Период с середины IX до конца XII в. значительно лучше освещен источниками, нежели два предшествующих столетия.
Археологический и нумизматический материал этого времени имеет большое значение, особенно для истории византийского города. Впрочем, данные раскопок, относящиеся к истории византийских городов второй половины IX—XII в., все же незначительны, хотя и более обильны, чем археологический материал, датируемый предыдущим периодом. К настоящему времени изучены средневековые слои лишь немногих городов, преимущественно Херсонеса (византийского Херсона), Коринфа, Афин, Пергама, Сард, Приены и некоторых других; в Константинополе также обследованы пока еще небольшие участки. При этом более или менее последовательно изучены лишь керамическое и стеклоделательное производства и строительное дело, тогда как остальные отрасли едва только затронуты. Далеко недостаточно еще описаны и систематизированы памятники византийского ремесла — ткани и ювелирные изделия, хранящиеся в различных собраниях, равно как и остатки византийских крепостей и церквей. В дальнейшем поступление нового археологического материала» не раз еще будет приводить к уточнениям и поправкам.
Число надписей второй половины IX—XII в. крайне невелико; это по большей части строительные надписи или надгробия, содержащие очень скудный исторический материал. Лишь изредка встречаются надписи, существенные для изучения административной истории, а также надписи, упоминающие о политических событиях1.
Сохранилось множество памятников византийского права второй половины IX—XII в., но значение этого типа источников ни в коей мере не соответствует их объему. Памятники византийской юриспруденции находятся в зависимости от формулировок римского права: во многих случаях бесспорно устаревшие положения продолжают рассматриваться как действующие, и это обстоятельство, естественно, становится препятствием для понимания реальных общественных отношений, существовавших в Византийской империи. Это относится в первую очередь к обширному своду правовых норм, изданному в конце IX в. под названием «Василики» (Βασιλιχα)2, который излагает основные положения Юстинианова права, взятые к тому же в старых переводах на греческий язык (конца VI — начала VII в.); поэтому в «Василиках» воспринято большое количество устаревших норм, и пользоваться этим сводом законов следует с крайней осторожностью. Вместе с тем «Василики» являются важным источником для изучения византийского правосознания3. В большей мере реальные общественные отношения отразились в некоторых других правовых сводах, гораздо более кратких: в «Прохироне», составленном при Василии I, и в «Эпанагоге», которая, скорее всего, являлась проектом законодательного сборника, выработанным при участии Фотия {см. ниже, стр. 176—177).
Значительно богаче, чем законодательство императоров иконоборческой эпохи, представлено законодательство X—XII вв. Новеллы императора Льва VI и его преемников затрагивают важнейшие вопросы социальных отношений. К сожалению, до сих пор отсутствует критическое издание византийских новелл, а опубликованные по худшим рукописям тексты содержат позднейшие искажения и интерполяции4.
Кроме общих постановлений византийских императоров, известны определения судей, т. е. документы, тесно связанные с судебной практикой того времени и в силу этого весьма близко отражающие реальные отношения. Помимо отдельных определений (например постановления известного судьи X в. магистра Косьмы, регламентирующие взаимоотношения зависимого крестьянина с епископией), сохранился сборник постановлений судьи XI в. Евстафия Романа, именуемый «Пира» (Πετρα, т. е. «Опыт») и затрагивающий самые различные стороны византийского права5.
Уникальным правовым памятником, не имеющим параллелей в византийской литературе, является «Книга эпарха» ('Επαρχιχον βιβλιον), составленная, скорее всего, в самом начале X в.6 Это сборник уставов константинопольских ремесленных и купеческих коллегий, позволяющий сравнительно детально познакомиться с организацией производства и торговли в византийской столице, с внутренней жизнью византийского города.
К источникам этого типа примыкают памятники канонического права (номоканоны), постановления патриархов7, решения соборов, которые освещают не только внутрицерковные вопросы, но и многие проблемы социально-экономической истории Византии. В частности, чрезвычайно существенные данные могут быть почерпнуты из толкований канониста XII в. Феодора Вальсамона на постановления вселенских соборов и на номоканон в XIV титулах8. Наконец, документами официального характера являются акты (протоколы) церковных соборов, особенно важные для истории церковно-политической борьбы второй половины IX в.
