социологических формул.
В условиях революционного подъема, вызванного Великим Октябрем, острых классовых противоречий и социальной напряженности, особенно в 30-е годы, Шуста в соответствии с установкой Масарика идентифицировал первую мировую войну и национально-освободительную борьбу с революцией.
Наиболее видными представителями либерально-демократического направления были К. Крофта и Б. Мендл.
Камил Крофта (1876—1945), представитель второго поколения учеников Голла, являлся одним из немногих буржуазных историков, чье творчество было проникнуто прогрессивным духом. В течение ряда лет в составе экспедиции чешских ученых он изучал материалы Ватиканского архива. На основе лекций, прочитанных Крофтой в Карловом университете, возникла в 1920 г. его работа по истории крестьянства Чехии и Моравии (она доведена до 1848 г,). В ней рассмотрено Пожение крестьян (главным образом правовое), охарактеризованы основные формы их зависимости. Исходя из юридического отношения крестьян к земле, Крофта выделил категории крестьян по таким признакам, как степень обеспеченности землей, временное или наследственное право на владение ею. Этот анализ сохранил свое научное значение до настоящего времени.
В монографии «Жижка и гуситская революция» (1936) Крофта выступил с критикой в адрес Пекаржа, в защиту позитивной роли гуситского движения в чешской истории. В трактовке гуситского движения он учитывал не только религиозные и национальные, но и социальные и антифеодальные моменты. Крофта аргументированно оспорил оценку Пекаржем Жижки как фанатика и «громилы», деятельность которого была якобы лишена антифеодальной направленности. В книге подвергнута критике концепция гусизма, которую отстаивал Пекарж, и сделана попытка рассмотреть с позиций буржуазного демократизма сильные и слабые стороны этого движения, а также его последствия.
Крофта опроверг утверждение Пекаржа, что «хаос» в развитии чешского общества в XVI в. и поражение в битве у Белой Горы были обусловлены гусизмом и реформацией. Он увидел позитивные стороны истории Чехии между гуситским движением и поражением у Белой Горы, подчеркивал значение таборитов и их программы. Крофта считал, что чешская культура, достигшая вершины в творчестве Я. А. Коменского, выросла на гуситской почве, что период гусизма был апогеем культурного развития страны. Он рассматривал гусизм в общеевропейском контексте и отмечал, что Чехия не могла в силу своего положения оставаться в стороне от социально-политической и религиозной борьбы в Европе.
Крофта считал принципиально важным подход к контрреформации и «послебелогорскому католицизму» и был убежден, что нельзя преувеличивать роль последнего в развитии чешского общества. Он внес вклад в разработку истории борьбы чешского народа за независимость и чешско-немецких взаимоотношений. В обзорном очерке истории Чехословакии (1931) он коснулся основных аспектов новейшего ее периода, тогда как большинство буржуазных авторов исследовали только новую историю.
Бедржих Мендл (1892—1940) известен как специалист в области социально-экономической истории средневековья. Он был учеником Шусты и Пекаржа, испытал заметное влияние французских социологов, а также М. Вебера. Мендл считал Октябрьскую революцию вехой в развитии всемирной истории, проявлял интерес к историческому материализму, хотя и был далек от понимания и применения его как метода исследования.
В работах по истории Праги Мендл впервые поднял проблему социального кризиса чешского города накануне гуситского движения. Исследовав, каким образом социально-экономические отношения влияли на позицию различных слоев населения Праги, он пришел к выводам, опровергавшим представления о социальной гармонии в чешских городах, существовавшие в буржуазной историографии. При рассмотрении положения ремесленников, усиления дифференциации различных слоев населения Мендл приблизился к классовому пониманию социальных конфликтов и расширил трактовку предпосылок гуситского движения.