Особую группу источников составляют трактаты — произведения, хотя и не имеющие правового значения, однако предназначенные направлять деятельность различного рода чиновников. Сюда относится в первую очередь «Трактат об обложении» (X в.), подробно характеризующий организацию податной системы Византийской империи и отражающий в этой связи многие существенные вопросы аграрного строя9; данные «Трактата об обложении» в значительной мере пополняются материалами, содержащимися в трактатах для землемеров.
Для изучения византийской администрации в целом первостепенным памятником являются обрядники IX—X вв., описывающие в иерархическом порядке всю совокупность чинов и должностей; к сожалению, обрядники освещают не практическую деятельность византийского чиновничества, а чисто парадные вопросы: расположение во время царских приемов, формальности при производстве в чин и пр.10 Серия трактатов по военному искусству («стратегиконов» или «тактиконов»), преимущественно X в., содержит основной материал для изучения византийской армии того времени11. Вместе с тем в них затронуты некоторые вопросы податного обложения и аграрных отношений.
Деловые документы, которых практически не сохранилось для предыдущего периода, являются одним из наиболее важных источников при изучении аграрных отношений в Византии с конца IX в. Однако и для интересующего нас периода число их весьма невелико и среди них отсутствует наиболее важный вид деловых документов — поземельная опись типа западных полиптиков, содержащая подробное описание сравнительно большого земельного комплекса. Фрагмент государственного кадастра XI в., относящийся к району Фив12, к сожалению, сообщает лишь сумму налога (или сумму налоговых льгот) и не приводит сведений даже о размерах земель, не говоря уже о характеристике наделов и повинностей держательских хозяйств. Императорские пожалования, выписки из судебных протоколов, вкладные и купчие грамоты исчисляются в лучшем случае десятками и касаются преимущественно владений афонских монастырей в Южной Македонии13, тогда как большая часть территории империи остается совершенно в тени. Зато XI веком датируется несколько завещаний (из разных областей империи — от Южной Италии до Армении), среди которых наиболее значительный материал содержится в завещании Евстафия Воилы14, где мы найдем подробный рассказ о принадлежавших ему поместьях.
К деловым документам можно причислить также и монастырские ктиторские уставы — документы, регламентирующие жизнь монастыря15. В этих уставах («типиконах») иногда описываются принадлежащие монастырю земельные владения или дается характеристика взаимоотношений монастыря с держателями монастырских земель. Наиболее ценные данные по аграрной истории дают типиконы Бачковского монастыря, основанного в Болгарии в конце XI в., и монастыря богородицы Спасительницы мира близ Эноса (середина XII в.); устав константинопольского монастыря Пандократора особенно интересен детальным описанием монастырской больницы.
Важнейшие сведения, относящиеся как к сфере политической, так и в немалой степени к сфере социально-экономической истории, мы по-прежнему находим в нарративных источниках, в первую-очередь в исторических сочинениях, несмотря на то, что они в силу самой своей природы окрашены субъективизмом и нередко искажают описываемые события. Исторические сочинения, относящиеся ко второй половине IX—XII в., гораздо богаче содержанием, чем хроники: предшествующего времени. Вместо всемирно-исторических хроник (наподобие Феофана и Георгия Амартола) с их вниманием к событиям церковной истории теперь — после ряда сочинений промежуточного типа — ведущей формой исторического повествования становится описание короткого периода времени (одного или нескольких царствований), сделанное на основе личных впечатлений или рассказов современников и нередко насыщенное фактами самого разнородного характера, живыми характеристиками и серьезными рассуждениями о причинах событий.
Среди всемирно-исторических хроник, составленных в это время, наиболее значительным произведением является «Сокращенная история» ('Επιτομη ιστοριων) Иоанна Зонары16, законченная в первой половине XII в. и рассказывающая о событиях от сотворения мира до 1118 г. В отличие от более ранних авторов всемирно-исторических хроник, Зонара использовал широкий круг античных писателей (в том числе Диона Кассия, отдельные книги которого известны только в переработке Зонары); он пользовался также трудами византийских историков, отмечая противоречивость их версий. Поскольку, однако, подавляющее большинство использованных Зонарой византийских авторов дошло до нас в оригинале, значение его произведения для изучения истории IX—XI вв. сравнительно невелико: книга Зонары оказывается более ценным источником по истории Римской империи, чем Византийской. Только для рубежа XI—XII вв. Зонара сообщает оригинальные сведения.
Для византинистов важнее другая всемирно-историческая хроника — «Обозрение истории» (Ευνοφις ιστοριωη) Георгия Кедрина, доведенная до 1057 г.17 Это сочинение — простая, некритическая компиляция, первая часть которой восходит преимущественно к хронике Феофана (см. о ней выше, стр. 9), а вторая представляет собой почти буквальный пересказ «Обозрения истории» видного византийского чиновника конца XI в. Иоанна Скилицы. Последнее произведение, охватывавшее период 811—1057 гг., сохранилось в многочисленных рукописях, но, к сожалению, до сих пор еще не издано, поэтому «Обозрением» Кедрина историки пользуются в настоящее время вместо остающегося пока в рукописи «Обозрения» Скилицы. Наибольшее значение имеют те разделы книги Кедрина (Скилицы), которые освещают историю второй половины X — первой половины XI в., поскольку источники, использованные Скилицей для написания этой части, ныне утеряны.
Помимо «Обозрения» Скилицы известно еще несколько памятников (преимущественно X в.), которые хотя и не начинаются от сотворения мира, однако охватывают значительные отрезки времени и являются в своей основе компилятивными. Сюда относятся: хроника Симеона Логофета (она охватывает время от 842 до 948г.), дошедшая до наших дней в трех основных изводах и во множество списков, иногда ошибочно приписываемых различным авторам (Льву Грамматику, Феодосию Мелитинскому и др.); анонимное произведение, повествующее о событиях 813—886 гг., сохранившееся в единственной лейпцигской рукописи и условно названное «Книгой царей», автором которой обычно считают Генесия; сочинение с условным названием «Хроника Продолжателя Феофана», излагающее историю 813— 961 гг.; «История» Льва Диакона, посвященная сравнительно короткому промежутку времени (959—976 гг. с экскурсом в более поздние события), но столь же компилятивная и опирающаяся в значительной части на источник, общий с «Обозрением» Скилицы. Структура этих произведений весьма сложна: каждое из них делится на несколько частей, восходящих к различным источникам; одни из этих частей компилятивны, другие принадлежат современникам событий и носят сравнительно индивидуальный характер, но в целом изложение остается столь же обезличенным, как и во всемирно-исторических хрониках. Социальные и политические тенденции таких произведений нередко оказываются противоречивыми: в одной части мы встретим защиту интересов одной группировки господствующего класса, в другой части — апологию другой группировки. «Обозрение» Скилицы, например, в изложении событий третьей четверти X в. опирается на два не дошедших до нас произведения, одно из которых прославляло феодальный род Фок, а другое было ему враждебно — поэтому в «Обозрении» мы встречаем то хвалу в адрес императора Никифора Фоки, то самое суровое осуждение его политики18.
С XI столетия появляется новый тип исторического произведения: историк перестает быть безличным регистратором событий, он ведет рассказ от первого лица, повествует о своем участии в военных действиях или в политической борьбе, дает оценки современникам. Первым памятником этого типа является «Хронография» (Χρονογραφια) Михаила Пселла, посвященная событиям 976—1078 гг.19 Большая часть описанных им событий (начиная со второй четверти XI в.) разворачивалась перед глазами самого автора, во многих из них он принимал активное участие. Пселл не стремится представить в собственном смысле историю своего времени: некоторые важнейшие события он опускает, о других говорит бегло. Его задача — дать характеристику византийских императоров, их фаворитов и любовниц, дворцовых переворотов и интриг, которая внезапно перемежается философскими рассуждениями. Пселл — внимательный наблюдатель и беспощадный судья, под его пером возникают одна за другой сценки из жизни бездарных правителей, окруженных шутами и интриганами. Поклонник античной культуры, Пселл высмеивает суеверия и астрологию. Он не питает особого уважения и к императорской власти: хотя царствующего императора (Михаила VII Дуку) Пселл осыпает щедрыми похвалами, он склонен считать, что императорская власть губит человека, превращая самого властителя в мелочного и злобного деспота. Выходец из среды мелкого чиновничества, Пселл высоко поднялся по служебной лестнице, не брезгуя ни низкой лестью, ни участием в заговорах. О народных массах он отзывается с пренебрежением, но и мир вельмож не вызывает у него уважения, и поэтому все его повествование пронизано пессимизмом и бесперспективностью.