Исследуя генезис городов, Мендл учитывал, в отличие от большинства буржуазных ученых, не только правовые, но и экономические аспекты. На примере Праги он показал, что развитие-средневекового города — это длительный процесс, который начался еще до предоставления городу привилегий и был обусловлен сдвигами в экономике славянского торгового поселения, происходившими с X в. Мендл не связывал появление городов с оформлением так называемого нюрнбергского городского права в XIII в., как это делала немецкая историография. В работе о немецком праве он показал, что в Чехии городское право формировалось постепенно на основе различных местных и иностранных правовых источников и не было прямо заимствовано из Нюрнберга. Работы Мендла выявили наряду с притоком в Чехию в XIII в. переселенцев из соседних немецких областей большой размах внутренней колонизации силами местного славянского населения на основе немецкого права.
К проблеме образования Чехословацкой республики обратился Ян Опоченский (1885—1961), автор ряда работ, в том числе монографии о развале Австро-Венгерской монархии (1928). Это его исследование способствовало утверждению в буржуазной науке точки зрения о закономерности краха Габсбургской империи, завершившегося появлением в Центральной и Юго-Восточной Европе ряда новых государств. Опоченский следовал при этом официальной концепции создания буржуазной республики, считая, что Чехословакия своим рождением обязана деятельности эмиграции во главе с Масариком.
Работы самого Масарика («Мировая революция», 1925) и Э. Бенеша («Мировая война и наша революция», 1927) определили подход большинства буржуазных историков к проблеме борьбы за независимое государство. Создание его стало возможным, по их мнению, только вследствие заслуг Масарика и помощи США и западных держав чехословацкой эмиграции в годы первой мировой войны. С этих позиций написана работа Ф. Пероутки о создании основ чехословацкой государственности (т. 1—4, 1934— 1936). Для буржуазной историографии был характерен такой подход к исследованию комплекса вопросов революционной и национально-освободительной борьбы, при котором изучались главным образом политические аспекты первой мировой войны и образования независимых государств, тогда как революционное движение игнорировалось. Борьба трудящихся и влияние революционных событий в, России не рассматривались как один из главных факторов создания Чехословацкого государства. Путь революционных преобразований буржуазные историки (Опоченский, Пероутка и др.) считали «не подходящим для цивилизованных стран».
В середине 30-х годов как реакция на кризис буржуазного историзма оформилось прогрессивное направление в немарксистской историографии. Несколько историков младшего поколения, находившихся в оппозиции к официальной историографии и в той или иной степени сближавшихся с рабочим движением и зарождавшейся марксистской историографией, объединились в 1936 г. в Историческую группу. В нее входили Я. Вавра, В. Гуса, О. Ржига, Я. Харват и др. До мюнхенской катастрофы они успели подготовить и издать три сборника «История и современность». Они высказывали неудовлетворенность оторванностью школы Голла от актуальных проблем современной общественной борьбы, отмечали методологическую беспомощность буржуазной историографии и скептически оценивали возможности ее выхода из кризисного состояния.
Наиболее сильными сторонами в деятельности группы были отрицание позитивизма, критика взглядов Пекаржа, стремление осмыслить исторический процесс с позиций, близких. к историческому материализму. Отвергнув позитивизм школы Голла, ее эмпиризм и простое описание событий, Историческая группа сосредоточила свои усилия на методологии. На заседаниях группы дискутировались такие вопросы, как марксистское понимание ис» торического процесса и классовой борьбы, социальная психология и психоанализ, развитие социологического позитивизма и структурализма и др. Историческая группа сблизилась с марксистскими публицистами (в ее работе принимал активное участие К. Конрад).
Однако в целом представления группы о марксизме были еще упрощенными, она лишь формально выдвигала на первое место социально-экономический фактор. Сказывалось влияние на нее школы «Анналов» (часть членов группы сотрудничала с историками этой школы), подчеркивавшей, что изучение истории с социально-экономической стороны не более важно, чем с морально-психологической, политической и культурной сторон.
Заслугой Исторической группы, и прежде всего задававшего в ней тон В. Гусы, было преодоление трактовки классовой борьбы как отрицательного фактора. Знаменательной в этом отношении была статья Гусы «Классовая борьба — табу чехословацкой историографии» (1937). Представители группы (прежде всего О. Ржи-га) отвергли также тезис буржуазной историографии о том, что в основе исторического процесса лежит национальный фактор. В годы оккупации они совместно с писателем В. Ванчурой создали литературно-историческую эпопею «Зарисовки по истории чешского народа» (т. 1—2, 1939—1940), вдохновлявшую патриотов на борьбу с фашизмом. В послевоенный период члены группы перешли на позиции марксистской методологии.