Иной характер носит «История» ('Ιστορια), написанная современником Пселла Михаилом Атталиатом и рассказывающая о событиях 1034—1079 гг.20 Атталиат больше связан традицией, чем Пселл: это сказывается и в том, что он отводит своей персоне куда меньше места, чем это сделал Пселл, и в том, что он решительно отстаивает церковно-богословскую концепцию о прямом вмешательстве бога в исторические события. Атталиат — откровенный сторонник феодальных кругов, выдвинувших на престол императора Никифора III Вотаниата, и книга его полна прославлений рыцарских доблестен Вотаниата и его щедрости (в то время как Пселл в безудержной щедрости константинопольского двора видел одну из существеннейших причин упадка империи).
Среди памятников византийской хронографии этого времени наиболее апологетическим по своему характеру является «Алексиада» ('Αλεξιας) Анны Комнины21, старшей дочери императора Алексея I Комнина. Хронологические рамки произведения — 1069—1118 гг. Анна (в первых книгах «Алексиады» она опиралась на сочинение своего мужа Никифора Вриенния, также дошедшее до нас) прославляет деятельность Алексея Комнина, сначала видного полководца, а с 1081 г. — императора. Образ Алексея подан крайне героизированным, все враги его, будь то крестоносцы или богомилы, описаны Анной с откровенной враждебностью. Как и Атталиат, Анна высоко ценит рыцарские доблести и, подобно этому поклоннику Вотаниата, прочно стоит на позициях ортодоксального богословия; самые незначительные факты она склонна объяснять непосредственным вмешательством божества. Однако хорошая осведомленность во внутренней и внешней политике Алексея, наблюдательность писательницы и живость ее характеристик сделали «Алексиаду» одним из наиболее крупных памятников византийской хронографии.
История XII столетия описана довольно подробно двумя современниками: Иоанном Киннамом и Никитой Хониатом. Рассказ о правлении императора Иоанна Комнина (1118—1143) сходен в обеих хрониках и имеет, по-видимому, общий источник, но в дальнейшем изложение становится независимым и опирается преимущественно на личные впечатления и рассказы очевидцев. «Сокращенное изложение» (Επτομη) Киннама22, сохранившееся лишь в одной рукописи, обрывается на середине фразы, доходя до 1176 г.; при этом возможно, что уцелевшая рукопись передает не первоначальный текст, а сокращенный вариант хроники. Хроника (Χρονιχη διηγησις) Никиты23 доведена до 1206 г. Суховатый рассказ Киннама — это прославление рыцарственного императора Мануила I Комнина, к непосредственному окружению которого принадлежал сам Киннам. В повествовании Никиты Хониата, гораздо более богатом деталями, отношение к Комнинам весьма скептическое. История последних десятилетий XII в., для которых сочинение Никиты является единственным источником, описана с позиций человека, пережившего трагедию падения Константинополя. С одной стороны, он ищет причины бессилия Византийской империи и видит их в своекорыстной политике василевсов и их окружения; с другой — он готов признать достоинство правителей сельджуков и вождей крестоносцев, которых нередко противопоставляет «испорченным» византийцам. Никита неоднократно апеллирует к памятникам древнегреческой мысли, хотя и остается человеком своего времени, верящим в чудеса и допускающим непосредственное вмешательство божества в развитие исторических событий (см. о нем ниже, стр. 387).
К византийской хронографии принадлежит также небольшое сочинение первой половины X в., начало и конец которого не сохранилось: оно было условно названо «Жизнеописанием патриарха Евфимия» или «Псамафийской хроникой». Внешней канвой его является рассказ о жизни игумена Псамафийского монастыря Евфимия, который сделался константинопольским патриархом (907—912 гг.); по существу же оно рисует картину сложной политической борьбы в Константинополе на рубеже IX—X вв.
Примерно в то же время было написано сочинение фессалоникийца Иоанна Камениаты (Εις την αλωσιν Θεσσαλονιχης), содержащее описание его родного города и рассказ о взятии Фессалоники арабскими войсками в 904 г.24 Камениата сам пережил все ужасы арабского штурма и некоторое время находился в плену; его бесхитростное и далекое от героизации действующих лиц повествование возникло как результат личного опыта и впечатлений и потому особенно ценно для исследователя.
К хронографии примыкает другая группа памятников, содержащих обильный материал, но расположенный не в хронологической последовательности; это поучения и наставления, авторы которых неоднократно ссылаются на исторические примеры. Сюда относятся в первую очередь несколько сочинений императора Константина VII Багрянородного: «Об управлении империей» «О фемах», «О церемониях константинопольского двора»25. Константин располагал обширным архивом, которым пользовались, по-видимому, и некоторые хронисты X в. Его сочинения содержат множество фактов, не известных по другим источникам: в частности, книга «Об управлении империей» сообщает уникальные сведения об отношении Византии с соседними народами в первой половине X в., в том числе с Русью. Однако во многих случаях (особенно это заметно в книге «О фемах») Константин довольствуется пересказом старых книг, и обрисованные им отношения уже не соответствуют действительности, к искажению которой ведет также присущая царственному автору тенденция преувеличивать мощь Византии и рассматривать как часть владений империи давно уже потерянные земли.
Разнообразные сведения по истории содержатся также и в поучениях Кекавмена (XI в.), условно названных «Советы и рассказы» (см. о нем ниже, стр. 381). Здесь наряду с наставлениями, как должен I вести себя придворный или правитель провинции (наставлениями, весьма ценными для характеристики быта византийской знати), мы находим рассказы о столкновениях с соседними народами и о восстаниях в провинциях; эти события нередко или вовсе не освещены в современных хрониках, или освещены крайне бегло.
Третья группа нарративных источников — житийная литература (общую характеристику агиографии см. выше, стр. 12). Относительное значение житий как исторического источника для периода начиная с середины IX в. значительно меньше, чем для времени иконоборчества. При этом наиболее содержательные жития относятся преимущественно к IX—X столетию, тогда как более поздние агиографические памятники становятся, за редким исключением, схематичными. Некоторые жития богаты материалом по истории политической и особенно церковной борьбы; таково, в частности, «Житие патриарха Игнатия», принадлежащее перу Никиты Пафлагона и являющееся одним из важнейших (несмотря на откровенно выраженную тенденциозность) источников для истории церковных смут второй половины IX в. В большинстве же случаев жития лишь мимоходом упоминают о политических событиях (например, в «Житии Василия Нового» упоминается поход русского князя Игоря на Византию), но зато сохраняют многочисленные бытовые картинки, существенные особенно для изучения византийской провинции.
Наконец, к числу нарративных источников мы можем отнести беллетристические произведения в стихах и прозе, сюжетом которых иногда являются реальные исторические факты, а по большей части — вымышленные и обобщенные события. Однако разбросанные в этих памятниках намеки могут представлять известную ценность для воссоздания если не самого хода событий, то во всяком случае отношения к этим событиям тех или иных общественных группировок. Кроме того, стихотворения византийских поэтов X—XII вв. (Иоанна Геометра, Феодора Продрома, Иоанна Цеца и др.) содержат разнообразные, далеко еще недостаточно использованные данные для изучения быта и мировоззрения византийского общества.
Особую группу источников составляют памятники византийского ораторского искусства — речи и письма, ценность которых заключается в том, что они создавались, непосредственно по горячим следам описанных в них событий и поэтому стоят ближе к реальной действительности, чем нарративные памятники, возникавшие много времени спустя по воспоминаниям, заметкам или рассказам. Так, в речах известного уже нам византийского историка Никиты Хониата мы встречаем иногда иное и, надо сказать, более точное описание событий, чем в его хронике, написанной много позднее этих речей. Однако парадное многословие, свойственное византийскому красноречию, нередко обволакивает реальное историческое зерно, составляющее предмет письма или речи, такой туманной пеленой, что до него почти невозможно добраться. К тому же многие речи испорчены угодливостью по отношению к императорам, заставляющей не только нагромождать неслыханные эпитеты, но и превращать незначительное столкновение с противником в героическую победу.
Изданные до сих пор наиболее важные письма и речи относятся по преимуществу к следующим периодам. От второй половины IX в. дошла обширная переписка Фотия. Началом (преимущественно первой четвертью) X в. датируется большое количество риторических произведений: сюда относятся туманные и трудные для понимания речи и письма Арефы Кесарийского, дипломатические донесения Льва Хиросфакта и прежде всего переписка патриарха Николая Мистика, содержащая материал для внутренней и внешнеполитической истории империи26.