3. Неедлы в немарксистской историографии межвоенного периода занимал место на левом крыле. Одним из первых он выступил с критикой позитивизма школы Голла, а также историко-философских взглядов Масарика. Осознав ограниченность позитивистской методологии, он видел задачу историков не в простом фиксировании фактов, а в выяснении закономерностей. Он усилил демократические аспекты концепции Палацкого и выдвинул на первый план роль народных масс и социальных революций в истории. Под влиянием Великого Октября Неедлы выступил против отождествления подлинной демократии с буржуазной демократией. В основанном им в 1921 г. журнале «Var» («Bap») Неедлы высказал убежденность, что вместо отжившего буржуазного строя наступит социалистический. Оставаясь на позициях сформулированного им революционного демократизма, ученый принял сторону рабочего и коммунистического движения.
Оценку ключевых вопросов прошлого Чехии Неедлы давал через призму современности, и прежде всего Великой Октябрьской социалистической революции. Именно с ней Неедлы связывал подъем революционного движения народных масс и образование Чехословацкой республики. В статье «О национальной историографии» (1918) он выдвинул требования определить основные задачи исторической науки, выяснить соотношение роли народных масс наличности в истории. Выход из кризиса буржуазной историографии Неедлы видел в «коллективистском» подходе к исследованию исторического процесса, в изучении прошлого как истории простого народа.
К этому вопросу он неоднократно возвращался в 1920—1930-е годы, работая над многотомными монографиями о Б. Сметане, Т. Масарике и В. И. Ленине. Их деятельность он пытался раскрыть на широком социальном фоне эпохи. Для его подхода к истории была характерна также склонность к обобщениям. Однако Неедлы не смог преодолеть полностью влияния позитивизма, а отчасти и романтизма. Им переоценивалось влияние Масарика на развитие чешской науки. Сказывалось и тяготение к второстепенным фактам и деталям.
После оккупации страны гитлеровцами Неедлы эмигрировал в Советский Союз, где активно включился в научную и преподавательскую работу в Институте истории АН СССР и в Московском университете. Неедлы был одним из создателей и активных деятелей Всеславянского комитета, в его выступлениях развивалась идея славянской солидарности, имевшая большое значение для мобилизации сил славянских народов на борьбу с нацистской агрессией. Заметным был вклад Неедлы в уточнение стратегии и тактики национально-освободительной борьбы народов Чехословакии. Дальнейшую судьбу своей Родины он неразрывно связывал с миссией рабочего класса и его коммунистического авангарда как выразителей национальных интересов. Пребывание в СССР активизировало процесс формирования марксистских взглядов Неедлы.
Зарождение марксистского направления в чехословацкой историографии было заслугой КПЧ. На страницах периодических и теоретических изданий партии «Rude pravo», «Komunisticka revue», «Tvorba», «Leva fronta» в борьбе с позитивистской традицией материалистическое понимание истории развивали Б. Шмераль, Я. Шверма, К. Конрад. Активный деятель Коминтерна и один из создателей и руководителей КПЧ, Богумир Шмераль (1880—1941) в ряде своих выступлений наметил контуры марксистской концепции национальной истории. Его работа «Палацкий и наше время» (1938) была посвящена защите демократических аспектов концепции Палацкого от нападок последователей Пекаржа и. историков католической ориентации. Шмераль подчеркнул позитивный вклад Палацкого в изучение национальной истории. Анализ патриотических взглядов Палацкого звучал весьма злободневно в дни, когда над Чехословакией нависла угроза утраты независимости.