Обильны памятники эпистолографии середины и второй половины XI в.: в письмах и речах Иоанна Мавропода мы найдем характеристику политической и идейной борьбы; многочисленные письма Пселла служат важным источником для истории общественных отношений и администрации; письма Феофилакта Эфеста, архиепископа болгарского27, сообщают разнообразные сведения по внутренней истории болгарских фем (в первую очередь по истории податного обложения). Особенно большое количество риторических произведений сохранилось от конца XII столетия: к этому времени наряду с бесчисленными трафаретными и трескучими панегириками относятся сочинения Михаила Хониата (старшего брата историка), изобилующие материалами по внутренней истории28, а также речи, памфлеты и письма Евстафия Солунского, в том числе его памфлет, обличающий монашество, и повесть о захвате Фессалоники норманнами29.
Богословская литература, весьма обильная и для этого времени, содержит лишь отрывочные сведения по внутренней истории империи, однако полемические произведения (против еретиков, против латинян) могут служить весьма существенным источником для изучения народных движений и внешнеполитической борьбы. Вместе с тем и в богословских сочинениях изредка встречаются разрозненные характеристики быта и общественных отношений.
Большое количество памятников византийской риторики и богословских сочинений X—XII вв. пока еще хранится в рукописях (в том числе в московских и ленинградских хранилищах); особенно знаменит Эскуриальский кодекс Y II 10, содержащий ряд неопубликованных писем и речей византийских писателей второй половины XII в. — как известных, так и вовсе неизвестных30.
Помимо собственно византийских памятников (письменных и археологических), существует широкий круг иноязычных документов, сообщающих то более подробные, то разрозненные сведения о Византийской империи. Это сочинения на латинском, славянских, старофранцузском, скандинавских и различных восточных языках (армянском, сирийском, арабском, еврейском и др.). Число подобного рода свидетельств значительно возрастает в сравнении с предыдущим периодом, что объясняется, с одной стороны, появлением новых литератур (например, славянских), а с другой — расширением международных связей.
Иноязычные источники могут быть разделены на несколько категорий. Сюда относятся прежде всего официальные византийские документы, сохранившиеся почему-либо только в иноязычном переводе. Таковы, например, русско-византийские договоры, известные лишь по тексту русской летописи, или послание императора Алексея I Комнина графу Роберту Фландрскому, уцелевшее в латинской версии. Далее, сюда следует причислить официальные документы иностранных дворов, например папские послания или донесения послов и легатов, вроде принадлежавшей, по-видимому, перу кардинала Гумберта «Записки» (Commemoratio brevis), сообщающей о церковной борьбе 1054 г.31 Источником первостепенной важности служат описания Византии, составленные побывавшими там иностранцами: послами, паломниками или пленниками; среди этих сочинений особое место занимает докладная записка (Relatio) кремонского епископа Лиутпранда, посла германского императора Оттона I32. К этой же категории источников могут быть отнесены описания крестовых походов, содержащие разнообразные сведения по внешнеполитической и внутренней истории империи: так, сложная внутренняя борьба в 80-е годы XII в. подробно описана в латинской хронике Ансберта, а взятие Константинополя послужило специальным предметом для западных хронистов Жоффруа Виллардуэна и Робера де Клари33.
Менее ценной является самая многочисленная группа иноязычных источников: в хрониках соседних народов (арабов, армян, грузин, итальянцев, венгров, русских) и даже в английских и французских хрониках мы встречаем спорадические сведения о Византии; там упоминаются мирные договоры, говорится о военных столкновениях с империей, а иногда встречаются экскурсы (нередко путаные) и в область ее внутренней истории. Наконец, в иноязычных памятниках (как в хрониках, так и в деловых документах) упоминаются пленные греки, поездки в Византию, а то и просто византийские товары или монеты. К сожалению, пока еще не составлена сводка известий иноязычных авторов о Византии.
Значительно более подробные, чем для предыдущего периода, источники второй половины IX—XII в. позволяют детальнее представить себе и внутреннюю, и внешнеполитическую историю Византии этого времени. Однако многие стороны византийской жизни по-прежнему не находят отражения в исторических памятниках или же освещаются противоречиво и тенденциозно.
|
|
© Historik.ru 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://historik.ru/ "Книги по истории" |