Существенный вклад в создание марксистской концепции национальной истории внес Ян Шверма (1901—1944). Важное значение имела его работа «Чешский вопрос в свете марксизма» (1933). Шверма писал, что политика чешской буржуазии всегда была направлена против пролетариата и определялась готовностью пожертвовать национальными интересами в угоду своим экономическим и классовым интересам. В период империализма, отмечал он, основой решения национального вопроса становится революционная борьба масс против национального и социального угнетения, общедемократические задачи решаются пролетариатом в борьбе за собственное освобождение. Шверма глубоко анализировал позицию, которую занимала национальная буржуазия накануне и в период первой мировой войны.
Одним из первых в чешской историографии Шверма выдвинул тезис о Великом Октябре как определяющем факторе создания независимой Чехословакии. Он считал, что без русской революции, без ее вдохновляющего примера, пробудившего национальное движение во всем мире, задача освобождения чешского народа не была бы решена. Во время второй мировой войны Шверма был одним из видных деятелей Московского центра чехословацкого-движения Сопротивления. Он издал в Москве работу «Идея славянской взаимности в чешской политике» (1943).
Активно способствовал утверждению марксизма Курт Конрад(1908—1941), выступая против засилья буржуазных концепций в общественной мысли и культа Масарика. Анализируя кризис позитивистской методологии, он пришел к выводу, что даже заимствование буржуазной историографией элементов диалектики, применение ею сравнительно-исторического метода и попытки изучения социально-экономических аспектов общественного развития не предотвратят углубления этого кризиса. В противовес господство-вавшим в буржуазной историографии идеалистическим представлениям Конрад в. своих заметках о гусизме сформулировал задачу — вместо поисков таинственного «смысла национальной истории» исследовать «в духе Маркса» реальную жизнь людей, классовую борьбу в прошлом. Он углубил изучение гусизма в плане выяснения социально-экономических его основ, считая гуситское революционное движение проявлением кризиса феодализма.
Становление и развитие словацкой историографии происходило прежде всего на базе Братиславского университета. В отличие от большинства представителей чешской буржуазной историографии, рассматривавших словаков с позиции этноцентризма как ветвь единой чехословацкой нации, часть словацких ученых отвергала взгляды на историю Словакии лишь как на привесок венгерской, а затем чешской истории, отмечала своеобразие и самобытность развития Словакии и расходилась во взглядах с проводниками идей чехословакизма.
Наиболее видный представитель словацкого позитивизма Даниел Рапант (род. — 1897) уже в одной из своих первых работ выступал за выделение истории Словакии из чехословацкой истории и выступал за признание словаков отдельной нацией. В качестве одного из аргументов Рапант приводил кодификацию словацкого литературного языка в XIX в. Процесс национального возрождения он трактовал с буржуазно-идеалистических позиций, сводя его к литературно-культурным аспектам.
Разработку проблемы словацкого возрождения Рапант продолжил в работах о мадьяризации Словакии и особенно в труде о словацком национальном движении в период революции 1848— 1849 гг. В 1937 г. появился первый том этой работы, касавшийся «словацкой весны» 1848 г. В нем проявились слабые стороны позитивистской методологии — фактографизм и бессилие перед огромным объемом собранного материала. За изложением фактов терялась авторская мысль. В оценке Рапантом венгерской революции и роли в ней словацких деятелей сказались его национализм и буржуазный субъективизм.
Бранислав Варсик (род. — 1904) занимался словацко-чешскими связями в средние века. В одной из монографий (1932) он исследовал влияние гуситского движения на Словакию, историю Трнав-ского университета, осветив роль словацкого элемента в его развитии. Существенный вклад внес Варсик в изучение проблемы возникновения городов в Словакии, их социально-экономической истории и национального состава их жителей. Он убедительно доказал, что развитие словацких городов началось задолго до про-ликновения сюда немецких колонистов. Средневековый словацкий город и немецкую колонизацию изучал также Александр Гушчава (1906—1969), специалист в области палеографии.
Как видим, в межвоенный период и в годы второй мировой войны представители марксистского направления положили начало применению материалистического метода к изучению национальной истории. Что касается буржуазной исторической науки, то она не смогла преодолеть симптомов методологического кризиса. В оценке важнейших моментов истории страны четко выявились расхождения между консервативным и либерально-демократическим направлениями буржуазной историографии.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |